Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Очень ярко и, в том нет сомнения, вполне искренне Адмирал описал щедрую природу Эспаньолы, сравнив этот остров с Андалузией и Сицилией. Адмирал вдохновенно возгласил: «Поистине столь прекрасна земля этих островов и лесов, и гор, и вод, и долин, где текут полноводные реки, что никакая другая земля под солнцем не может быть лучше и краше для взора».

Но от королевской четы Адмирал не скрыл, что колония терпит бедствия. И он настоятельно требовал, чтобы в Изабеллу прислали запасы вина, сухарей, солонины, риса, сахара, меда, изюма, всевозможные лекарства и рогатый скот. Мемориал писал вице-король Индий, готовый силой оружия закрепить власть их высочеств в новооткрытых

землях. Поэтому испрашивалось у королевской четы оружие и указывалось, что нужно во что бы то ни стало направить на Эспаньолу не менее ста конников.

Адмиралу ведом был меркантильный нрав королевы, он знал, что у Фонсеки на счету каждый грош, и понимал, что все эти требования не слишком обрадуют ее высочество и главу ведомства заморских перевозок. И он решил возместить издержки на колонию продажей «рабов из числа каннибалов, людей жестоких и вполне подходящих для этой цели, хорошо сложенных и весьма смышленых». Рабов, по мысли Адмирала, можно было отправлять на судах, которые в Кастилию возвращались порожняком, и загружать ими корабельные трюмы.

Пять с половиной лет спустя Адмирал снова вспомнил о рабах: «во имя святой троицы» он прикинул выгоду работорговли и рассчитал, что ежегодно можно отправлять из Индий четыре тысячи невольников. Издержки составят всего лишь 6 миллионов мараведи, а выручить можно будет миллионов сорок, ведь португальцы даже за самых дряхлых рабов дают 8 тысяч мараведи.

Этот расчет Адмирал сопроводил таким примечанием: «И пусть даже умирают рабы в пути — все же не всем им грозит такая участь» (24, 426–427).

Это были чисто генуэзские планы, отражающие практику заморской колонизации давно пройденного этапа, планы, которые дали основание сказать К. Марксу, что «донесения Колумба характеризуют его самого как пирата… Работорговля как базис» (2, 100). Однако кастильская метрополия не испытывала нужды в рабах. В Испании XV века эксплуатировали не рабов, а свободных и полусвободных крестьян. В ту пору отошли в прошлое грубые формы внеэкономического принуждения, денежная рента сменила барщину и оброк. Деньги разъели феодальную систему, сложившуюся в раннем средневековье, нарождалась новая, капиталистическая формация, занималась заря эры первоначального накопления. Не рабы, а золото, заморское золото, которое в Европе превращали в капитал, требовалось крестоносцам юного капитализма.

«…Всеобщая жажда золота, — писал К. Маркс, — гнала народы и государей в XVI и XVII веках, в этот период детства современного буржуазного общества, в заморские крестовые походы за золотой чашей» (1, 139).

Правда, придет черед и рабам. Минует два-три столетия, и спрос на рабов предъявит не метрополия, а ее заморские владения, здесь зародится плантационная система, целиком ориентированная на европейские рынки. Ее основой станет рабский труд, и тогда невольников будут ввозить на новооткрытые земли. Ввозить из Африки, ибо на Антильских островах индейцев почти не останется.

2 февраля 1494 года Торрес отправился в Кастилию, благополучно прибыл туда и в начале марта вручил — мемориал королеве и королю. Королевская чета удовлетворила просьбы Адмирала, но крайне сдержанно отнеслась к ето плану экспорта каннибалов в Кастилию. Короне нужны были не каннибалы, а золото; их высочества, а также сеньоры Пинело, Берарди и прочие королевские кредиторы не желали довольствоваться сообщениями о грядущих барышах и несказанных красотах Эспаньолы. Расходы на колонию росли, только на один фрахт приходилось теперь тратить миллионов пять-шесть мараведи, и не меньше стоил провиант для поселенцев, да и миллионов восемь уходило на выплату жалованья наемникам, сидевшим

в Изабелле (101).

6000000+6000000+8000000=20000000

А с кораблями Торреса прибыло заморское золото на сумму в 10 миллионов мараведи. Следовательно, колония принесла убыток в размере 10 миллионов мараведи.

Короля и королеву, Фонсеку и севильских банкиров очень беспокоили вести из Индий. Создавалось впечатление, что Адмирал со своими воинственными бездельниками не в силах будет добыть много золота, во-первых, потому, что Эспаньола была им небогата, во-вторых, по той причине, что колонисты не желали добывать драгоценный металл трудом своих рук, и, в-третьих, в силу того, что поиски золота они желали вести не для Католических Королей, а для самих себя.

Адмирал и его соратники уже не внушали королевской чете былых надежд, а подобное разочарование было чревато дурными последствиями для главы второй экспедиции.

ЗАГОВОР БЕРНАЛЯ ДЕ ПИСЫ И ПОХОД В СИБАО

Между тем в Изабелле после ухода флотилии Торреса положение явно ухудшилось. Съестные припасы были на исходе, лихорадка свирепствовала еще сильнее, чем в первый месяц сидения на здешних болотах. Адмирал, которого еще в январе одолевали тяжелые приступы лихорадки, в феврале и марте был прикован к постели, состояние его внушало опасения лекарю Чанке.

Смутьяны подняли головы. Они, не таясь, устраивали свои сборища, они на всех перекрестках поносили Адмирала, обвиняя его в дурных умыслах против колонистов. «Хотим в Кастилию!», «Долой Адмирала!» — таковы были призывы мятежно настроенных поселенцев, причем явственно ощущалось, что их действиями руководит опытный и коварный интриган.

В начале марта зачинщика смуты удалось вывести на чистую воду. Им оказался «эконом всех островов и всех Индий», ставленник Фонсеки, Берналь де Писа. Заговорщики должны были овладеть оставшимися кораблями, захватить остатки провианта и бежать в Кастилию, бросив на произвол судьбы не только Адмирала, но собственных товарищей.

Когда корабли входят в гавань, места, где отдаются якоря, обозначаются деревянными поплавками — томбуями. Томбуи не могут оторваться от якорей, их удерживают крепкие тросы — буйрепы.

До марта 1494 года никто и никогда не использовал томбуи в качестве сейфа. Но Берналь де Писа, будучи человеком изобретательным, один из томбуев приспособил для хранения секретных бумаг. Каким-то образом заговорщика удалось выследить, и томбуй с его содержимым был доставлен Адмиралу. Выяснилось, что Берналь де Писа прятал в этом плавучем сейфе не только списки своих единомышленников, но и донос на Адмирала. Расчет главы заговора был прост: по прибытии в Кастилию он тут же доказал бы Фонсеке и их высочествам, что Адмирал предатель и мятежник и от него пришлось увести корабли, посадив на них преданнейших слуг их высочеств, слуги же эти могут засвидетельствовать, что злонамеренный генуэзец готов изменить Католическим Королям и стать независимым государем.

«Это был, — писал Лас Касас, — первый мятеж, завязавшийся в Индиях, и его удалось погасить прежде, чем он разразился. И, должно быть, отсюда и начались споры между Адмиралом и его преемниками с теми лицами, которых посылали в Индии короли и которые, как это будет сказано дальше, причинили величайший вред» (77, 1, 367).

Берналь де Писа несколько опередил ход событий и действовал при этом слишком грубо, но весьма показательно, что королевская чета отпустила этому негодяю все его грехи. Адмирал не решился вздернуть заговорщика на рею и отправил его в Кастилию, а там кое-каких щук охотно выпускали в воду…

Поделиться с друзьями: