Колонисты. Хруст. Дилогия

И я слышу позади нас выстрел. Настолько оглушительный, что мне кажется, будто из пушки палят. Литвин хватается за бок и падает на землю. Я падаю вместе с ним, перекатываюсь в сторону, пытаясь уйти от следующего выстрела, наверняка предназначенного мне.

Я слышу стрекот ИВы, слышу на самой грани, но он звучит как песня, как нечто божественное, прекрасное. Этот стрекот означает, что Кийко открыл огонь по еще невидимому для меня противнику, что у меня есть шанс.

Еще одна очередь, и еще. Я успеваю перекатиться на спину, вожу оружием в поисках врага и не нахожу его.

Движение!

Даже никого не увидев, посылаю туда два импульса, один за другим.

– Твою мать! – ревет рядом Литвин, катаясь по земле, держась за бок.

Жив! Уже хорошо! Пусть и ранен, но жив!

Я поднялся на ноги и принялся озираться по сторонам. Метрах в семи от нас, на краю поляны, лежит четвертый мар. Он еще дергается, но уже ясно – это предсмертные судороги.

Вот же, срань! Их было четверо, и мы едва не попали! Хорошо, что я догадался оставить Кийко в кустах, иначе наверняка он успел бы положить нас всех.

Возле дергающегося мара я вижу оружие – странного вида винтовку или ружье, громоздкое и массивное на вид, сделанное словно из пластика. У него необычайный светло-серый цвет, не свойственный всему тому оружию, что я видел, он создает впечатление, что это что-то футуристическое, даже не человеческое. Надо будет Толянычу ее показать, или Кузьме. Явно ведь не огнестрел обычный.

Затем мой взгляд натыкается на двух маров, неподвижно лежащих на земле. У одного из головы торчит стрела. А второй жмурик появился благодаря мне. Я его убил.

– Ты как, нормально? – я повернулся на голос и увидел Кийко, сидящего на корточках рядом с Литвином.

– Нормально… – просипел я.

– Так может, ваше сиятельство не будет изображать из себя столб, а поищет аптечку у этих ущербных? – прокричал с перекошенным то ли от злости, то ли от боли лицом Литвин.

Я, как сомнамбула, двинулся к палатке. Влез внутрь и принялся обыскивать аккуратно свернутый спальный мешок. Потратив на это глупое действо несколько секунд, до меня наконец дошло, что я делаю, и я переключился на содержимое четырех мешков, стоящих в центре палатки.

Аптечка нашлась во втором.

Я схватил ее и буквально выпал из палатки, запутался в собственных ногах, рухнул на землю, поднялся и в три прыжка достиг места, где лежал Литвин.

– Дай сюда! – аптечку у меня забрал Кийко. Он сноровисто подготовил шприц, молниеносно ткнул иголкой Литвина, затем довольно грубо раздвинул рану, заставив Литвина заорать, выдавил содержимое медпасты, отбросив пустой тюбик и требовательно протянув ко мне руку.

– Воду дай.

– Зачем? – ошалело спросил я. – В ушах еще звенело от крика потерявшего сознание Литвина.

– Рану промыть, – пояснил Кийко и повторил, – дай воду, говорю!

Я попытался достать флягу из рюкзака, но вспомнил, что сбросил его возле волокуш, на которых лежал Шендр.

– У меня нет… – промямлил я.

– В палатке посмотри! – тяжело вздохнув, подсказал мне Кийко.

Я бросился назад к палатке, достаточно быстро нашел флягу и вернулся назад.

Кийко облил кожу вокруг раны, ее края, а затем вновь раздвинул рану и впрыснул заживляющий гель. Большая часть попала прямо в рану, но значительная часть осталась и снаружи. Кийко взял бинт, оторвал солидный кусок, сложил его и наложил на рану, а остатки бинта принялся обматывать вокруг торса. Причем достаточно плотно.

– Ты зачем все это в рану вбрызгивал? – спросил я.

– Так меньше шансов поймать инфекцию, – пояснил Кийко.

– Но нас учили, что…

– Это если врач найдется поблизости, а если нет – лучше делать так, как я. Поверь, уже не раз так делали… Если сделать стандартно – шанс поймать инфекцию очень высокий. К слову, Шендру ты как раз таки поверхностно рану обрабатывал?

– Да.

– Тогда понятно, что с ним…

Я выругался.

– Ничего, – поспешил успокоить меня Кийко, – на Хрусте быстро опыта набираются. А за Шендра не переживай – доставим в Речной, дня за 4 поставят на ноги.

– До Речного еще добраться надо… – проворчал я.

– Ты, я вижу, отошел? – участливо спросил Кийко. – Чего случилось то? В прошлый раз я за тобой такого не наблюдал.

– В прошлый раз оно как–то спонтанно было, осмыслить не успел, – мрачно ответил я.

– Это не человек, это тварь, монстр, – ответил Кийко, – ты сделал миру одолжение, прикончив его, так что не парься. Проверь лучше, как там пленник и развяжи его. А я пока посмотрю, как там наш «язык» поживает.

Я отправился к висящему на веревках человеку, который с явно выраженным на лице испугом следил за нами. Я вдруг вспомнил, что пока мы стрелялись с марами, пока мы заделывали рану Литвина, пленник даже не пискнул. Неужели он не верит в спасение? Он боится нас не меньше, чем боялся маров. Как можно человека довести до такого состояния в течение нескольких часов?

Мой взгляд случайно упал на трупы маров. Вот только теперь ничего, кроме отвращения я не испытывал. Слова и Кийко и Литвина крепко засели в голове и идея, что «это не люди, это паразиты, которых нужно истреблять» нашла подтверждение в виде этого самого пленника, доведенного ими до ручки.

Я был уверен, что если мары продолжили бы и где-то ошиблись, в результате чего пленник умер бы, то очнулся бы в клоне уже совсем другой человек: боящийся любого шороха, боящийся людей, боящийся всего. И это в лучшем случае, а в худшем – стопроцентный псих.

Впрочем, судя по тому, что пленник все еще был жив и уже был на грани безумия (а может, и переступил эту грань), не думаю, что мары позволили бы ему уйти в тело клона – они бы мучили и мучили его.

– Я сейчас разрежу веревки и отпущу тебя, – сказал я пленнику.

Тот глядел на меня испуганным, неверящим взглядом затравленного зверя. Он ни на минуту не поверил моим словам, он ждал продолжения истязаний.

– Ты – Хэнк? Мы нашли твоего друга в лесу и решили помочь, – сказал я.

В глазах пленника проскочило удивление.

– Сейчас я освобожу тебя, и мы пойдем назад, к нему, – продолжил я, – ты меня понимаешь?

– Ты – не мар? – наконец произнес пленник.

– Нет, я такой же колонист, как и ты, – я решил, что раз уж он снизошел до разговора, значит не все потеряно, может еще отойдет, – сейчас я освобожу тебя.

Выдернув мачете, я быстро разрубил веревки и пленник ухнул на землю, но не думаю, что это было больно – высота небольшая.

Хэнк несколько секунд лежал на земле, словно бы привыкая к вновь обретенной свободе. Я даже начал сомневаться – не сильно ли его приложило головой при падении. Однако рассмотрел, что грудная клетка двигается, дышит, значит. Ну, ладно, надо человеку в себя прийти – зачем мешать.