Колыбель. Часть первая. Террор
Шрифт:
Но до этого он лично связался с родственниками погибших ребят. Наверное, это было самое сложное. Трудно сказать матери, что её ребёнок погиб. Ещё трудней сказать бабушке, что она пережила своего внука. И так уж вышло, что единственную радостную весть о спасении паренька сообщать было некому – тот оказался сиротой. Жестокая насмешка судьбы лишила его душу даже малой толики облегчения!
Полянский устало захлопнул планшет и постарался поудобней устроить своё уже немолодое, худое, жилистое тело в неприспособленном для этих целей больничном кресле. Вытянул длинные ноги и направил уставшие глаза вдаль, в голубое небо за окном. Тяжёлые, уставшие веки сомкнулись сами, без ведома хозяина. Напряжение последних
Из дремоты его выдернуло чьё-то тактичное покашливание. Полянский, закрывая зевок сомкнутыми ладонями, огляделся. В кресле напротив сидит человек в хорошо подогнанном тёмно-сером костюме, аккуратно подстриженные волосы зачёсаны назад. Довольно молодое лицо с резкими чертами, спокойное, хоть и усталое – выдают круги под глазами. Но взгляд пронзительный, будто заглядывающий в самые потаённые уголки человеческой души. Полянский смотрит на классические наручные часы, пытаясь сообразить, как давно он уснул.
– Вы проспали ровно сорок минут, – раздался спокойный чуть басовитый голос. Полянский вопросительно посмотрел на незнакомца. – Я как раз вышел из лифта в другом конце коридора, когда вы неожиданно для меня и себя задремали.
– Видимо, всё же вырубило, – ответил Полянский, слегка потягиваясь.
– Мозгу нужно перезагрузиться. Даже полчаса сна прочищают мозг лучше, чем десяток чашек кофе. Пилотам пассажирских авиарейсов позволительно спать по сорок минут. Но не больше, иначе мозг после резкого пробуждения может неверно среагировать на обстановку вокруг, – на лице незнакомца мелькнула лёгкая улыбка. – Я в вертолёте тоже позволил себе такой короткий сон, пока сюда летел.
– Наверное, вы правы… – Полянский не сразу уловил, что незнакомец прилетел на вертолёте. Обычные граждане на вертолётах по больницам не летают, по крайне мере целыми, а этот выглядит очень даже неповреждённым. – В вертолёте?
– Но лучшая перезагрузка получается, если сразу после выпить чашку крепкого, обязательно сладкого, кофе! – будто не слыша заданного вопроса, продолжал незнакомец.
Полянский только сейчас заметил, что на сидении соседнего кресла стоят два термостаканчика с кофе. Незнакомец взял один из них и протянул, угощая: – Пришлось специально останавливаться по дороге. Держите!
– На вертолёте? – Полянский приподнял бровь.
– Да. В парке, есть подходящая полянка, рядом кафешка. Времена сейчас, сами знаете какие, а хороший кофе подчас заменяет дюжину советчиков.
Полянский взял стаканчик, и сдёрнул с него крышку – он терпеть не мог цедить благородный напиток через маленькое отверстие в «кофе на вынос», собеседник последовал его примеру. Большой глоток немного обжёг нёбо, но взбодрил, заставив сердце стучать быстрее.
– Вы пейте, Григорий Ефремович, не торопитесь! А пока пьёте, подумайте – бывают ли в жизни совпадения, или же всё происходящее чей-то умысел?
– Знаете, я бы к вашей теории про перезагрузку мозга и сладкий кофе добавил ещё один пункт… – Полянский сделал новый глоток. – Нежданная встреча бодрит, не хуже любой перезагрузки мозга!
– О, это всё сладкий кофе! – тень лёгкой улыбки снова пробежала по лицу незнакомца. – Всего лишь крепкий, сладкий кофе.
ЕРЁМЕНКО
Двухкилометровая конструкция из металла, бетона и композитных материалов возвышалась над окружающим степным ландшафтом, словно гигантский перевёрнутый стакан на кухонном столе – именно такое сравнение приходило в голову большинству людей, видевших атмосферный очиститель впервые. Его тень в разное время суток накрывала то прибрежную калмыцкую степь утром, то Каспийское море вечером. Большая часть конструкции располагалась на суше, на западном берегу Каспия, однако под водой пролегало около
ста пятидесяти квадратных километров трубопровода, образовывавшего сеть с квадратными ячейками. Каждая ячейка занимала площадь в один квадратный километр. Подводный трубопровод являлся частью системы охлаждения и фильтрации воды.Александр Ерёменко смотрел на грандиозную конструкцию из окна скоростного монорельсового «сапсана» второго поколения, пока тот стоял на вокзале. Он до сих пор поражался дерзости и размаху проекта, хотя и трудился на нём без малого четыре года. Поначалу, когда объявили о старте строительства, он покрутил пальцем у виска, сочтя замысел безумием чистой воды. Но уже за первый год строительства стало понятно, что эта стройка не просто проект на дисплее, и не распил бюджетных денег, как скептики его окрестили в самом начале, а самый настоящий технологический прорыв, чудо инженерной мысли. Прочтя десятки публикаций, посвящённых проекту, Александр Ерёменко осознал, что должен участвовать, приложить руку к столь знаковому строительству для страны, а может и для всего человечества! Убедив жену в правильности данного шага и использовав самый весомый аргумент – высокую зарплату, Александр подал заявление и спустя четыре месяца отправился из дождливого Питера в бескрайнюю калмыцкую степь, в канун своего сорок четвертого дня рождения.
Сапсан тронулся. Рельсы починили первым после «бомбардировки», благо пострадали они не сильно. Чего не скажешь о городке Лагань. В последние пару лет, после начала стройки, городок разросся более чем в два раза, поглотив соседний посёлок. Каменный дождь прошёлся аккурат над новыми кварталами, вызвав серьёзные разрушения. От больших жертв спасло лишь то, что большинство жителей этих новых кварталов днём были заняты на строительстве. И лишь чудом ни один детский сад, ни одна школа не пострадали! Сейчас, проезжая Лагань в вечерней темноте, разрушений видно не было, лишь сотни огней, но поутру картина была иная. Для восстановления города и инфраструктуры со стройки были переброшены почти все ресурсы – люди и техника, а возведение конструкции доверили роботизированным комплексам.
Сапсан начал сбрасывать скорость, и вскоре Ерёменко уже стоял на привокзальной площади Астрахани. Полчаса спустя он ключом открыл дверь небольшой двухкомнатной квартирки на Волгоградской улице, что у Старого моста.
На часах, висевших в прихожей, была половина одиннадцатого, когда Александр переступил порог дома. Из кухни появилась жена Люба – вид у неё был уставший, но она приветливо улыбнулась супругу, как обычно, на протяжении двадцати пяти лет брака.
– Переодевайся, умывайся и марш к столу, ужин стынет! – с притворной строгостью сказала Люба и поцеловала мужа.
– Слушаюсь и повинуюсь! Как же хорошо, когда тебя ждут дома… – из кармана куртки раздалась мелодичная трель вызова, Александр вынул полупрозрачный коммуникатор и сразу погрустнел, – …и как же плохо, когда тебя не забывают на работе. Слушаю!
– Сан Саныч, выручай! – из устройства раздался звонкий голос Угарева, старшего инженера-электронщика седьмой секции. – До Федина дозвониться не могу, а ты с его бригадой электронику к силовым линиям подключал в моём секторе!
– Было дело, – Александр уже понимал, чем грозил этот поздний звонок.
– Во всём секторе напряжение упало, не хватает даже для контурных маяков.
Александр хотел было сказать, что это дело техников, вот пускай они и разбираются, но затем вспомнил, что большинство из них заняты на восстановлении коммуникаций в Лагани после трагических событий. Ответ был простой: – Выхожу.
– Отлично! Я отправил за тобой трикоптер, через десять минут сядет на вертолётной площадке возле реки. Жду около проходной! – сеанс связи завершился.
– Люба, у меня пять, от силы семь минут!