Коллекционер душ. Книга 3

— Георгий Вольфович! — кричу я, подходя к сараю и дергаю за ручку.

Дверь не поддается. Но создается впечатление, что я просто недостаточно сильно потянул. Как это обычно бывает — со временем такие постройки перекашивает, двери проседают, и чтобы попасть внутрь нужно просто приложить немного больше усилий.

Дергаю сильнее. Дверь со скрипом вылетает, разбрасывая гнилые щепки по снегу.

— Упс, — я снова натягиваю шапку на лоб, потому что начинаю замерзать.

Осматриваю замок. Кажется все-таки тут было закрыто. Но, если честно, замок так себе. Его пора было поменять еще лет десять назад. Или поставить амбарный. Чтобы такой как я сразу видел, что дверь закрыта. Ладно. Как найду учителя, признаюсь, что это я сломал. Если нужно будет — заплачу. Я уже не ребенок, чтобы скрывать такие проступки.

Я собираюсь зайти внутрь, когда вдруг слышу что-то. Женский стон? Или какое-то животное? Звук раздается еще раз.

Оглянувшись по сторонам, я захожу в сарай, крепко сжимая рукоять сломанной пилы.

На потолке висит лампочка, вся покрытая паутиной. Она раскачивается от ветра, задувающего сквозь большие щели. На пару секунд я останавливаюсь и прислушиваюсь снова. Тишина.

Правильно ли я делаю, что вот так без спроса врываюсь сюда? Что, если это место под запретом? Однако тут же вспоминаю страшную историю, которую рассказывал когда-то Глобус. В ней фигурировала девушка, попавшая в плен некоему коллекционеру душ, которого я принял за своего отца. Что, если и сейчас здесь страдает какая-то женщина?

Я осматриваюсь. Это самый обычный сарай, заставленный всяким хламом. Лопаты, грабли, доски, лейки и другая сельскохозяйственная утварь. Может мне реально показалось? Может где-то скрипнула дверь, а я принял это за мольбы живого существа?

Среди инструментов я нахожу пилу и уже хочу уйти, когда стон раздается вновь. Приглушенный. Далекий.

Нет. Это точно человек. Озираюсь. Может здесь есть погреб?

Бесшумно переставляю инструменты с лежащего на полу паласа в сторону. Уже опускаюсь на корточки, чтобы поднять его, когда кто-то вдруг хватает меня за плечо.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Это Георгий Вольфович.

— Ты что тут делаешь? — огонь в глазах учителя горит в сумерках нависшей на меня тени.

— Пила сломалась, — я поднимаю рукоятку в одной руке и целую пилу в другой. — Я звал вас, но не докричался. Решил сам сменить.

Пауза.

Коллекционер душ, в тулупе и топором в руке, пристально смотрит на меня. Ждет, когда я отведу взгляд и тем самым признаюсь, что солгал. Но я продолжаю беспрестанно глядеть на его раскрашенное морщинами лицо.

— Больше не ходи по территории без спроса, — Георгий Вольфович выхватывает пилу у меня из рук и бросает к остальным инструментам. — А теперь ступай в домик и растопи печь.

Я взвешиваю все «за» и «против» того, чтобы послушаться учителя.

Теперь у меня появляется еще больше причин потакать ему. Нужно узнать, что скрывается в этом сарае и почему все коллекционеры неизменно связаны с какими-то мутными историями. Может быть найти девушку из рассказа Глобуса или попробовать узнать, что происходит здесь?

Приняв решение, я поднимаюсь с корточек и выхожу из сарая. Вижу, как репетитор за моей спиной усердно вталкивает дверь обратно и связывает цепью ручку и загнутый гвоздь, вбитый в стену рядом. Теперь туда так просто не попасть…

Пока я собирал дрова, поднимался в домик, искал газеты для розжига, пытался поджечь вымокшие спички — все это время я пытался догадаться, что сторож прячет в своем сарае. А главное — зачем? Сомнений в том, что там кто-то есть, теперь у меня не осталось. Однако если я хочу все узнать, мне нужно вести себя как ни в чем ни бывало. Сделать вид, что я действительно ничего не видел. Иначе коллекционер заподозрит неладное и на следующий урок я уже не попаду.

— Георгий Вольфович, — я бросил зажжённую пожелтевшую газету в печь и закрыл чугунную дверцу. — У меня уроки начинаются через час…

— Знаю, — перебил меня учитель. — Возьми из серванта большой альбом. Да, вот этот. Подай его мне.

Старик с растрепанными седыми волосами и неаккуратной бородой сидел на табуретке. Я протянул ему альбом, который предназначался отнюдь не для фотографий. Он был увесистый. Как будто набитый железом.

— Это моя коллекция, — проговорил учитель, откидывая титульный лист.

В маленьких пакетиках, прилепленных к альбомным листам, лежали монеты с профилями одаренных. Над каждым надпись. Но очень мелким подчерком. Я не мог разобрать что там написано.

— Без подобных монет ты никогда не станешь настоящим коллекционером, — начал репетитор. — В каждом таком серебрянике заключена душа умершего одаренного.

Он достал одну из монет, положил ее на ноготь большого пальца и подкинул. Серебряный диск закрутился в воздухе и упал на советский ковер, постеленный посреди комнаты. На том самом месте тут же возник фантом.

Это был неандерталец. С дубиной в руке, шкурой на бедрах, а форма черепа больше напоминала голову обезьяны.

— Ты можешь разговаривать с ними. Можешь просить сражаться на твоей стороне. Но самое главное заключается в том, что каждый из них может передать тебе свой дар. Прикоснись к нему, Костя. Прямо сейчас.

— Что? — я бросил взгляд на человека из каменного века. Тот неподвижно стоял и смотрел на меня.

— Не бойся. Просто дотронься до его руки.

Но дело было вовсе не в страхе. Способность отца, вселяться в тела других живых существ мне нравилась куда больше, чем сила неизвестного мне одаренного. И я не горел желанием променять неплохую способность на неизвестно что.

— Послушайте, — я сел на вторую табуретку у стола. — Ко мне приходила душа моего отца. Он передал мне свой дар. И если сейчас я прикоснусь…к этому духу, то, вероятно, потеряю ту способность.

Георгий Вольфович хмыкнул и подошел к кастрюле, стоящей на печи, в которой подогревался суп. Помешал похлебку поварешкой, распространяя запах борща на всю комнату и вернулся на место.

— Я вижу, ты уже кое-что знаешь о наших способностях. И, похоже, я начал совсем не с того, с чего следовало, — он сделал необычное движение рукой и душа исчезла — монета, лежащая на паласе, блеснула. — Возьми ее. Это твоя награда за сегодняшний труд.

Я подобрал серебряник с пола. Осмотрел. Лицо неандертальца четко отпечаталось на решке.

— Какая у этой души способность? — спросил я.

— Разжигать огонь, — репетитор закрыл альбом. — Я полагаю именно так люди когда-то впервые добыли его.

— Хм…

— А теперь давай начнем урок с того, с чего следовало. Расскажи мне, что ты знаешь о своей родовой магии?

Я снова сел на табуретку.

На ходу я еще пытался решить, стоит ли рассказывать репетитору абсолютно все тайны. И не окажется ли моя сделка с Элаизой той информацией, после которой мое обучение закончится. Хотя, с другой стороны, быть честным всегда лучше. Что я скажу, если он, рано или поздно, заметит печать на моей ладони?