Колокольчики Папагено

– Приветствую тебя, заветный уголок. – Наталия, конечно, не смогла обойтись без фразы. – Я не опоздала?

– Ты пришла намного раньше, – успокоила ее Натали, умевшая упрекнуть и при этом создать видимость, что никого не упрекает.

– Вы без меня часом не начали?

– Ну что ты, что ты!

– А я так чувствую, что кое от кого попахивает… – Наталия нарочно не посмотрела на Натали, чтобы не было сомнения в том, что она имеет в виду именно ее.

– От кого же это? – Натали стала оглядываться, отыскивая источник компрометирующего запаха. – Нет, тебе показалось…

– Девочки, как хорошо, что мы все собрались! – воскликнула Наталья, обязанная произнести эту фразу и посчитавшая, что лучше уж покончить с ней сразу, чем откладывать на потом.

Ее не очень-то поддержали, поскольку фраза была слишком уж ожидаемой.

– М-да… – только и смогла произнести Наталия. – Что же послужило поводом, чтобы нас позвать? – спросила она лишь потому, что неуместность этого вопроса позволяла не опасаться подробного и обстоятельного ответа.

Наталья и в самом деле предпочла пока не отвечать:

– Об этом после. Что у тебя? Как ты?

И лишь только Наталия заговорила, стало ясно, что рассказать о себе – это главное, ради чего она приехала.

– Девочки, можете меня казнить, обезглавить, четвертовать, но я уезжаю в Киев. Решено. Навсегда. Я долго сомневалась: все-таки у меня здесь мать, да и привыкла к Москве, к вам, мои милые. Но все-таки набралась храбрости и решилась. Даже взяла билет. Можем сегодня за это выпить. Я уж точно напьюсь. Вы поражены, сознайтесь?

Наталия ждала восторгов, рукоплесканий и поздравлений, но подруги как-то странно мялись и не столько смотрели на нее, сколько переглядывались друг с дружкой.

– Почему не в Прибалтику? Там тоже нас не любят. – Задавая этот вопрос, Наталья так и не посмотрела на подругу, а, наоборот, отвернулась, чтобы ее не видеть.

– Дело не в том, что не любят, а в том, что я люблю. Люблю Киев, Подол, Андреевский спуск, берег Днепра. Я ведь там выросла. Помните, я в нашей школе – лишь с четвертого класса. А до этого училась в Киеве…

– Врешь! – воскликнула Наталья так радостно, словно сделала счастливое открытие.

– Почему это я вру? – Не оборачиваясь к ней, Наталия окинула ее холодным взглядом из-за плеча.

– Не любишь ты Киев. Для тебя важно, что в Киеве нас ненавидят.

– Как это не люблю, если все мое детство?..

– Не любишь, потому что тебя там дразнили, ругали, оскорбляли, подкарауливали и били. Хотели даже повесить. Из-за этого тебя и увезли в Москву. Ты сама рассказывала…

– Ну, когда это было!..

– И сейчас так будет.

– Хватит. Я решила.

– Решила, а сама боишься…

Наталия собралась возразить, но вместо этого согласилась:

– Боюсь.

– Ну и не надо никуда ехать. Давай я сдам билет. – Наталья протянула руку, словно билет был у подруги в кармане.

– Э, нет. Чего захотела. Не отдам.

– Все равно ты никуда не поедешь.

– Поеду. Поеду, потому что я здесь не могу. Задыхаюсь. Мне все противно. Все мерзко. Мне тошно. – Заметив, что она чем-то испачкала юбку, Наталия стала оттирать ее.

Это позволило всем помолчать. Наталья и Натали следили за ней с участливым вниманием.

– И что же, тебя поселят на Крещатике? – наконец вкрадчивым голосом спросила Натали.

– Пока не на Крещатике, но со временем… – Наталия все никак не могла оттереть.

– Крещатик надо заслужить.

– Заслужим.

– Надо дать интервью…

– Дадим.

– И где же ты будешь жить?

– Между прочим, первое время буду жить в бывшей гостинице Генштаба.

– Разве была такая гостиница?

– Была. Без вывески, разумеется. И довольно скромненькая. Но жить можно.

По неким признакам Наталья почувствовала: подруга куда-то клонит и что-то не договаривает.

– А зачем ты об этом заговорила? – Почему-то она забеспокоилась.

– Догадайся.

– Я догадливой никогда не была.

– Ладно, я подскажу. Возможно, там останавливался твой дед. Ведь он часто ездил в Киев.

– Почему ты решила, что он там останавливался?

– Он ведь знал, что я из Киева. И сказал мне однажды, что я приду на его место.

– Ну, это может означать все что угодно. Дед любил туману напустить.

– Но он при этом добавил, что на этом месте для него все закончится, а я начну все сначала.

– Дед рассуждал философски, как Лев Толстой. Вряд ли он имел в виду какую-то гостиницу.

– У Льва Толстого с гостиницей тоже кое-что связано. И при чем здесь гостиница, мне объяснил твой муж. Гостиница – значит, все мы гости.

– Андрей? Он и тебя на лодке катал?

– Нет, угощал мороженым в кафе. Я ему рассказала, что еду в Киев.

– И как он ко всему отнесся?

– Положительно. Сказал, что Украина – часть Божественного Плана Спасения.

VII

Подруги устроились на высоких ступеньках под запыленным, затянутым паутиной окном, тускло освещавшим лестницу. В паутине висели высосанные пауком мухи и высохшие слепни (окно никогда не открывали).

Натали уселась на самую верхнюю ступеньку, а подруги чуть ниже. Натали вдруг почувствовала, что ей не хочется над всеми возвышаться, и пересела на самую нижнюю ступеньку, но ногам было неудобно, и она встала, прислонясь к перилам лестницы.

Встала, слегка позируя, чтобы подруги наконец заметили, какая на ней миленькая матроска и, главное, как она ей чертовски идет (Наталия ей беззвучно поаплодировала и одобрительно кивнула). Наушники она так и не вынула из ушей, хотя музыка в них иссякла и слышалось лишь шипение.

Наталья достала припрятанный за обшивкой стены пятизвездочный и наполнила всем по рюмке. Наполнила доверху, стараясь не расплескать, и каждому вручила ломтик лимона на шпажке.

Наталия натянула на коленях юбку и сказала:

– Ну, теперь ты рассказывай. Зачем пригласила?

– Пригласила всех затем, что я вас сегодня съем. Проглочу с потрохами. – Наталья рассмеялась, счастливая оттого, что все так отчаянно плохо.

– Ну, ешь. Глотай… Начни с меня. Правда, я горькая, как великий пролетарский писатель. – Наталия сама поморщилась от своей сомнительной остроты. – Ну, что там у тебя случилось?