Колокол. Повести Красных и Чёрных Песков
Шрифт:
Был в этом убежден Николай Иванович, словно бы и не понимая, что вовсе не от нарисованного человека на кресте шло его чувство. Живущий посреди степи Кожаулы Динахмет молился без свечи, стоя на коврике, а думал так же. Где-то в темной лесной сказке, где и волк делается другом человека, сходились их чувства. Человек на кресте, как и строгий всеведущий бог, к которому обращался благородный кожа, лишь соответствовали природной их совести.
Некая притягательная сила находилась в голубых, всегда радостных глазах Николая Ивановича. Трудно стало бы ему в чем-нибудь отказать. И не от мысли, как у учителя
— Ты всем известный либерал, Николай Иванович! — говорил всякий раз Генерал.
Думалось, что либерал — что-то доброе, большое, выходящее из самой природы у русских людей. Вовсе не досадно это было. Он так и записал в свою тетрадь против слова либерал — «хороший, добрый человек».
Войдя, он сразу же нашел глазами стул у стены, где когда-то сидел. К удивлению его, там сидел теперь точно такой мальчик тринадцати лет в школьном кафтане с твердым коленкоровым воротником и даже в теплой шапке на голове. Будто и не угасала сияющая елка с подарками. Посредине залы ходили девочки в панталончиках, с оборками, тянулись и щелкали каблуками неплюевские кадеты с проборами среди приглаженных маслом волос. Младшая дочка Генерала одна играла теперь на фортепьянах, старшая жила в Петербурге. Так и не понимал он, почему позвал Василий Васильевич его на детский праздник. Самого хозяина еще не было. Он встал в стороне и взялся наблюдать.
Еще два воспитанника киргизской школы ходили среди детей. Сапожки их блестели, а волосы были даже длиннее, чем у кадетов. Они держались легко и свободно. Один — племянник султана Айчувакова открывал танец, взяв за руку девочку с лентой в волосах.
Мальчик все сидел, недвижно глядя на елку черными блестящими глазами. В них ясно отражались свечи, метались цветные огни. Было для него здесь удивительно и приятно. Совсем маленькая девочка с бантиками подошла, стала что-то говорить, и тот совсем по-кипчакски схватился руками за колени.
Он шагнул к мальчику, положил руку на плечо:
— Как зовут тебя и откуда ты?
Мальчик назвался.
— Он никак не хочет танцевать! — недовольно сказала девочка.
— А тебя как зовут? — улыбнулся он.
— Меня зовут Катя Толоконникова, — серьезно ответила девочка.
Он развел руками:
— Этот мальчик не умеет танцевать. Надо нам его научить.
— Почему же не умеет? — удивилась она.
— Потому что вырос он в степи, а там негде танцевать такие танцы. И фортепьянов нет.
— А что же там?
— Там есть хорошие лошади, и все умеют ездить на них. Этот мальчик — Таукель очень хорошо ездит верхом. И, наверно, хорошо стреляет. — Он повернулся к мальчику:- Ты умеешь стрелять?
— Умеешь стрелять, — быстро по-русски ответил мальчик. — Лук умеешь стрелять, ружье стрелять. Караторгай попадаем!..
Мальчик оживился и оттого еще больше путался в русских спряжениях.
— Вот видишь, Катя, — обратился он к девочке. — Я тоже ездить умею верхом на лошади, а танцевать так и не научился.
— А как вас зовут? — спросила девочка.
— Меня зовут… — он остановился на мгновение и чуть улыбнулся. — Иван Алексеевич.
Девочка подумала, потом протянула мальчику руку:
— Идемте, Таукель, я вас буду учить танцевать.
Мальчик с готовностью пошел за ней.
—
Тогда и я буду с вами учиться, — предложил он, отбирая попутно шапку у Таукеля.— Вы уже большой! — возразила девочка.
— Все равно я хочу научиться танцевать.
— Хорошо, идемте.
Посмотрев в зал, он приметил девочку с рыжими косичками — Оленьку, младшую дочку господина Дынькова. Она сидела и смотрела в пол. Как видно, из-за веснушек на лице не подходили к ней кадеты.
— Вот и будешь ты мне пара. Правда, Оленька?
Дочка господина Дынькова грустно посмотрела на него, кивнула головой. У него сжалось сердце от детского взгляда. Он знал, что ее отец совсем уже не встает с постели.
— Сегодня праздник, Оленька. Даст бог, все будет хорошо…
Они отделили себе часть зала за елкой и взялись там учиться танцевать.
— Не так, не так, Таукель, — командовала Катя Толоконникова. — Ногу извольте по третьему счету ставить. Раз-два-три. И вы, Иван Алексеевич, поспевайте за музыкой!..
Таукель старательно топтался, даже пот выступил у него на лбу. В глазах его было нескрываемое удовольствие. Мальчик громко повторял: «Раз-два-три» и с силой топал ногой.
Скоро к ним пришли еще маленькие и постарше, кто не умел танцевать. Взявшись в пары, как он их поставил, они принялись старательно делать все, что показывала девочка с бантами. Начался веселый шум, крик, взвизгивания. Со всех сторон звали его:
— Иван Алексеевич, а я уже хорошо умею. Смотрите!
— Иван Алексеевич, со мной, со мной встаньте!
— Иван Алексеевич, а Болтин Гриша снег с окна ест!
Все прыгали как могли и смеялись над своим неумением танцевать. Наверно, потому, что и сам он в том им признался. На одной ноге полагали они себя с ним и нисколько не теснили своих чувств. Таукель и вовсе оставил свой степной вид, прыгал и смеялся со всеми, восторженно крича:
— Иван Алексеевич!
И вдруг что-то волнующее коснулось сердца. Снизу теребили за ногу: «Иван Алексевич!» Знакомые ямочки узнал он на щеках.
— Ты тоже здесь, Машенька?
Он взял девочку на руки и среди сидевших у елки родителей, приведших маленьких детей, увидел Дарью Михайловну. Тогда совсем уже просто почувствовал он себя здесь.
Умеющие танцевать теперь тоже переходили на их сторону. Его заставляли становиться в середину и ходили вокруг, приговаривая песню. Потом разделились на две партии и играли в гусей. Тот, кто оказывался серым волком, ловил громко кричащих разбегающихся птиц. Тут уж ловчее всех оказался Таукель.
Громким шепотом его звали из внутренних дверей:
— Ваше благородие… Иван Алексеевич!
Солдат-инвалид, прислуживающий в доме, делал ему знаки. Он вышел и увидел в задней комнате Генерала. Тот стоял в ватной шубе, с мешком в руке.
— У тебя, голубчик, прирожденное умение с детьми!
Что-то даже ревнивое послышалось ему в похвале Генерала. Но нет, тот всегда так говорил. И сейчас вдруг сказал по-кипчакски:
— Жарайсын… Молодец ты!
Он помог Генералу вынести мешок с подарками, вызывал к елке детей. Уходил он уже вместе с Николаем Ивановичем и Екатериной Степановной, заехавшими на дрожках за Дарьей Михайловной с детьми. И он поместился на дрожках.