Колыбель предков
Шрифт:
Это не значит, однако, что он отрицает какое-либо сходство между французским и восточным древнекаменным веком. Просто повышение уровня развития культуры эпохи палеолита в западных памятниках по сравнению с восточными подтверждает гипотезу о североазиатском происхождении европейского каменного века. Древнейший человек, утверждает Картальяк, впервые появился в Сибири, когда она отличалась более теплым климатом, чем современный. В одну из эпох отступания на север ледникового покрова древние охотники двинулись из Северной Азии на запад и заселили сначала Восточную, а затем Западную Европу. Более того, Картальяк Убежден, что Сибирь сохраняет роль своеобразного культурного центра и в последующие эпохи: в период новокаменного века и раннего металла. Во всяком случае, он не перестает утверждать на ученых заседаниях, что
Катрфаж в заключение сказал, что многие из мыслей и предположений Вагнера, Мюллера и Картальяка кажутся ему весьма правдоподобными, хотя впредь до более значительных открытий в России, в особенности в Сибири, вся их система доказательств остается не более чем гипотезой.
Николай Михайлович с нескрываемым удовольствием и вниманием выслушал рассказ Катрфажа, а когда тот снова сказал, что дело теперь за сибиряками, ибо только они могут подтвердить или опровергнуть теоретиков из Франции и Германии, Ядринцев, наконец, спросил:
— А как вы расцениваете открытие Черского?
— Черского? Что вы имеете в виду?
— Черский, ныне знаменитый своими исследованиями по геологии Сибири, в начале своей научной карьеры, в 1871 году, открыл в черте города Иркутска какие-то странные изделия из мамонтовой кости вместе с костями древних животных и расколотыми камнями. Он тогда же предположил, что эта находка относится к древнекаменному веку. В России, однако, к его заключениям отнеслись скептически!
Катрфаж взглянул вопросительно на барона. Де Бай недоуменно пожал плечами.
— Вы считаете, что Черский прав?
— О, это не моя область, чтобы судить об этом, — улыбнулся Николай Михайлович. — К тому же я не видел подлинных вещей, найденных Черским. Когда три года назад я совершил специальную поездку по сибирским музеям, то в Иркутске мне их не показали. Я не знаю, были ли находки сданы в фонды музея Географического общества, но если да, то они погибли в огне пожара 1879 года. Есть, однако, в Сибири один любитель-археолог. Для него мнение Черского — истина, в котором он не сомневается. Я вряд ли стал бы вам об этом говорить, если бы он не мечтал открыть в Сибири как раз те памятники, о которых шла речь сегодня. Мне кажется, он нашел их.
— Палеолит? — быстро спросил Катрфаж.
— Да.
— Вы знакомы с этим археологом? — заинтересовался де Бай.
— Я познакомился с ним в ту же поездку по музеям в 1886 году, когда прибыл в Красноярск, — ответил Ядринцев. — Его зовут Иван Тимофеевич Савенков…
Николай Михайлович рассказал французским ученым как можно подробнее о Савенкове. Его открытия заслуживали этого. Беседа затянулась за полночь…
…Слово «любитель» в отношении к людям, которые помимо основных своих занятий вторгаются в пауку, приобретает в устах «профессионалов» обидный оттенок. Дилетант, любитель — разве можно ученым всерьез полагаться на его работу, наблюдения и выводы! И все же Савенков с его доходящей до фанатичности преданностью науке о древностях, по целеустремленности, стремлению к максимальной точности, совмещенной с осторожностью, любитель-археолог в лучшем смысле этого слова. В своей работе он достиг той грани, когда любительство перерастает в подлинный профессионализм.
Может быть, широта интересов Ивана Тимофеевича была обусловлена и удачно выбранным факультетом Петербургского университета — в 1870 году он окончил естественно-историческое отделение физико-математического факультета. В тот же год Савенков уехал в Сибирь, которая была для него настоящей родиной, поскольку большую часть детских и юношеских лет он провел в Иркутске. Иван Тимофеевич направляется на работу в Красноярск, где сначала, преподает в гимназии математику, физику и естествознание, а затем в 1873 году становится директором учительской семинарии.
Семья Савенковых, по рассказам старожилов, выделялась среди интеллигенции Красноярска. Иван Тимофеевич — человек редкой жажды знания и трудоспособности, замечательный педагог, творчески разрабатывавший проблемы воспитания детей и подготовки учительских кадров.
Он отличался поразительной энергией и разнообразием интересов. Сочинитель легких пьесок и стихов для детей, любитель экскурсий и походов, блестящий шахматист, лучший стрелок города и артист, поклонник многих видов спорта, Савенков упорно занимался самообразованием. Супруга его Екатерина Ивановна Батурина — первая женщина в Красноярске, которая поступила на государственную службу. В их доме бывали такие крупные представители русской науки и краеведения, как Норденшельд, Черский, Лопатин, Мартьянов.Каково же было удивление знакомых Ивана Тимофеевича, когда он внезапно, забросив все свои увлечения, занялся краеведением. Сначала он совершает экскурсии в окрестности Красноярска, а затем становится «ревностным археологом». Заветной мечтой его стало открытие на Енисее… древнекаменного века!
Трудно сказать, что именно подтолкнуло Савенкова к решению такой сложной и необычной задачи: может быть, непрекращающиеся дискуссии о «мамонте в Сибири» или грандиозная Антропологическая выставка в Москве, организованная в 1879 году по инициативе Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при участии ряда крупнейших зарубежных археологов и антропологов, в том числе Катрфажа. Возможно, его увлекли корреспонденции Д. Н. Апучина из стран Западной Европы, где он изучал в музеях древности и копал палеолитические пещеры. Главным, что укрепило мысль о возможности открытия культуры «допотопного» человека на берегах Енисея, несомненно, были заметки И. Д. Черского (У находках у Военного госпиталя. Если культура Homo deluvie testis открыта на берегах Ангары, то почему она не может оказаться на Енисее?!
С чего следует начата, где искать остатки древнейшей культуры? Может быть, так же, как во Франции и Бельгии, в пещерах? Благо их в окрестностях Красноярска и в особенности в долине живописной Бирюсы довольно много. Но разведки в пещерах принесли разочарование. И вот тогда-то, в самый ответственный момент, Иван Тимофеевич знакомится с И. А. Лопатиным, одним из замечательных русских геологов-путешественников. Где бы ни бывал Лопатин — в Минусинских степях, на Сахалине, в Приамурском или Приморском крае, он всюду отмечал памятники старины, описывал их, а некоторые даже раскапывал. У него, в частности, хранилась довольно значительная коллекция орудий новокаменного века, собранная около Базаихи и Ладеек вблизи Красноярска.
Иннокентий Александрович в один из своих очередных приездов в Красноярск посетил Савенкова, и тот рассказал ему о своей мечте найти палеолит на Енисее. Лопатин посоветовал ему искать остатки культуры древних охотников не в пещерах, а в обрывах высоких речных террас, сложенных желтоватой глиной воздушного происхождения, лессом. Ведь именно здесь часто залегают кости древних гигантов — носорогов, мамонтов, быков и лошадей, современников первобытного человека. Если вместе с ними окажутся обработанные камни, это и будет палеолит. На месте открытия надо провести точные геологические наблюдения, установить условия, в которых залегают кости и камни. Если такие находки действительно последуют, то не стоит увлекаться сравнениями и аналогиями с тем, что известно по открытиям в Европе. Главное — точность наблюдений.
Как первый, так и второй совет Савенков принял на вооружение и неукоснительно выполнял их.
Лопатин с этих пор стал Помогать своему коллеге по увлечению археологией. Он снабжал его книгами и библиографическими указателями по «доисторической археологии», предлагал свою помощь при обработке материалов. Савенков высоко ценил его и говорил своим знакомым, что «с геологией и археологией края он знаком более, чем кто-либо другой».
Иван Тимофеевич с энтузиазмом занялся поисками палеолита в Красноярске и прилегающих к нему районах. Однако успех пришел не сразу. Работать приходилось в трудных условиях. В городе не было тех, кто показал бы методы работы как в области археологии, так и в геологии. Среди «неблагоприятных условий» и «прискорбных затруднений» самым, может быть, досадным и труднопреодолимым была «ощутительная бедность литературных пособий». Чисто подготовительный этап работы при характерной для Савенкова добросовестности отнимал много времени. А ведь он был «всего-навсего» любителем, т. е. изучать книги и совершать экскурсии приходилось после выполнения прямых служебных обязанностей.