Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1970-е

— Задницу почеши, приятель.

— …с крыльца в лужу полетел и уж тут до мерзостей дошел: в рифму заматерился.

— Всюду мерзость, — сказал судья. — Не угодно ли: на дохлую лягушку наступил на площади.

— Наказать мусорщика!

— Мусорщика, профессор! Вы полагаете, это послужит славе Гаммельна? Право, не знаю, чем мы тут занимаемся.

— Я давно не был в Гаммельне, джентльмены, боюсь, что несколько забыл дорогую родину, служа ей на чужбине. Признаюсь, удивлен, опечален. Я — демократ и христианин, но в отеле насекомые! Горничные так неопрятны, что… приходится мыть руки. Прошу простить мою непрошеную откровенность.

— Экселенц! Профессор! Высокочтимый председатель! Все сказанное справедливо, неоспоримо! Город пора очистить. Здесь сегодня собрались самые светлые умы Гаммельна: изобретательнейший староста цеха оружейников, доктор, — ах нет, он что-то запаздывает, но вот его коллега фармацевт: вас, экселенц, просим консультировать по вопросам иностранной помощи, уповаю на ваше содействие, профессор. Наш уважаемый казначей, финансовый советник ван Пельц не позволит нам увлечься чрезмерно. Слева от меня — страж законов, справа — магистр, коего представлять нет нужды. Всех прошу помочь советом и участием. Сам же скажу: нужна вода, вода в каждый дом, и для начала построим водокачку…

Медленно отворилась дверь, вошел доктор — усталый и озабоченный…

— Уважаемый бургомистр подобен Геркулесу, для очистки авгиевых конюшен Пеней и Алфей запрудившему. Или водопровод смоет с наших улиц дохлых лягушек?

— Осушит грязные лужи, уничтожит кучи отбросов?

— Клоака очистит клоаку?

— Чума излечит холеру?

— Вы же слышали, коллеги: это лишь начало… Я с нетерпением жду водяного органа, фонтанов и статуй!..

О, невинные Гейнцевы каламбуры. О, расплата.

— Дорогостоящее начало, — в первый раз нарушает молчание мингер ван Пельц. Голландец родом, он несколько лет назад любезно принял на себя наши запутанные финансовые дела. — Но…

— И то сказать — гроша не останется, возьмемся за руки и пойдем плясать вокруг водокачки под музыку! Как мыши кота хоронили…

— Крысы! — Доктор вскочил. — Ночной сторож на складе Вальдмюллера! Крысы ему обгрызли ноги, я только что оттуда!

— Пока он спал, разумеется! Кара сопутствует преступлению. Вот она, распущенность!

— Крысы у булочницы кошку загрызли.

— Секретарю суда в суповой тарелке крысу подали!

— То-то сноха вчера всю кулебяку из булочной скормила коту. Не иначе, с крысиным дерьмом начинка.

— Мельнику всю муку изгадили!

— Крысы бросаются на детей, — взволнованно добавил доктор. — Прыгают в колыбели…

— Так не начать ли нам с крыс?

— С головы или хвоста? — прошептал я, покоряясь.

Магистр не слушал. Он вел сам с собой тихую ритмическую беседу, и я различил обрывок стиха:

…который властною рукой Нам будет обновленья знаком…

— Не будем отвлекаться из-за частностей, господа, — сказал судья, который тоже прислушивался к монологу магистра. Упрекая себя за недавнее подозрение, я взглянул на него с горячей благодарностью. — Предлагаю систематический план…

Увы, не было удачи его разумной попытке! Под столом зашуршало. Тедеско побледнел, профессор нервно подобрал полы мантии: не таково было хладнокровное мужество моего благородного друга. Он остался спокоен, когда на груду бумаг перед нами вскочила мышь, — мне почудилось, на его рукава! — замерла на мгновение, вся любопытство и доброжелательство… Магистр махнул рукой, мышь исчезла.

А в огромном зале родился ропот.

— Довольно сомнений! Довольно колебаний! Действовать! Извести крыс! Найти средство!

— Такое средство есть, оно получено в моей лаборатории… Как угнездилась наука в этой скромной голове, спрашиваете вы себя? Своеволие ее крылий, милостивые государи мои! Рыцарь реторт и колбочек! Да, были времена, когда алхимика окружал страх и почтение; и, может быть, недолго осталось ждать, что повальный мор, что неслыханное бедствие наконец-то принудят растерянное человечество облечь ученого властью!

Аптекарь говорит негромко, но как пронзителен этот голос, сотрясающий его длинное, тонкое, как хлыст, тело.

— Это что ж, крысиная отрава? По чердакам да подвалам с угощеньем лазать? Смотрите, почтеннейший, подохнет зверь в углах — провоняет, зараза пуще пойдет. О старой доброй крысоловке пожалеешь.

— Вздор!

— А мы ее усовершенствуем. Вот я тут чертежик набросал, не посмотрите? Через вытяжную трубу на барабан их, да лопасти посадить почаще, чтоб на клочки. А подведем к реке выход — так и вывозить не надо, тратиться; прямо в воду!

— Весьма, весьма остроумно. Но… пресса может квалифицировать как вивисекцию. Я — демократ, но я христианин; и что скажет Англия?

Мы смущенно переглядываемся.

— Э, кати в зад твоя Англия!

— Ваше сооружение внушительно, как тяжелая артиллерия. Не слишком ли — для этой… войны мышей и лягушек?

— Что ж что война? Войны движут прогресс, любой школьник знает — вон профессор вам подтвердит. Оно, может, и нехорошо, да не нами заведено. Я — механик, человек практический, а ежели ваше превосходительство в рассуждениях на повороте заносит, так ваша Англия по сей день в шкурах ходила бы, креста не зная, кабы ее с кораблей не завоевали. А как сама разлакомилась — пароход построила, не на этакой же шлюпке плавать, что вон там нарисована.

— Ошибаетесь, сэр. Английское судоходство развивалось исключительно в торговых целях.

— Э, такая торговля от пиратства недалеко ушла. Сколько народу на дно-то пустили?

— Наш мастер забыл, что атташе фон Тедеско все-таки не англичанин, а мы не противники прогресса, даже если он, увы, пьет из черепов…

— Это вы про меня? Я из кружки пью!

— О нет, нет, это древнее божество, древнее изречение, — поспешил я.

— Древнее — так и говорите. А только божество за вас крыс ловить не станет. Не хотите крысоловку — по-другому сделаем, еще и проще. Вот транспортер есть, давно без дела стоит, лента широкая; а сюда — четыре столба, метр, не больше, угол… гм… косинус… так, довольно. Транспортер подает, плита падает и прихлопывает. Конец.

— Да уж с такой высоты — сразу мокрое место.

— А в какую сумму обойдется эта конструкция? — осторожно спрашивает мингер ван Пельц.

— Прикинем. Земляные работы — пустяк, рабочие много не спросят, подъемное устройство — после башенок-то на ратуше — цело, приспособим, а плита… плиту для такого случая в мавзолее того философа позаимствовать можно, все равно родственников никого не осталось. Еще динамо. Ну, и патент… От силы три сотни за все и про все.

— Сомневаюсь. Электричество дорого.