Колумбы российских древностей

Еще в период подготовки и заключения Фридрихсгамского мира у Румянцева сложились тесные дружеские контакты с финскими естествоиспытателями, писателями и историками. Один из них — А. Ю. Гиппинг (1788–1862) впоследствии стал библиотекарем у графа. Его Румянцев намеревался привлечь к изданию документов Кенигсбергского архива. В 1819 г. в Петербург переехал выпускник Абоского университета А. М. Шегрен (1794–1855), ставший впоследствии известным языковедом, фольклористом и этнографом. Сменив Гиппинга на посту библиотекаря, он активно подключился к работе кружка, издав сначала на средства Румянцева свое исследование, посвященное финскому языку и литературе, а затем по поручению Румянцева готовил переводы на французский язык нескольких русских книг, в частности «Путешествие в Туркмению и Хиву» Н. Н. Муравьева и «Путешествие в Коканд» Ф. Назарова.

В 1824 г. Шегрен приступил к осуществлению обширного плана изучения истории, языка и быта народов финно-угорских племен в ходе специальной экспедиции, финансировавшейся финляндским казначейством. Эту экспедицию всецело поддерживал и Румянцев, снабдивший Шегрена рекомендательными письмами к местной администрации. По просьбе Румянцева Шегрен установил контакт с сосланным в Валаамский монастырь выдающимся русским китаеведом Н. Я. Бичуриным и вел с ним успешные переговоры об издании его трудов и приобретении собранных им рукописей.

Освободившееся место Шегрена вскоре по предложению Румянцева занял А. X. Востоков (1781–1864), выпускник Академии художеств, писатель и переводчик. С 1815 г. он начал работать в Публичной библиотеке старшим помощником хранителя, а затем и главным хранителем отдела рукописей. Служба здесь дала Востокову широкие возможности для изучения древних письменных памятников. В 1820 г. появилось его «Рассуждение о славянском языке, служащее введением к грамматике сего языка», произведшее глубокое впечатление на современников блестящим разбором и сопоставлением различных славянских языков на основании изучения древних рукописей. «Рассуждение» принесло Востокову широкую известность.

В 1824 г. Востоков оставил работу в Публичной библиотеке и поступил на службу к Румянцеву, который поручил ему продолжить подготовку начатого еще Калайдовичем издания одного из древнейших памятников славяно-русской письменности — Сборника Святослава 1073 г., а также составление пособия по палеографии и описание своего собрания славянских рукописей. Описание, законченное и изданное Востоковым уже после смерти Румянцева, стало одним из образцов подобного рода археографических работ, ценным сводом исторических, лингвистических, палеографических данных [29] . Не потеряло своего научного значения оно и до настоящего времени.

29

Востоков А. X.Описание русских и словенских рукописей Румянцевского музеума. СПб., 1842.

Деятельность Востокова скоро вышла за рамки данных ему поручений. Он стал одним из консультантов Румянцева в приобретении рукописей, рецензентом и редактором трудов других членов кружка. При его участии Погодин подготовил перевод исследования Й. Добровского о Кирилле и Мефодии, а Кеппен — публикацию славянских памятников, хранившихся в зарубежных архивах и библиотеках.

Некоторые петербургские исследователи приняли участие в отдельных предприятиях кружка. Служащий статистического отделения Экспедиции государственного благоустройства В. Ф. Вельяминов-Зернов, среди современников слывший человеком с «основательными познаниями», по поручению Румянцева готовил издание Русской Правды. Сын священника Тверской губернии Д. П. Попов, ставший адъюнктом Академии наук и профессором греческой и римской словесности в Петербургском университете, перевел «Историю» Льва Диакона. В 1824 г. он получил предложение Румянцева перевести на русский язык книгу французского исследователя Геля, содержавшую комментарии к «Географии» Геродота. Возможно, граф финансировал и подготовку издания русского перевода «Илиады» и «Одиссеи», осуществленного Поповым, но оставшегося в рукописи. Литератор и переводчик Д. И. Языков в ответ на пожелание Румянцева намеревался составить «Словарь русских древностей». Он же перевел на русский язык исторические сочинения Лерберга.

Несколько исследований подготовили в кружке переводчик и поэт, автор учебников по русскому языку Я. О. Пожарский, бывший служащий Пермской казенной палаты, впоследствии известный историограф русского флота В. Н. Берх, большой знаток истории и этнографии Сибири, издатель журналов «Сибирский вестник» и «Азиатский вестник» Г. И. Спасский. Постоянными консультациями и помощью в переводе иностранных материалов Румянцев пользовался со стороны своих секретарей Г. Д. Богацкого и Б. Вихмана, а также библиотекаря иностранной части своей библиотеки М. Г. Плиссова.

Петербургские члены кружка привнесли в его деятельность новые направления: интерес к филологии, библиографии, всемирной истории, иностранной литературе и источникам. Они позже москвичей развернули свою работу. Если в Москве организационным центром стала Комиссия печатания государственных грамот и договоров, то в Петербурге им оказался дом Румянцева. Здесь, по свидетельству Карамзина, едва ли не еженедельно сотрудники графа собирались и вели оживленные беседы о древностях, «о политике, о будущей судьбе Европы».

Третий центр кружка образовали ученые, жившие в западных районах страны, прежде всего в Гомеле, Полоцке и Вильно. В этих местах еще в 1814–1817 гг. многочисленные поручения Румянцева, связанные с археологическими раскопками и описанием памятников, выполнял будущий министр финансов Е. Ф. Канкрин. Но активизация деятельности кружка связана с переездом сюда И. И. Григоровича (1792–1852). Выходец из многочисленной семьи священника гомельской усадьбы Румянцева, он стал «пенсионером» графа в Петербургской духовной академии и уже в студенческие годы вместе с рядом своих сокурсников подрабатывал у Румянцева разнообразными переводами.

Тогда же Григорович написал свое первое научное исследование о новгородских посадниках, изданное на средства Румянцева с дополнениями Калайдовича [30] . Оно представляло собой добросовестную выборку сведений о посадниках из опубликованных и отчасти неопубликованных источников. По характеру и расположению материала книга Григоровича приближалась к справочному пособию. Подобные работы, посвященные древнерусским церковным деятелям и князьям, получили в начале XIX в. в России довольно широкое распространение.

30

[ Григорович И. И.]. Исторический и хронологический опыт о посадниках новгородских. М., 1821.

С Григоровичем Румянцев связывал немалые надежды. Его неожиданное решение после окончания академии занять место своего отца в Гомеле первоначально вызвало возражение графа, который, как вспоминал Григорович, «отвлекая меня от рясы, однажды пригрозил, что будет на меня смотреть как на всякого сельского попа» [31] .

Устроившись в Гомеле, Григорович серьезно занялся изучением истории местного края. Уже первое его знакомство с тамошними архивами оказалось успешным — найдены были интересные материалы по истории Белоруссии. Они стали ядром задуманного им трехтомного издания, первая часть которого с исправлениями и дополнениями Калайдовича и других московских сотрудников Румянцева была опубликована в 1824 г.

31

ГБЛ, ф. 178, карт. 1346, д. 18, л. 15 об.

Разыскание документов для второй и третьей частей публикации вовлекли в кружок новых сотрудников. Среди них оказались архивариус полоцкой греко-униатской духовной консистории Кунцевич, полоцкий архимандрит И. Шулякевич, переводчик могилевского магистратного суда Н. Г. Горатынский (Гортынский), смотритель полоцких уездных училищ А. М. Дорошкевич (Дорошенко), молодой служащий полоцкого уездного казначейства И. Сыщанко и другие.

В начале XIX в. в научной и культурной жизни России, Польши и Литвы важную роль играло Вильно. Здесь существовали тайные студенческие организации, пропагандировавшие ограничение феодального гнета, равенство сословий, национальную независимость. В университете преподавали известные польские и русские историки И. Лелевель, М. К. Бобровский, И. И. Данилович, исторические сочинения которых с огромным интересом читали в России.