Коллекционер

– Вы, должно быть, пьянеете каждый раз, когда выходите на террасу. Какой вид! – поспешно воскликнула Лайла, когда он нахмурился. – Хмельное вино.

– Да, именно. Вы умны. Кажется, пишете книги, да?

– Да.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласил он, показывая на стол, где уже стояло вино, бокалы, красивые подносы с фруктами, сыром, хлебом – нескольких видов, оливками.

– Вы должны попробовать наш местный сыр. Нечто особенное. А вот и моя жена. Джина, это наши друзья из Америки.

Стройная женщина с выцветшими на солнце прядями, глубокими темными глазами, быстро вышла из тени.

– Пожалуйста, простите, что не встретила вас.

Она что-то протараторила мужу по-итальянски, отчего тот слегка усмехнулся.

– Я объясняла Джованни, что звонила моя сестра. Небольшая семейная драма, так что меня задержали.

Ее муж представил гостей и налил всем вина.

– Полет прошел благополучно? – спросила Джина.

– Да, и дорога до Флоренции была великолепной.

– Вам нравится Флоренция? Такая еда, магазины, искусство.

– Да, все.

Они поболтали немного. Разговор был живым и непосредственным. Наблюдая за Бастоне и его женой, Лайла видела в них людей, проживших вместе целую жизнь и все же не потерявших способность наслаждаться и ценить эту жизнь.

– Вы встретили возлюбленную моего мужа, – сказала Джина Лайле.

Бастоне хмыкнул и воздел глаза к небу.

– А, молодая американка! Между нами была такая страсть, такой накал! Ее отец не одобрял наших встреч. Но от этого страсть только раскалялась. Я писал оды и сонеты, сочинял для нее песни. Такая боль и радость первой любви. Потом она исчезла.

Джованни щелкнул пальцами.

– Как мечта.

Он взял руку жены. Поцеловал.

– Но тут появилась прекрасная тосканская женщина. Которая отказывала мне, выгоняла, а я проклинал ее, молил, ухаживал, пока она не сжалилась надо мной. С ней я прожил на самом деле оды, сонеты и песни.

– Сколько лет вы женаты? – спросила Лайла.

– Двадцать шесть.

– И все равно песня.

– Да, каждый день. Иногда музыка немного фальшивит, но это всегда песня, которую стоит спеть.

«Самое лучшее описание прекрасного брака, которое я когда-либо слышала», – решила Лайла.

– Помните, нужно петь, – велела она Джули и Люку. – Синьор Бастоне, они вчера были помолвлены.

Джина захлопала в ладоши и с чисто женским любопытством стала изучать кольцо Джули.

Бастоне поднял бокал.

– Пусть ваша музыка будет сладостной. Салют!

Аш постепенно подвел беседу к нужной теме.

– Наверное, вам было бы интересно встретиться с Мирандой. И Лайла, и я нашли историю о вашем дедушке и партии в покер с Джонасом Мартином весьма занимательной.

– Они так и остались друзьями, хотя редко видели друг друга с тех пор, как мой дед вернулся домой и стал заниматься бизнесом. По словам деда, Джонас любил играть, но почти всегда проигрывал. Его называли…

– Неудачником Джонни? – подсказал Аш.

– Да-да.

– И проигрывал фамильные ценности? Это вошло у него в привычку?

– Бывало, как вы понимаете. Он был э… избалован. Молод и немного буен, так сказал дед. И добавил, что отец Мартина очень разозлился, когда узнал об этой ставке, но игра есть игра. Вы собираетесь писать о том времени?

– Я очень заинтересована, – кивнула Лайла. – Миранда не знала, что именно поставил Джонас, какое фамильное достояние было навеки потеряно. Не могли бы вы сказать мне, что это такое?

– Я могу сделать больше. Могу показать. Хотите посмотреть?

Сердце Лайлы заколотилось в горле. Она едва нашла в себе сил кивнуть.

– Очень.

– Пожалуйста, пойдем.

Он поднялся.

– Захватите вино. Мой дед любил путешествия и искусство. Он путешествовал по делам: то, что мы сейчас называем созданием сети.

Он повел их назад – по золотистым изразцам, под арками.

– Он искал предметы искусства, что-нибудь очень ценное, куда бы ни отправился. Это увлечение перешло к моему отцу, а от него – ко мне.

– У вас превосходная коллекция, – заметила Джули. – Вот это!

Она остановилась у портрета женщины, мечтательной и романтичной.

– Это ранний Умберто Боччони?

– Совершенно верно.

– И это.

Джули перешла к картине, написанной в глубоких, роскошных тонах. Лайла различила смутные силуэты людей.

– Одна из его поздних работ, когда он влился в течение итальянских футуристов. Обе великолепны. Мне нравится, что вы повесили их рядом, видна эволюция творчества, движение.

– Вижу, вы разбираетесь в искусстве.

Он взял ее за руку:

– У вас своя галерея.

– Я управляющий.

– Хороший управляющий все равно что владелец. Я надеюсь, вы хороший менеджер.

Когда они прошли через следующую арку, Джули остановилась как вкопанная.

Это, по мнению Лайлы, не могло быть гостиной. Слишком приниженный и ординарный термин. Салон – может быть. Но, скорее, галерея.

Здесь были стулья и диваны с пастельной обивкой. Столы. Шкафы, комоды от простых до вычурных, поблескивавших от времени. Маленький камин, обрамленный малахитом, был полон ярко-оранжевых лилий.

И повсюду царило искусство.

Картины, от выцветших икон до старых и современных мастеров. Скульптуры из гладкого мрамора, полированного дерева, необработанного камня стояли на пьедесталах и специальных столах.

Настоящие шедевры.

– О!

Джули прижала руку к груди.

– Мое сердце!

Бастоне хмыкнул и потянул ее за собой.

– Это еще одна песня, которую нужно спеть. Согласны, Аштон? И неважно, песня ли это горя или радости, любви или отчаяния, войны или безмятежности – она должна быть спета.

– Искусство требует этого. А тут у вас настоящая опера.

– Три поколения. Любители искусства, и ни одного художника среди нас. Так что нам суждено быть покровителями. Не созидателями.

– Есть искусство без покровителей. Но художник редко процветает без их великодушия и оценки.