Колумб
Шрифт:
В главе «Северная интермедия» вскользь был затронут вопрос: действительно ли Колумб открыл Америку? «Северная интермедия» — это сомнительное плавание молодого генуэзца к берегам Исландии, это события 1477 года, которые нельзя даже считать прологом к великим свершением 1492 года. Вот почему мы не сочли возможным в рамках этой главы рассматривать сложную проблему приоритета в открытии Нового Света. Однако в заключительных разделах той части книги, которая посвящена первому плаванию Колумба, уместно снова вернуться к этой проблеме. Или, вернее, к этим проблемам, ибо требуется дать ответ на два вопроса: № 1. Действительно ли Колумб был первым европейцем, который дошел до берегов Америки? И № 2. Действительно ли в 1492 году он открыл эту часть света?
На первый вопрос ответ может быть дан лишь один: Колумб, бесспорно, был далеко не первым европейцем, побывавшим на американских
Норманны, прославленные мореходы раннего средневековья, в IX веке достигли Исландии, в X столетии появились на берегах Гренландии — земли, несомненно, американской, а на рубеже X и XI веков добрались до страны Винланд, которую современные историки норманнских походов искали на побережье Северной Америки в интервале между Лабрадором и Новой Англией.
Подвиги северных Одиссеев были воспеты в исландских сагах, и герои этих саг, в том нет сомнения, — лица совершенно реальные. Один из них, Лейв Эйрикссон, или Лейв Счастливый, около 1000 года ходил в Винланд, и не исключена возможность, что его лет на десять опередил не менее смелый викинг Бьярни Херьюльфссон.
Где находилась страна Винланд, установить нелегко, но вполне вероятно, что кое-какие следы ее удалось в 1964 году обнаружить норвежскому исследователю Хельге Ингстаду. В местности Ланс-о-Мидоу на острове Ньюфаундленде Ингстад открыл древнее скандинавское поселение — фундаменты домов из затвердевшего дерна, следы кузницы и бани, каменное пряслице, гвозди, кусок бронзы, глыбы шлака и железной руды. По данным радиоуглеродного анализа, материальные остатки этого поселения датируются с диапазоном колебаний в 100–150 лет, и их можно отнести к IX–XI векам, то есть к эпохе Лейва Эйрикссона, хотя доказать, что именно Лейв и его люди строили в Ланс-о-Мидоу дома и плавили здесь железо, пока еще невозможно (9).
Конгресс США поспешил в 1965 году объявить день 9 октября днем Лейва Эйрикссона, первого европейца, дошедшего до берегов Северной Америки. Решение это представляется несколько преждевременным, во-первых, потому, что археологические работы на Ньюфаундленде еще не завершены, и, во-вторых, по той причине, что Лейв Эйрикссон может оказаться не первым скандинавом, вступившим на американский берег, честь эту, как уже упоминалось, некоторые историки приписывают Бьярни Херьюльфссону.
Однако конгресс прав в одном: подвиги смелых скандинавских мореплавателей, в исходе первого тысячелетия нашей эры побывавших на североамериканских берегах, заслуживают всеобщего признания.
В равной мере это относится и к потомкам Бьярни Херьюльфссона и Лейва Эйрикссона. Доподлинно известно, что в XI–XII веках они основали несколько поселений в Гренландии и что эти поселения существовали до конца XIV столетия.
Однако обретения норманнов были «открытиями в себе», сведения о походах в Гренландию и в страну Винланд распространялись в очень узком скандинавском ареале и не оказывали ни малейшего влияния на развитие географических представлений средневекового мира.
В этой связи как нельзя более справедливым нам кажется суждение видного советского историка-скандинависта А. Я. Гуревича (8, 159). «Даже посетив Америку, — пишет он, — и прожив несколько лет на одном из ее островов, норманны не открыли ее в том смысле, в каком открыл Америку Колумб: реальных последствий ни для американских индейцев, ни для эскимосов, ни для европейцев этот эпизод не имел. Никакой древненорманнской карты у Колумба не было, да и не могло быть, по той простой причине, что скандинавы эпохи викингов не умели чертить карт» [58] .
58
Кстати о картах. Осенью 1965 года группа американских ученых из Йельского университета в Нью-Хейвене опубликовала карту мира, составленную примерно в 1440 году, с потрясающими «деталями». На этой карте были нанесены Гренландия абсолютно современных очертаний и остров «Вимланд» с двумя заливами, или фьордами, очень похожими на Гудзонов залив и эстуарий реки Святого Лаврентия. Это была сенсация. Еще бы! Теперь яснее ясного становилось, что ошибались географы и историки, утверждавшие, что открытия норманнов не оказали ни малейшего влияния на картографию и географическую мысль позднего средневековья, более того, оказалось, что за пятьдесят с лишним лет до первого плавания Колумба Западная Европа отлично знала, что за океаном лежат североамериканские земли. Йельские «первооткрыватели» объявили, что подлинность карты доказана. Увы, вскоре выяснилось,
что с картой дело обстоит далеко не так благополучно, как это утверждали йельцы. Чертили ее действительно в XV веке, но «дочерчивали» пятьсот лет спустя. Гренландия и «Вимланд» пририсованы к старой основе, а надписи, относящиеся к Новому Свету, выполнены свежими чернилами. «Сенсация», — отмечает А. Я. Гуревич, — обернулась конфузом» (там же, стр. 159). Сокрушительной критике йельская карта подверглась также в работе М. А. Когана (13).Собственно говоря, приводя эти слова А. Я. Гуревича (а подобные же взгляды разделяют и крупнейшие советские историки географических открытий И. П. Магидович и М. А. Коган), мы даем ответ на второй вопрос, поставленный чуть выше: действительно ли Колумб в 1492 году открыл Америку?
Да, он и в самом деле совершил это великое открытие.
В 1491 году Европа не имела понятия о гигантской американской суше, которая вобрала в себя два материка и великое множество больших и малых островов.
В 1493 году Европа получила первые сведения о первых землях Америки, а четверть века спустя на картах мира четко проступили контуры Нового Света, и к трем частям света, известным с глубочайшей древности, добавилась четвертая часть, о которой решительно ничего не ведали античные географы и их средневековые комментаторы.
Резюмируя, скажем: Колумбовы открытия 1492 года имели всемирно-историческое значение — они едва ли не вдвое расширили рамки земной ойкумены и придали ей новую часть света, ранее неизвестную европейцам.
БАРСЕЛОНСКИЙ ТРИУМФ
Сорок вторая весна в жизни Адмирала была чудесна, и ни в минувшие, ни в последующие годы не доводилось испытывать великому мореплавателю такой отрады. Он вернулся со щитом, сбылись самые сокровенные его чаяния, и вся Кастилия с ликованием встречала нового Ясона, который достиг Индий и обрел там Золотое Руно.
Впрочем, подавляющее большинство кастильцев толком себе не представляли, где плавал Адмирал, что он открыл и почему так важны эти открытия. Кастильцы, особенно жители Андалузии, — страстные любители зрелищ, и волновали их не открытия Адмирала, а его кортеж, не уступавший по яркости и пестроте пасхальной процессии.
Вся Севилья стекалась к Иконным воротам, здесь размещены были на постой диковинные люди, доставленные из Индий. Днем и ночью здесь толпились и простые люди, и благородные рыцари, и священники, и знатные дамы. От искушения не удержался и девятнадцатилетний саламанкский студент, Бартоломе Лас Касас. Он часами выстаивал у Иконных ворот, и ему довелось повидать самого Адмирала, который жил по другую сторону Гвадалквивира, в монастыре Санта-Мария-де-Лас-Куэвас — святой Марии на пещерах.
Пасхальная неделя всегда праздновалась в Севилье с большой помпой. Каждодневно к кафедральному собору направлялись торжественные процессии. Монахи одиннадцати орденов, члены разных ремесленных цехов и гильдий, моряки из заречного пригорода Трианы протискивались через узкие улочки центральных кварталов к собору, сгибаясь под тяжестью помостов с деревянными и гипсовыми статуями пречистой девы, апостолов и святых великомучеников.
Проносили «свет господний», свечу чудовищной величины, отлитую из желтого воска, у дверей собора князья церкви омывали ноги нищим, и во всех этих церемониях горячее участие принимал Адмирал. Два года назад он неделями обивал пороги в приемных андалузских магнатов, теперь герцог Мединасидония дал в его честь грандиозный ужин, и на этом вечере присутствовали отцы города, и сам архиепископ севильский возгласил между мясным и рыбным блюдами осанну новому Одиссею.
В понедельник, 9 апреля, Адмирал покинул Севилью и направился в Барселону. Путь его лежал через Кордову, Мурсию, Валенсию и Таррагону; всю Андалузию, весь Левант, половину Кастилии он должен был пройти, чтобы отдать отчет о своих открытиях королевской чете.
Чудесен апрель в Испании, Распускается листва, зеленеют травы, ярко светит ласковое, не знойное солнце, бормочут весенние ручейки, не пылят подсыхающие дороги. Пышный кортеж шел медленно, процессию возглавлял Адмирал, за ним гарцевали командиры флотилии, замыкала шествие шестерка индейцев. На Гуанахани, на Кубе, на Эспаньоле они ходили в чем мать родила, но здесь, в христианской и цивилизованной стране, им пришлось прикрыть стыд роскошными поясами, и в довершение всех неудобств Адмирал приказал им не снимать золотых масок — гуаяс; у каждого индейца на плечах была клетка с попугаями, и эти нескромные птицы вызывали бурю восторга у кастильских и арагонских мальчишек, которые неизменно сопровождали адмиральскую процессию.