"Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
– Признаться, тянет на фронт. Встретить бы там старых друзей. Может, со временем я бы окончил офицерскую школу.
– В каком чине вас уволили?
– Я был фельдфебелем. Летал на «дорнье». Но однажды какой-то отчаянный англичанин обстрелял нас, и вот… — Эрих показал на свою ногу.
– А почему все же у вас разлад с Юттой? — спросил Коссовски. — Она придерживается совсем других взглядов, чем вы?
– Да нет. Примерная девушка Германии…
– А вы?
– Я-то… — Эрих сделал вид, что смутился, но потом овладел собой. — Я не верю в богов. Я могу уважать вождя,
– Вот вы какой! — улыбнулся Коссовски. — Но знаете, обожествление вождя — это государственная политика.
– Я солдат и мало что смыслю в политике. Отправили бы меня на фронт, и там бы я на деле, а не на словах показал, как я люблю Германию.
«Нет, этот парень, пожалуй, не может быть агентом или каким-нибудь антифашистом: он слишком простодушен», — подумал Коссовски.
– Вы часто встречаетесь с Зейцем и Пихтом?
– Зейц — мой сосед, вполне порядочный человек, он живет наверху, а Пихт… Я его видел мимоходом. Он какой-то… заносчивый. Таких не люблю.
– Почему же?
– Слишком хвастлив. Как же, бывший адъютант Удета… Таким в штабе кресты вешают направо и налево.
– Э-э, вот вы и ошиблись, господин Хайдте. Он был отличным боевым летчиком и крест получил за храбрость. Не помню точно: или он спас знаменитого Мельдерса, или Мельдерс спас его (Коссовски умышленно путал), но крест он заработал честно.
– Ну, да мне все равно, — махнул рукой Эрих.
– А что вы думаете о Вайдемане?
– Дубина. Волочится за Юттой и надеется, что она согласится стать его женой. Уж если она пойдет замуж, так за Зейца.
– А что у нее с Зейцем?
– Да пока ничего. Но, кажется, Ютта предпочитает черные мундиры СС голубым люфтваффе.
– Ну что ж, желаю вам всего доброго, — сказал Коссовски, поднимаясь. — Надеюсь, мы будем встречаться даже после того, как я получу снимки?
– Буду рад. — Тяжело наваливаясь на трость, Эрих проводил гостя до дверей…
После Эриха Коссовски навестил Зейца.
– У вас под носом работает подпольная станция, — прямо объявил он, — загадочный Март шлет в Москву телеграмму за телеграммой, в Лехфельде авария за аварией… Чья это работа? Вайдемана?
– Я не понимаю вашего тона, Коссовски. С каких пор гестапо стало подчиняться контрразведке люфтваффе?
– Говорю я об этом потому, что у нас с вами одна задача — обеспечить секретность работ на заводах Мессершмитта. Мне необходимы все данные о служащих фирмы.
– Я не могу их дать вам, Коссовски.
– Меня интересует весьма узкий круг лиц, так или иначе связанный с секретными материалами, — как бы не слыша, продолжал Коссовски настойчивым тоном. — Весьма узкий…
– Кто же, если не секрет?
– Зандлер, Вайдеман, Вендель, Гехорсман, секретарша Зандлера, Пихт.
– По-вашему, кто-то из них шпион?
– У меня нет еще доказательств. Но если вам дорога ваша голова, вы поможете их достать…
Вдруг в кабинет вошел шофер и молча протянул Коссовски радиограмму от Лахузена. Начальник отдела абвера требовал, чтобы Коссовски немедленно выехал в Берлин.
От
перегретого мотора тянуло теплом, О том, что может произойти в Берлине, Коссовски решил не думать. Мало ли какая идея осенит Лахузена? Он перебирал в уме впечатления от Лехфельда. Обескураживал Коссовски вчерашний разговор с Пихтом. Пауль вел себя в высшей степени высокомерно.– Может быть, тебе стоит вспомнить Испанию? — спросил Пихт прямо.
– Это уже давно забылось, — стараясь быть спокойным, проговорил Коссовски.
– Напрасно ты так думаешь, Зигфрид. — Пихт кольнул его взглядом.
– Сейчас меня интересует авария в Рехлине, — насупился Коссовски. — Ты знал, что должен лететь Вайдеман?
– Разумеется. Я же его сопровождал в первых испытательных полетах.
– Но почему перед полетом вы напились?
– Напился не я, а Вайдеман. Он боялся этих испытаний.
– Тогда пусть он поищет для себя более спокойное место. Вайдеман говорил об испытаниях в Рехлине? — спросил Коссовски.
– Я не интересовался. Кроме того, ты осведомлен, разумеется, о приказе, запрещающем должностным лицам разглашать время и место испытаний?
– Но Вайдеман мог поделиться об этом с другом…
– Коссовски, ты считаешь меня за дурака. Вайдеман всегда выполняет любой приказ с безусловной точностью, независимо от того, пьян он или нет.
– Ты допускаешь возможность, что в Рехлине самолет взорвался от мины, скажем, с часовым механизмом?
Пихт откровенно захохотал, глядя на Коссовски:
– Тебе ли не знать, Зигфрид, о том, что с тех пор, как появился первый аэроплан, в авиации потерпело аварию две тысячи триста семнадцать самолетов. Не сбитых в бою, а просто потерпевших аварию из-за туманов, гроз, плохих аэродромов, слабой выучки, а главное, от несовершенства конструкции. «Штурмфогель» — нечто новое в самолетостроении. И я не знаю, сколько еще аварий и катастроф произойдет с ним, пока он научится летать. И если такие бдительные контрразведчики, как капитан Коссовски, будут искать в них мину и подозревать пилотов в шпионаже, клянусь, он никогда не взлетит…
Машина со скрежетом остановилась. У шлагбаума стояли два жандарма с блестящими жестяными нагрудниками на шинелях. Шофер предъявил пропуск.
Жандарм осмотрел машину и, козырнув, разрешил ехать дальше.
Берлин, как обычно, был погружен во тьму. Машина помчалась мимо черных громад зданий.
– Остановитесь у абвера, — сказал Коссовски, когда «оппель» выехал на Вильгельмкайзерштрассе.
Коссовски думал, что Лахузена он не застанет, но тот, оказывается, ждал его.
Лицо полковника абвера выражало крайнее недоумение.
– Проходите и садитесь, капитан, — проговорил Лахузен, собирая со стола документы. — Вы устали, конечно, но придется еще поработать. Невероятное дело. Из ряда вон…
– Не понимаю вас, господин полковник.
– Ах да! В руки гестапо попал человек. У него выколотили признания. Он оказался связным «Роте капеллы» — красной подпольной организации. Он шел к Перро. И знаете, кто им оказался? Майор Эвальд фон Регенбах!