Колокола обречённых. Ч.1: Очищение молитвой
Шрифт:
Илья молча кивнул, понимая.
Однако, пассажиры, контролирующие фарт сегодня, то ли отвлеклись на что-то более значимое, то ли вообще находились в благодушном расположении, поленившись закрепить и без того тошную ситуацию с сегодняшними делами Срамнова, подкинув очередную, годную, порцию геморроев — до площади Гагарина они добрались без нехороших приключений. Фёдор, закатив глаза, трижды перекрестился, поминая всех Святых, кого ещё помнил. На Гагарина — полукруглой площади, знаменующей собою уже настоящую Тверь, а не полу-деревню полу-промзону, тянущуюся параллельно Волге, эйфории их прибытие не вызвало. Те же брошенные, разбитые машины, ветер гоняет мусор, пыль… Те же разбитые окна, в некоторых вывешены простыни, типа: «Спасите! В подъезде мертвецы!» или «Здесь живые! Помогите!». Да кому было дело до вас, нивные?! Те, кто не был сам в подобном положении, либо свинтили из города, при первом запахе неприятностей — это те, кто в сознании, у кого в голове ещё что-то теплилось; либо, хлобыстнув с братанами по стаканчику, быстро самоорганизовались и пошли шерстить захлёбывающийся своей кровью и дерьмом город, припоминая с прищуром все беды и лишения, которые претерпели
— Теперь направо давай, на мост. — подсказал Срамнов Илье, и парень, осадив тягач, повернул куда указал Фёдор. Обоим было невдомёк, что именно с этого перекрёстка, двумя месяцами ранее, и начался путь в Село Саньки Щемилы — Папы, нового Федькиного подельника, приведённого к ним Гришей Алпатовым — Царство ему Небесное. Справа высился четырёхметровый забор СИЗО, бывшего узилищем Папы, а сразу за ним и Восточный мост — широкий, самый новый из тверских мостов. Минуя забор изолятора, Фёдор заметил надпись на нём: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Божье». Именно так — не Божие, а Божье. «Ну чё, Капитан Очевидность: так оно и есть, вроде бы» — ухмыльнувшись, подумал про себя Фёдор.
Мост был пуст — в этом не было ничего загадочного и странного. Гремя баллонами по стыкам, фура вползла на его вершину, и Илья вскрикнул, показывая пальцем в свою, левую сторону:
— Дядь Фёдор — гляди! Ух ты!
Фёдор, отвлекаясь от своих мыслей, возвращавших его на треклятую продуктовую базу, резко обернулся, и округлив глаза, прошептал:
— Мать моя бабушка! Как же они добились такого эффекта, долбоёбы?!
Зрелище открывалось годное — жаль, нет фотоаппарата. Между Восточным мостом и Речным вокзалом в фарватере Волге торчала туша полузатопленного белого трёхпалубного теплохода — красавца, развёрнутого течением в их сторону самой интимной частью несчастного корабля — ржавым днищем. В обычной-то жизни такое не увидишь — так и манит туда…
— А он-то им чем не угодил, блядям?! — ужаснулся Срамнов. — Такого красавца приговорили… Тьфу ты! Давай, Илья, не задерживаемся тут: мы на этом мосту, как на ладони, а оно нам не надо совсем.
Илья, вращая головой от увиденного, поддал газу. Проскочили Маяковского — начались деревянные кварталы. Вот тут уже ухо востро надо держать — быстрее, выскочить из Твери, а там уж… Ага, вот и пацанский «паджерка», тут как тут, торчит в столбе, как поставили.
— Ну-ка, Илюх, осади-ка. — попросил Срамнов своего водителя. — И это, привстань.
Пробравшись к двери под Илюшиной задницей, Фёдор прихватил из спальника ефимовскую винтовку — в случае чего, хоть прикладом приложить можно — и выпрыгнул на асфальт. Осмотрелся по сторонам — вроде никого и ничего. Заглянул в обнявший столб внедорожник — ну как же, так и есть. Бедлага водитель, получивший свою пулю из Ваниного «калаша» по собственной дури, так и остался сидеть, зажатый рулём. И то надо спасибо сказать — теперь бродил бы, как все, ан нет — какой-никакой, а всё же гроб от «Митсубиши» себе заимел. Небось, не думал, во что всё выльтся-то, когда отслюнявливал свои кровные за машину. Федя упёрся ботинком в борт искорёженного внедорожника и поднапрягшись, со скрежетом распахнул закушенную при ударе об столб правую дверь. Распахнув, схватился за рожу — водила, подгнивая, попахивал. Пискнув, откуда-то из-под трупа ломанулась крыса — нехилая такая, судя по хвосту, замеченному Фёдором. Отжиралась тварь на покойничке! Ну хорошо, не время быть брезгливым и чувствительным — покойником, даже таким гнилым, уже не удивить никого. Фёдор, борясь с приступом тошноты, сунул голову в салон. Воды-то налилось с дождями — ого! Лючок-то прикрыть не удосужились, видимо — через него и выползали, бедолаги. А то, что мёртвый земеля от сырости в кашу быстрее превратиться — о том ни у кого из «пацанов» мысли не возникло. А вот и то, зачем шли — помповичок! Подхватив рушку, Фёдор передёрнул затвор, и помповичок услужливо выплюнул патрон. Фёдор поднял, вставил на место, и озираясь по сторонам, полез обратно в кабину. Забравшись на своё место, махнул рукой — поехали, мол, и повертев в руках ствол, задумчиво изрёк:
— И то хлеб, всё не впустую сходил. Так, смотри: вон там направо, и через тридцать километров мы дома.
Дальше дорога была знакомой и чистой — именно по ней и приехали в город сегодня с утра кушалинские мародёры. Она, считай одна — другой и нету. Проплыли мимо промышленные городские предместья, остался позади мигаловский аэродром — гружёный автопоезд, рыча и пуская в прохудившееся небо клубы выхлопа, с натугой вползал на эстакаду. Фёдор примолк, и уперев взгляд в окно, крепко задумался обо всём, произошедшем сегодня с ним. Почему всё так вышло, в чём причина этой бездумности, в общем-то, глупой, вполне житейской, по схождению худых обстоятельств, погубившей однако, срезавшей под корень команду сельских мужиков? Что случилось с вашим разумом, люди?! Казалось бы: уже и не первый раз выелезли в мёртвый город, пообвыклись, набрались опыта Гришины парни. И тут такое… По детской какой-то глупости, невнимательности — как-то просто всё очень вышло, право. Рраз — и нет больше ребят… Гриша, старик, ну куда же ты смотрел?! Почему не отдал команду плюнуть на всю эту проклятую жратву, валить оттуда, как только стало понятно, что за забором мертвячий паноптикум? Ведь было время, с запасом! Сейчас бы сидели на центре, покуривая, травя байки досужим обывателям о том, как Бог дал вывернуться из передряги. Взялись бы за голову, сделали бы выводы. Прочистили бы… ну это самое место ослу этому, Володе — кладовщику… Боже мой! — что же произошло?! Как могло такое случиться?! А
что он теперь скажет, глядя вниз, на Селе?! Отцу Паисию? Рускову? Он жив! А они — нет! Почему??? Ведь тем самым обескровлено Село — лучшие мужики, самые опытные, крепкие сгинули! Твою мать! Да кто бы сказал ему месяца три назад, что он будет вот так вот, вцепившись в чей-то ствол, сидеть в незнакомом грузовике, управляемым мальчуганом, шарахаясь от каждой тени на обочине, после того, как чёртовы фантастические покойники, пожирающие всё, что движется, гниёт и воняет, порвут на британский флаг его подельников? Рассмеялся бы в рыло! А теперь — вроде как так и должно быть: в башке — мысленная помойка, руки трясутся. Сигарета за сигаретой — а ведь собирался бросить эту пагубу! Всё, всё что было действительно нормальным, незыблемым в этом мире — уже и не воспринимается иначе, нежели смутный набор кадров. Да, именно так: кадров неплохого такого — годного — фильма. О людях, о жизни. Помотрел вроде как — понравилось, остались чувства, мысли, переживания. Такого, каким и должно быть хорошее кино, а совсем не тот поток дерьма на вымывание мозгов под пивасик с попкорном, каким пичкали непритязательного россиянина последнее десятилетия. Итог очевиден: мозг — в муку. И стоило только херакнуть в мире по-взрослому, существенно — любуйтесь, пожалуйста: толпы этих завсегдатаев «плексов» и «моллов» шарят вокруг похрюкивая, терзаемы жаждой порвать тебя, параноика хренова, который вместо того, чтобы просирать вместе с ними последний разум под этот грёбаный «пивасик» с попкорном, увлечённо дыбая во все очки очередной дебильный блокбастер, родом из Голливуда, или, скажем, клон-комедию оттуда же, где рядятся те же, всегда те же, дебилы (выбор ограничен — пять-шесть рыл, не попавших в бродячий цирк по какой-то смутной причине), и где обязательно и бесспорно будут «хорошие» гомосеки, негры — супервайзеры, кретины — реднеки, и толпа сисястых инкубаторных сосок — без этого никак, метался, словно чёрт, из Москвы в Богом забытую деревню и обратно, приводя в порядок дом и хозяйство, чтобы, когда таки херакнет, не было мучительно больно за собственную тупость и не стыдно перед семьёй. Ну, и возьми пирожок, умный и предусмотрительный, мля — раз так. Сильно помогло оно тебе, нет?! На самом деле — как посмотреть: ответ будет неоднозначным. Не факт, не факт… Чего уж теперь — что вышло, то и вышло. Да слава Богу, что цел, живой! Чудом ведь, чудом чисто!!!«Слава Богу за всё! Вот ведь в чём дело!» — утвердился окончательно в этой, самой главной на конец этого дня, мысли, Срамнов.
Илья, всматриваясь в пустое шоссе впереди, бросал на него взгляды время от времени, но не отвлекал. Он вырос чутким мальчиком — спасибо матери с бабушкой, неравнодушным к чужому горю и переживаниям. Видя мучительную борьбу Фёдора с самим собою, видев своими глазами причину этих переживаний своего нового товарища, он не лез ему в душу. Произошло простое событие — спасая незнакомого мужика, Илья спас себя. Хотя, конечно, и не думал об этом и не планировал. Опять же, сколько просидел бы он ещё в спальнике отцовского грузовика — голодный, в чужом мёртвом городе, где за смертью даже ходить не надо — она и так вокруг? Ну, ещё неделю, может — две… А дальше что?! А что в принципе?! Выход вырисовывался один — ломиться куда-то, а куда?! Илья, глядя на Фёдора, крутил в свою очередь в голове мысль — так кто же кого спас из них? Пока ответ выходил таким: взаимно. Какими будут дальнейшие отношения между ним и Фёдором? Возникнет ли симбиоз — подобный вот этому? Ведь, как и Фёдор, Илья остался один…
— Так, парень — теперь внимательно. — прервал его хриплый голос Феди. — Гляди: видишь — справа указатель?
— Ага.
— Значит, за ним — налево поворот. Нам туда.
— Сюда, что-ли?
— Ага, поворачивай… Ну вот, а теперь, как дорога идёт — до упора.
На этом разговор снова прервался. В кабине повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом пластика приборной панели, и звуком мотора. Чудом спасшие друг друга сегодня, спутники снова вернулись к своим тревожным мыслям.
— Дядь Федь… — прервал затянувшееся молчание Илья. — А где я жить-то буду?
— Ну ты… - очнулся, не сразу въехав в вопрос, Фёдор. — А чё тут рассуждать-то?! По нашим сегодняшним с тобой делам, с нами пока поживёшь. Так будет правильно. Чё тут думать… Я так считаю, парень — нас с тобой Бог свёл. Иначе, как чудом — и не назовёшь. Как считаешь?
— Так-то — да. — кивнул Илья, переключаясь на передачу вниз перед резким поворотом. — А с кем Вы живёте? Вы же сами сейчас сказали — «с нами»…
— А, ну мы с Иваном живём — другом моим. Он тебе понравится — обещаю. Мы с ним со школы вместе…
— А работа у вас в деревне есть? Надо ведь что-то делать! Я, например, вот свой грузовик могу водить…
— Ну, Илья — думаю, что как раз для твоего дроческопа работы на Селе найдётся вряд-ли. Не тот масштаб, понимаешь. — усмехнулся Срамнов. Илья, сжав губы, надулся — эпитет, подаренный его грузовику Фёдором, стеганул парня прямо по сердцу.
— Не надо так больше про него. — погладил рукой руль Илья, а на глаза невернулись слёзы. — Это батин грузовик. Наш. Он всю семью кормил нашу. Надёжный, верный… Никакой он не дроческоп! Возьми свои слова обратно, дядь Фёдор!
— Да ладно тебе! — поднял руки вверх Федя. — Беру, беру! Не, реально отличный грузовик, Илья — я по дурной привычке ляпнул. Слова — паразиты, понимаешь. Никак эту блядскую привычку свою, московскую, не изживу — речь корёжить. Ну, прости… — Погладил он рукой пластик панели.
— Так-то лучше! — улыбнулся Илья, и Фёдор заметил блестящую дорожку от слезы на его щеке. От этого что-то внутри его души как-то необычно защемило, он почувствовал новую, но долгожданную такую, близость с этим, ещё недавно незнакомым ему, парнем. Отцовскую — пришло на ум определение. А сразу за этой мыслью, голову заполнило томящее волнение за дочку. За маму, за Альку… Где же вы, родные мои?! Как же вы без меня?! Блядь, чем думал-то в тот день, наперекор ваших уговорам, собираясь обратно в Москву?! Жопой думал, очевидно. Хотя — что бы тогда было с Ванькой? Ванька — он же тоже почти родной… Да что рвать душу теперь — всё уже состоялось. А цель одна: выжить и найти семью. За Уралом, говорите? Да хоть в Мордоре! Найду!!!