Коломяги и Комендантский аэродром. Прошлое и настоящее
Шрифт:
Предполагалось, что новый город-спутник получит прекрасное транспортное сообщение с центром Петербурга. Сюда хотели проложить от Михайловской площади линию электрического трамвая, на которой можно было добраться до конечной станции с остановками за 30 минут, без остановок — за 23 минуты.
«Частная застройка нового города должна вестись под наблюдением особой художественно-строительной комиссии, и допускаться к постройке будут только изящные дома, — читаем далее в той же публикации „Петербургского листка“. — Особая же комиссия будет заниматься распродажей в частные руки участков города. Но хозяином города должен явиться муниципалитет, о разрешении на учреждение которого возбуждается ходатайство перед правительством с тем, чтобы новое поселение было признано не пригородом Петербурга, а самостоятельной городской единицей. Интересно,
Предварительные работы по осуществлению проекта «города-сада» начались, и даже велась прокладка Морского канала. Можно предполагать, что если бы не Первая мировая война, «американский» город-спутник имел бы неплохие шансы появиться на месте лахтинских болот. Однако война перечеркнула все планы. Прокладка канала прекратилась, а машина, прокладывавшая канал (местные жители называли ее «землечерпалкой»), так и осталась на месте. По воспоминаниям старожилов, она «ушла в землю», что неудивительно, если учесть болотистую поверхность тех мест. Территории у озера Долгого стали застраиваться только в 1970-х годах, их активное освоение идет и сегодня. План «города-сада» почти вековой давности остался своеобразным памятником своей эпохи...
В ЭПОХУ «ДАЧНОЙ ЛИХОРАДКИ»
Среди петербургских пригородов Коломяги уже в середине XIX века славились как «дачное место средней руки». Дачников привлекала своеобразная обособленность деревни, расположенной в стороне от проезжих дорог, окруженной полями, лугами и лесами.
Технология «дачной индустрии» в Коломягах не отличалась от той, что практиковалась и в других популярных дачных пригородах, к примеру, в Парголово. Одни строили на своих участках специальный дачный дом для сдачи внаем господам из города (кто побогаче — строил хорошую избу, кто победнее — небольшой домик из досок старых барок, в изобилии разбросанных по берегам Большой Невки), а те, кто еще беднее, сдавали на лето свои собственные жилища, а сами перебирались на это время в хозяйственные пристройки, коровники или кладовые.
Краевед С.А. Красногородцев приводил красноречивое свидетельство земского врача A.A. Сочавы, который в середине XIX века сообщал в отчете про одного из коломяжских жителей: «Павел Барабохин с женой и восемью детьми помещается в чуланчике 1 1/2 кв. сажени. Через чуланчик дверь ведет в коровник, где семья размещается на ночь. В коровнике стоит деревянная кровать с постелью. По другую сторону чуланчика — помещение для лошадей и кур».
В 1870-х годах по соседству с Коломягами появилась дачная местность Шувалово, ставшая за короткий срок одним из самых популярных дачных пригородов Петербурга. Согласно уставу «Товарищества на паях для устройства дачных помещений в Шувалово», утвержденному Александром II в 1877 году, оно учреждалось «с целью приобретения от наследников гр. Шувалова земли, называемой Шувалово, занимающей пространство от Поклонной горы до церковной земли и от Выборгского шоссе до межи владения гр. Орлова» (курсив мой. — С. Г.).
Как отмечал историк С.А. Красногородцев, едва началось дачное освоение территории вокруг озер, на земле коломяжского имения графини Е.А. Орловой-Денисовой стала возникать дачная местность Озерки, обязанная своим названием одноименному музыкальному вокзалу с садом, а затем и станции Финляндской железной дороги. Эта территория с востока соприкасалась с землей, приобретенной «Товариществом на паях для устройства дачных помещений в Шувалово».
«В те годы заканчивалась процедура дарования крестьянам прав „свободных сельских обывателей“, объявленная Манифестом 19 февраля 1861 года, — указывал С.А. Красногородцев. — Крестьяне получили выделенную им помещицей землю и стали собственниками. Интерес их к землепашеству не был велик. Доходными были гужевой и дачный промыслы, и, когда в связи с начавшейся застройкой Шувалова появился спрос на восточные участки, крестьяне охотно продали их по низкой цене».
Так появились улицы Ракитовская, названная по фамилии первого покупателя земли — чиновника П.А. Ракитова, Бызымянная, Офицерская, Георгиевская. Первоначально район этих улиц именовался «Новые места» — впоследствии это название исчезло. Землю по левой стороне Большой Озерной и Старо-Орловской
улиц графиня Орлова-Денисова оставила в своем владении и сдавала застройщикам в аренду сроком на 20—30 лет с условием безвозмездной передачи всех возведенных ими строений по окончании срока.«Плоская, без водных пространств равнина с песчаной, пылящей почвой, незначительно озелененная, не обладала живописностью и свою привлекательность заимствовала от соседствующего Шувалова, — отмечал С.А. Красногородцев. — Покупатели и арендаторы, преимущественно небогатые люди, строили дачи, не преследуя их архитектурной выразительности. Для извлечения максимального дохода на небольших участках размещались иногда по две дачи с многими хозяйственными постройками».
План дачной местности вокруг Суздальских озер с указанием границы между Озерками и Шувалово, составленный краеведом С.А. Красногородцевым на основании «Плана дач Шувалова» инженера Раковского от 1879 г.
Характерное объявление о продаже дачи в Коломягах встретилось автору книги в журнале «Коннозаводство и коневодство» за март 1911 года. В нем говорилось о продаже на 1-й Алексеевской улице (№ 14—16) «за полцены против земской оценки за 4000 руб. доходного дома-дачи: четыре зимние квартиры, водопровод, ванны; собственной земли 260 кв. саж. в рассрочку на 14 лет».
Дачная индустрия в Коломягах стала особенно развиваться, когда через деревню в 1893 году прошла Озерковская ветка Приморской железной дороги. Крестьяне стали сдавать свою землю в аренду и даже продавать ее горожанам. Историк С.А. Красногородцев приводил такие данные: если в 1862 году в Коломягах насчитывалось 109 изб и 530 душ населения, то в 1903 году численность населения выросла до 1100 человек, летом увеличивалась до 5700, а количество жилых построек возросло до 400. При этом распродажа земли приводила к упадку земледелия.
Коломяги считались любимым местом отдыха столичных немцев, а также многосемейных горожан всех национальностей. Они предпочитали это место, несмотря на его сырость. О ней писал, к примеру, «Путеводитель по дачным окрестностям Петербурга на 1903 год»: «В дождливое время дороги бывают так грязны и вязки, что по ним почти невозможно ходить».
«Во дворец, т. н. белый дом графа Орлова, переехал на летнее время нидерландский посланник, — сообщал летом 1903 года „Петербургский листок“. — Это обстоятельство несколько оживило монотонную жизнь коломяжских дачников». Действительно, нидерландский посол отдыхал в коломяжском «графском доме» несколько сезонов подряд. Чтобы подчеркнуть дипломатический статус, на флагштоке над особняком гордо развевался голландский трехцветный флаг.
Непременным атрибутом коломяжской дачной жизни служили офицеры-кавалергарды. Дело в том, что, как отмечает историк Г.И. Зуев, эскадрон Кавалергардского полка — одного из привилегированных воинских соединений в гвардии — размещался летом в Коломягах, на границе с Озерками и Шувалово. Обычно полк покидал «городские квартиры» в начале июня и возвращался в казармы в конце сентября. Это время именовалось «выездом на травы».
«Чтобы лошадь (тем более строевая) была здоровой и подвижной, ей необходимы свежая трава и активные движения на воздухе, — указывает Г.И. Зуев. — На лето лошадей обязательно расковывали (снимали подковы), и они табунами мирно паслись до выезда на учения или парадные смотры.
Угол Николаевской и Никитинской улиц в Коломягах. Слева — вход в театр. Фото начала XX в.
Солдаты занимались заготовкой сена на отведенных сенокосах».
Соседство веселых дачных местностей служило большим соблазном для офицеров-кавалергардов. По словам Г.И. Зуева, «офицеры элитного полка не могли полностью насладиться относительной летней свободой. Посещение дачной местности и ее увеселительных заведений проходили только по специальному разрешению командира полка, весьма щепетильно относившегося к ношению офицерами форменного обмундирования и к соблюдению воинской дисциплины».