Колония лжи

1

Шэй…

Шэй…

Шэй…

Мое имя произносят снова и снова; оно держит меня, словно растягивающийся галстук, не позволяя уйти, словно лассо, наброшенное на взбрыкивающую лошадь, которая хочет только свободы.

Шэй…

Я пытаюсь освободиться от своего имени, но оно ухватило крепко — или же это я вцепилась в него? Почему я не отпускаю?

Потом я вижу маму. Это всего лишь сон — или нет?

Они могут помочь тебе, если ты позволишь им сделать это.

Но я хочу остаться с тобой.

Не сейчас, милая, говорит она и целует меня. Не сейчас.

Шэй…

Шэй…

Шэй…

Уже несколько голосов произносят мое имя хором, внутри и вокруг меня, удерживая меня в этом мире. Они хотят войти, но вдруг с ними вернется жар, жгучая боль? Мне страшно.

Страшно? Тебе? Быть такого не может! Это Спайк. Алекс, должно быть, спас его, и я рада.

Не только Алекс — я и сам не хочу остаться здесь без тебя, и я не позволю тебе уйти. Но я не справлюсь один. Позволь нам помочь.

Если я не позволю им помочь мне, огонь победит. Стану ли я тогда такой, как Келли — навсегда? И тут мне становится еще страшнее.

Поэтому, одного за другим, я впускаю их в мое сознание. Спайка, Елену, Беатрис. Даже Алекса. Они держат меня изнутри, закрывают меня от боли — каждый из них принимает часть ее на себя, и постепенно — кровеносный сосуд здесь, слой ткани там — я исцеляюсь. Кожа, подкожные ткани и легкие сращиваются и восстанавливаются до тех пор, пока я не начинаю дышать сама.

И тогда я засыпаю.

2

Темнота, в которой не было снов, сменяется расколотыми образами и светом. Движение и боль снова ускользают во мрак. Постепенно возвращается свет.

Сначала сны. Ночные кошмары, в которых я бегу и бегу, там огонь и ненависть, и я не могу убежать.

Мама тоже снится мне, и иногда она здесь, со мной, поглаживает меня по волосам и поет. Но иногда она на костре, и тогда огонь преследует и искушает и меня тоже — красивые пляшущие язычки пламени, дающие обещание забрать меня к ней.

Потом приходит Келли, темная, холодная, успокаивающая.

Раньше я не могла представить, через что она прошла, когда ее лечили огнем, — теперь начинаю понимать. Стану ли я такой же, как она, если они меня не спасут? Прости, что оставила тебя, Келли.

И я кричу, зову Кая, но он не отвечает. Теперь он не приходит ко мне даже в снах.

Но здесь тепло — какой-то новый друг сворачивается рядом, прижимается ко мне и не уходит.

Да и Спайк, конечно же, здесь. И Беатрис с Еленой. Даже оставаясь без сознания, я ощущаю их присутствие, их заботу.

Теперь у меня есть новая семья, и они знают меня лучше, чем кто-либо другой, знают меня снаружи и изнутри.

3

Под ресницы пробиваются полоски света — фрагменты комнаты, окна.

Рядом со мной есть кто-то или что-то; я это чувствую. Слегка поворачиваю голову и открываю глаза шире. Пушистая лапа легонько бьет меня по носу, и самый красивый кот, которого я когда-либо видела — серебристо-серая шерсть, цепкие зеленые глаза, — урчит и лениво мурлычет.

Так вот что за теплый друг лежал рядом, пока я спала. Словно в ответ на мою мысль мурлыканье прерывается коротким «мяу».

— Ну, привет, красавица! — Я смотрю дальше, за кота, и там, на стуле, с книгой в руках, сидит Спайк.

Она проснулась, громко объявляет он, и вскоре раздаются шаги, дверь открывается — Беатрис вбегает и бросается ко мне. Потревоженный кот вяло ворчит в знак протеста и уходит от меня на другую стороны кровати.

— Ты это, полегче, — говорит Спайк девочке, но все в порядке, руки слушаются меня, и я слегка приобнимаю ее.

— Где мы? — спрашиваю я. Формировать слова в этом горле и произносить их этим ртом — так необычно. Я сглатываю.

В дверях появляются Алекс с Еленой.

— В моем загородном доме, — говорит Алекс. — В Нортумберленде.

Чуть повозившись, я сажусь. Голова плывет. Я смотрю на руки: они идеальны. Я касаюсь ими головы в том месте, куда ударил огненный шар. Меня колотит, и взгляд мечется по сторонам. Я засовываю колени под одеяло и обхватываю их руками.

— Ты помнишь, Шэй? — мягко спрашивает Елена.

— Толпу и огонь. — Меня передергивает. — Помню, как он охватил меня. А потом все вы разделили со мной боль и исцелили меня, так ведь?

— Ты была не в состоянии сделать это сама, — говорит Алекс. — Я вообще думал, что ты уже не выкарабкаешься. Но Беатрис откуда-то знала, что нам следует делать, и показала, как именно. А Спайк пробился к тебе и убедил позволить нам попытаться.

Я снова с удивлением смотрю на свои руки, сглатываю и дышу, и все теперь такое, каким и должно быть, но новые клетки заменили отмершие, и большая часть меня ощущает себя как не вполне удобный костюм, который сядет лучше, если его немного поносить.

— Я побывала в огне. Я вдыхала огонь в легкие — и вы излечили меня? Не могу поверить.

Или это все еще сон?

Спайк подходит к кровати с другой стороны и берет меня за руку — жест, по ощущениям, кажется мне вполне естественным. Эта рука уже испытывала такое раньше — он сидел здесь, на этом самом месте, держал мою руку в ее новой коже, пока я спала.

— Тебе это не снится. Круто, да? — говорит Спайк.

— Как мы убежали?

Алекс проходит в комнату, берет стул у окна, придвигает его поближе ко мне и садится.

— Я и так уже планировал вытащить всех вас оттуда и привести сюда, но охотники на ведьм обнаружили нас раньше. Этот отряд охотников на выживших — «Стражи», как они себя называют, — они каким-то образом узнали, где вы содержитесь, и напали на центр.

Я обвожу взглядом всех в этой комнате — их так немного!

— Только мы и остались?

— Да. Мы единственные, кто выбрался.

Боль хватает меня за горло. Эми… мы оставили ее умирать в постели, как и всех остальных, тех, кто не отозвался на зов Алекса. Неужели они теперь такие, как Келли, — и не живые, и не мертвые? Если и так, то не похоже, чтобы они последовали сюда за нами. На глаза накатываются слезы; я все еще не могу понять, почему это случилось.