Колос времени [СИ]

– Барон фон Зегельс – не мой сюзерен, – пренебрежительно отмахнулся Хорф. – Я лишь оказываю ему некоторые услуги и лишь до тех пор, пока мне это выгодно. Что до умения вести себя, фрейлейн, то не вам меня поучать. С женщиной ведут себя так, как она того заслуживает…

Он соскочил в снег и подошел к ней совсем близко, не сводя глаз с испуганного девичьего лица.

– А потом… кто же узнает благородную барышню в лэттской девке? Кому в голову придет, что нежная фрейлейн, в чьих жилах течет кровь прославленных предков, воспитанная в рыцарском замке под строгим надзором заботливых родственников, невесть, зачем вырядится в лохмотья и станет шляться по округе как простая крестьянка?

"Это не лохмотья", – хотела возмутиться девушка, но под пристальным взглядом мерцающих серых глаз не смогла вымолвить ни слова. Хорф склонился еще ниже, к самому лицу Мартины, его рука скользнула за ее спину, не давая отстраниться.

– Есть ли различие между дамой и служанкой? – Другая рука уверенно легла ей на грудь и сдавила, сильно, почти до боли. – Где же оно скрывается? Может, под одеждой?

– Я все расскажу отцу, – прошептала девушка, пытаясь его оттолкнуть.

– Не расскажешь.

Мартина чувствовала его дыхание на своем лице, губы рыцаря почти касались ее губ. Ослабев, она почти повисла у него на руках, и при мысли о том, что он может с ней сделать, девушку пронзила дрожь отвращения.

– Клянусь Господом и Пречистой девой, клянусь святым Мартином, моим покровителем, отец обо всем узнает…

Лицо Хорфа перекосила уже знакомая неприятная ухмылка.

– Маленькая святоша, – проворчал он, на мгновение прижав девушку к себе так, что у нее перехватило дыхание. Потом его руки разжались, и она, не удержавшись, упала в снег.

Одним прыжком, даже не коснувшись стремян, рыцарь вскочил в седло и, не удостаивая Мартину больше ни единым взглядом, развернул коня к роще. Она медленно поднялась, отряхивая снег с одежды. Ее смятение еще не улеглось, руки дрожали, лицо горело от пережитого унижения. Ей казалось, что худшего с ней не могло произойти. Вспоминая слова Хорфа и выражение, с которым он на нее смотрел – в самом деле, как на простую девку! – она начинала задыхаться от ненависти и страха, но к этому примешивалось ощущение странной тягучей боли, доходящей до самого сердца.

Еле сдерживая подступающие слезы, девушка почти бегом бросилась к озеру. Скорей, прочь отсюда, уйти, забыть…

Снег заглушил частый перестук тяжелых копыт за ее спиной. Она вздрогнула и обернулась, только когда над ухом звякнули металлические кольца уздечки. Жесткая рука обхватила ее поперек талии, забрасывая в седло – высокая, обитая железом лука больно ударила по бедру, но лошадиное фырканье заглушило легкий вскрик. Хорф натянул поводья, перехватывая пленницу поудобней, конь взбрыкнул передними ногами и сердито заржал.

Опомнившись, Мартина начала вырываться, бестолково размахивая руками.

– Нет, не прикасайтесь! Не смейте меня трогать!

– Ну-ну, фрейлейн фон Зегельс, – мужчина словно не заметил отчаянных попыток девушки, одним небрежным движением притиснув ее руки к бокам. – Не оставлю же я вас одну посреди леса. И барон, думаю, будет мне благодарен, если я верну ему дочь в целости…

– Альберт, – негромко прошелестело над полем.

Хорф слегка повернул голову. От деревьев неспешно отделилась и выехала ему навстречу высокая фигура в белом орденском плаще с капюшоном, скрывавшем левую половину лица всадника. Правая, худая и мертвенно бледная, была обращена к Хорфу и глядела сквозь него тусклым огоньком глубоко запавшего глаза. Весь облик подъезжавшего рыцаря был до того призрачным, что, казалось, лучи солнца проходят сквозь него, еле очерчивая на снегу колеблющуюся тень. И только красный крест с мечом, повернутым острием вверх, на его плече выделялись ярко, будто впитали в себя все жизненную силу своего обладателя.

– Я искал тебя, – произнес белый рыцарь, оказавшись рядом.

– Зачем?

Рыцарь скользнул взглядом по замершей девушке. Его лицо ничуть не изменилось, но Мартине показалось, будто она воочию слышит свист рассекающего воздух бича. Всадник пошевелил губами и глухо вопросил:

– Ubi lupus?…*

– Ушел в лес с другими, – Хорф проигнорировал недовольный взгляд собеседника, как и его явное желание вести разговор на латыни.

– Bene. Functus officio. Ab hinc dolor dolorem trudit et metus metum.**

– Да будет так.

По застывшему лицу рыцаря пробежала судорога, до неузнаваемости исказив черты. Одинокий глаз дико сверкнул. На мгновение Мартина будто узрела дьявольский лик, но почти сразу наваждение пропало, и рыцарь с прежним выражением благочестиво проронил:

– Deo volente…***

Альберт Хорф нахмурился, крепко прижимая к себе девушку. В этот момент она сама невольно прильнула к нему, точно ища защиты – какие бы чувства он ей ни внушал, незнакомый рыцарь пугал гораздо больше.

– Оставь девицу, – бросил тот, разворачивая коня. Край капюшона слегка колыхнулся, приоткрывая левую щеку, пересеченную узловатыми полосами букв-шрамов "CL". – Я жду тебя, Альберт…

Светлая фигура растворилась среди деревьев так же внезапно, как и возникла. Хорф беззвучно выругался ей вслед.

Мартина выпрямилась, глядя на него снизу вверх, и дрожащим голосом спросила:

– Что вы со мной сделаете?

Тот не ответил, резко посылая коня вперед. Искрящаяся снежная пыль вихрем взметнулась в воздух, оседая на развевающейся конской гриве, длинных темных волосах и меховом оплечье рыцарского плаща. Мартина охнула, с трудом сохраняя равновесие, но Хорф уже остановился у крайней полосы деревьев, окружавших озеро. Там он грубо ссадил девушку на землю, почти скинул.

– Ступайте в замок, фрейлейн. Не задерживайтесь здесь.

Девушка сделала несколько неуверенных шагов и оглянулась – Хорф, развернув коня, нарочито неторопливо следовал в ту же сторону, где скрылся белый рыцарь. Тогда и она сорвалась с места, припустив, что есть мочи, с желанием как можно скорее оказаться подальше от этого места.

* Где волк?…

** Хорошо. Сделал свое дело (больше не нужен). Отныне скорбь порождается скорбью, и страх страхом.

*** Волею Божьей…

Низкий деревянный дом стоял на полукруглой поляне, со стороны озера скрытой разросшимися кустами краснотала. От леса поляну отделяла стена непроходимого бурелома, сквозь которую не могли пробраться даже дикие кабаны, коих в этих местах водилось немало. Не так давно и сам барон любил наведаться сюда, поохотиться на них и на лосей, но в последнее время Клаус Унгерн сделался тяжел на подъем, поэтому дом круглый год стоял заколочен. Перед ним еще виднелся покосившийся навес для лошадей, а рядом – длинный шест с перекладинами, на которых после охоты развешивали мелкую добычу, но все это уже давно обветшало и ясно становилось – достаточно хорошего порыва ветра, чтобы свалить хлипкие сооружения.