Коло Жизни. Книга Четвертая. К вечности
Шрифт:
Зачем же я сделал это? Да, просто так. Або вершил и допрежь... Чего же, право слово, изменять своим привычкам.
Впрочем, я, похоже, при проникновение в плоть (кстати, плоть мальчика) был слишком взбудоражен и несколько ему так навредил. И ребенок получил ожог слизистой носа, кожи в подносовой выемке, хорошо, что не пострадал мозг. Ибо немного погодя я понял, что здоровье мальчика желает лучшего... верно много лучшего.
Тем не менее, на тот момент, я не стал обдумывать свой стремительный выбор, а отключился.
Еще бы, так долго летал в мироколице без отдыха, пора и набраться сил.
Подключался, я большую часть первых лет взросления Яробора не часто. Вероятно,
Такое ощущение, что меня хоронились...
Смешно, в самом деле. Неужели они, мои братья, Родитель думали, что я не замечал сначала лебединую деву, прицепленную к мальчику, которую не резким однократным зовом вывел из строя, а потом Бабая?
Удивительное существо Бабай, было первым творением моего старшего брата Темряя, которое, они созидали вместе с Мором. Ибо биологической основой сих созданий служили растения. Посему внешне существа походили на деревянный чурбан.
Бабая... только не Бабая Умного, которого поселили в избе присматривать за мальчиком, а иного, любимца Темряя, Бабая Шустрого, я видел в зале пагоды. И был поражен не только чудным его обликом, но и вельми умным речами. Брат нарочно привел его тогда ко мне, понеже было с кем потолковать, когда Отец оказывался занятым. Просто я утомлял, и это в лучшем понимании сего слова, всех обок меня своей любознательностью. А Бабай Шустрый мог говорить бесконечно долго, в частности рассказывая о своей планете в Северном Венце, где проживало его поколь не многочисленное племя... Планете, большую часть которой населяли удивительные растения, первые растения каковые в свое время, опробовая собственные силы, творил Мор.
Совсем малого росточка Бабай имел три образа и три, резных лика, напоминающих черты лица Темряя с длинным, мясистым носом, толстыми губами и выступающими вперед миндалевидной формой глазами, с усами и бородой. У Бабая были даже деревянные волосы, переплетенные с соседними волосками прилегающего к ним образа.
Эти существа по необходимости могли стать недвижно-окаменевшими, сливающимися обликом с обстановкой, впрочем, чрез морг оказывались вновь поворотливыми, юркими и даже гибкими. Або прячущиеся в глади деревянного тельца три короткие руки, с кистью и перстами, и две плотные ножки, повторяющие божественные стопы, с пятью пальцами поросшими пучками черной шерсти, по необходимости разком появлялись. Шесть глаз Бабая, попеременно вспыхивающие белыми, серебристыми огнями, не имели радужки и зрачка и были наполнены одной переливающейся, меняющей расцветку склерой. Они не только держали под наблюдением все пространство вкруг себя, подмечая происходящее и мгновенно передавая информацию на хозяина, но и умели внушить человеку страх или полное свое отсутствие.
Бабая Умного я увидел сразу, как только с мальчика ночью сняли погибшую лебединую деву, которую уничтожил мой однократный зов. Хотя и в тот раз, и в последующие, я действовал достаточно мягко, неизменно обволакивая сам мозг, скрывая под собственным сиянием и выбрасывая прицельно на маковку зов, да требуя в нем встречи с Отцом.
Ведь, в конце концов, лишь ради этой встречи и смури, что всегда и в кругоземице Земли давила на меня я так скоро вселился. Мог наверно не торопится, упрекая себя, говорил я. И найти более крепкую плоть, да более достойных людей, оные не плетут про моего Творца всякую всячину.
Эту всячину я с трудом выслушивал, будучи в плоти Еси. Но теперь, когда слышал, что Перший был правителем Пекола, где обитают после смерти злобные души. Был тьмой и Богом холода, уничтожения, смерти, зла, любого безумия и воплощением всего
плохого, черного наполняющего людские тела и души. И вовсе, начинал негодовать. Ибо не мог и не хотел того слушать, жаждая возмутиться. Желая повлиять и на тех, кто приглядывал за мной, чтобы в итоге они забрали из сего безумия. Интересно и, как я не приметил этих верований внутри мозга родителей Яробора. Поелику при выборе плоти ориентировался только тем, что оба родителя мальчика искры, а его отец ближайший потомок Есиславы.Когда мальчику исполнилось года три с половиной к нему приставили Лег-хранителя, а Бабая Умного изъяли. А я и дотоль влияющий на мозг, немного на него надавил. Точней создал один из сосудов меж мной и им, да пустил туда самую толику клинописи. Правда, совсем чуть-чуть. Малешенько поторопив развитие мозга и возможность говорить осмысленно, четко. Приставленный к мальчику Лег-хранитель работал очень тихо, но я пытался показать существам, находящимся обок меня, что приметил его появление. Посему мягко выбрасывал свое сияние сквозь стенки черепа, и, воздействуя на плоть, заставлял ее теребить правое ушко. Не столько стараясь сорвать Лег-хранителя, сколько указать, что все вижу.
Глава восемнадцатая.
Мальчик рос в хоронящейся в глубинах лесов общине, величающейся лесики, хотя, определенно, эти люди вели свой род от къметинцев- дарицев. Их течение веры, старой веры, все еще помнило имена истинных создателей, обаче знания в процессе времени стали наглядно исковерканными. Впрочем Небо, был у них Творцом Солнечной системы, а Дажба- Дедом Создателем. И даже хранилось понимание того, что породил Небо и Першего Родитель. Впрочем, не было и намека на то, что эти Боги братья, братья-близнецы. Вспять тому они слыли противниками, а Перший выступал врагом всего светлого, самого света и добра.
Тем не менее, мне все же повезло, ибо таким рывком... рывком выбора, ноне столь необдуманного, я мог попасть и вовсе в "дурные руки". Вернее в иную "дурную" плоть, оная жила по верованиям, называемым ашерскими, и занималась тем, что искореняла все противное их главному божеству Ашере. К противному, в первый черед, и относились несогласные лесики, люди не принявшие искусственно созданного, уже самими власть имущими, ашерского божества, и традиций основой которой, не ошибусь коли скажу, стали извращенные верования обобщенно дарицев.
Потому ноне отец мальчика Твердолик Борзята и ближайшие его люди, сродники жили в лесах, далеко от градов и поселений, где навязываемая мечом и угнетением, в правление вступала ашерская религия. Межрелигиозные войны в части света величаемого Старый Мир, о том рассказывали мальчику старшие, до сих пор не прекращались и сами лесики понимали, что гибель их веры есть дело времени. Однако продолжали верить в то, что было близко им, что казалось им правильным.
Впрочем, что по большей частью раздражало меня...
И я, воздействуя на мозг подрастающего Яробора, заставлял не только его думать, но и говорить... оспаривать... Я уже властвовал самим мозгом и в целом плотью, так-таки не наращивая сосуды меж нами, в том не имелось нужды. Просто я днесь стал таким мощным, что без особого труда подчинил себе Яробора. Подчинил, правил, указывал и все это несмотря на напряжение, досель властвующее во мне и иноредь отключающее как-то вовсе невпопад.
Мальчик рос физически слабым, тем не менее, я компенсировал это развитием его мозга. И он отличался особой любознательностью, цепкостью ума и памятью. Я подсказывал ему вопросы, формировал его ответы и выводы, которые он направлял к взрослым, вызывая в них, неприкрытые сомнения, волнения, а порой и страх.