"Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17

– Который в случае военного конфликта будет тут же призван в армию, а в случае временной оккупации эвакуируется в тыл или же окажется…

– В лагере военнопленных, – благодушно подсказал Гротов. – В лучшем случае…

– То есть под контролем оккупационных властей, – все же завершил свою мысль политрук, исподлобья взглянув при этом на воентехника.

– И еще, – тут же вмешался Гродов, – подготовку разведчики обязаны проходить, оставаясь на своих штатных должностях, поэтому расчеты дальнобойных орудий старайтесь не потрошить. Задача ясна?

– Есть подобрать людей и сформировать разведгруппу, – на удивление бодро отчеканил комиссар батареи.

И впервые за все время знакомства Гродов заметил на его лице некие отблески душевного просветления. Слишком уж мрачным и каким-то задерганным представал перед ним этот человек, который характером своим мало напоминал известных Дмитрию по фильмам и книгам пламенных комиссаров-революционеров. Хотя дело свое пропагандистско-воспитательное политрук, несомненно, знал.

«Так, может, в этом бойце действительно умирает настоящий фронтовой разведчик? – задался вопросом капитан. – И только с сегодняшнего дня он по-настоящему почувствовал себя человеком при деле? При настоящем, солдатском деле. Заодно и в сугубо командирские дела вмешиваться не будет».

Правда, до сих пор Лукаш вел себя сдержанно, не проявляя особого рвения и не пытаясь революционно рвать на себе рубашку. Но капитан знал, что такое согласие царило далеко не во всех армейских подразделениях. Как знал и то, что многие командиры вообще – кто тайно, а кто более или менее явно, рискуя при этом не только званием-должностью, но и головой – бунтовали против института комиссаров как такового. Причем учебно-гарнизонная жизнь и особенно горькие неудачи времен Финской войны, уже успели преподнести не один пример несогласованности устремлений командира и комиссара, а то и открытого – с публичными выпадами, подковёрной демагогией и тайными доносами – конфликта между ними.

Стремление комиссара, по существу обладающего той же властью в подразделении, что и командир, любой ценой утвердиться в роли первого лица в части, а в отдельных случаях и губительная несовместимость между двумя первыми лицами, все настойчивее подсказывали опытным командирам, что в войсках давно пора вернуться к единоначалию [203] . Впрочем, стоит ли суетиться? Жизнь покажет, как оно сложится дальше, а пока что Гродов был доволен тем, что политрук возьмет на себя хлопоты по обустройству корректировочных постов и обучению разведчиков.

203

Именно эти настроения, а также горький опыт двоевластия в армейских подразделениях привели к тому, что 9 октября 1942 года приказом Верховного Главнокомандующего институт военных комиссаров в Красной Армии и на Флоте был упразднен. Причем военнослужащим, имевшим звание политруков и комиссаров высших рангов, общевойсковые звания, как правило, присваивались с понижением на одну ступень. С трудоустройством этих офицеров особых проблем не возникало; многие из них были назначены на должности заместителей командиров (от роты, батареи – и выше) подразделений по политчасти. Таким образом, вчерашние комиссары стали пребывать теперь в жестком штатно-уставном подчинении у командиров, а значит, с двоевластием было покончено.

25

Как только капитан отпустил командиров и вернулся в свою командную рубку, ожил прямой телефон, связывавший цитадель с только что сформированным штабом дивизиона.

– Здесь майор Кречет, – услышал он в трубке сухой, слегка скрежещущий голос знакомого штабиста. – То, чего вы так опасались, капитан, свершилось: я назначен командиром 45-го отдельного дивизиона, в состав которого входит ваша батарея.

Сухость начальственного голоса комдива явно подслащивалась нотками триумфа. Так мог говорить только человек, который добился осуществления своей самой заветной мечты.

– Вы хотели сказать, товарищ майор, что свершилось то, чего мы оба ожидали и чему теперь оба радуемся?

– Вот как, оба ожидали, а теперь еще и радуемся?

– Все-таки лучше, когда твоим непосредственным командиром становится знакомый тебе человек, – постарался не заметить его сарказма комбат.

Гродов понимал, что служить под началом этого своенравного комдива будет непросто, но единственное, что он мог противопоставить подобному напору судьбы, – свое демонстративное дружелюбие. Прямо-таки обезоруживающее дружелюбие. И оно сработало. По крайней мере, в этот раз.

Кречет хмыкнул в трубку, и лицо его наверняка расплылось в обескураживающей ухмылке.

– Ладно, – сказал он, – объяснение принимается. Будем служить. И в качестве первого приказа… С начала июня резко активизировалась германская и румынская авиаразведка. Чем это вызвано, не знаю.

– Хотя и несложно предположить.

– Ваши предположения, капитан, пока что никого не интересуют. Как, впрочем, и мои. Но уже очевидно, что иностранные самолеты самым наглым образом нарушают наши границы. Причем румыны – те шкодничают по мелочам, появляясь в основном над дунайскими островами. Другое дело – германцы, которые совсем озверели.

– Так, может, потому и звереют, что помнят: у нас есть жесткий приказ: «Огня не открывать! На провокации не поддаваться!»

– Не исключаю, – уклонился от прямого ответа комдив. – Но подтрибунально, слышишь, капитан, подтрибунально довожу до твоего сведения, что этот самый приказ «Не открывать и не поддаваться…» все еще остается в силе.

– Точно так же «подтрибунально» принимаю это к сведению.

– Даже если увидишь германские самолеты прямо над своей батареей, – а они вполне могут подойти к тебе со стороны моря, – делай вид, что ничего не происходит. Самое большее, что тебе позволено, так это доложить об этом происшествии лично мне или, в мое отсутствие, дежурному по штабу дивизиона.

– Пусть выдержка моего зенитного прикрытия убийственно поразит противника, – иронично поддержал Гродов комдива.

Кречет выдержал паузу, и Гродов уже решил было, что разговор окончен, однако трубка вдруг снова ожила:

– Забыл сказать: перед моим отбытием в дивизион тобой интересовался полковник Бекетов.

– Бекетов?! Он что, уже в Одессе?!

– Недавно назначен начальником контрразведки базы и на этом основании, по совместительству, заместителем начальника контрразведки округа.

– Неожиданное назначение. Но приятное.

– Давно знаком с ним?

– Не так уж и давно, зато основательно. Полковника интересовало что-то конкретное?

– Твоя служба, естественно. К тому времени Лукаш уже докладывал мне, что, мол, за наведение порядка ты взялся жестко и по-хозяйски круто, и уж, во всяком случае – со знанием дела. Приблизительно в тех же выражениях я и характеризовал тебя Бекетову.

От Лукаша такого благодушного красноречия капитан явно не ожидал, поэтому остался доволен комиссаром.

– О желании побывать на батарее полковник ничего не говорил?

– Тебе очень важно встретиться с ним? – нервно как-то отреагировал Кречет. И капитан подумал, что будет плохо, если и впредь командир дивизиона начнет болезненно воспринимать налаживание отношений между ним и Бекетовым.

– Надеюсь, что он способен помочь мне связаться с одним человеком. С девушкой, если уж быть точнее. Нашей общей знакомой, – поспешил конкретизировать Гродов, дабы избавить Кречета от догадок. – Случилось так, что в суете назначений и переездов мы умудрились потерять друг друга.