Колыбель

— Это для особо воцерковленных идиотов, — поморщился. Всегда кто–то хочет быть святее папы. Во всем должно быть чувство меры.

У товарища инженера не было чувства меры, он в своем позитивистском пафосе был религиозно истов. Он стал пластаться вдоль скалы, да еще с дарами, как будто точно знал, что там есть какой–то божок и к нему будет неудобно явиться без подарка.

Через пять коротеньких шажков, конечно, сорвался, по–дурацки выбросив вперед поднос и рухнув солдатиком в бродильню. С головой.

Стыдно признаться, но первым чувством Дениса было чисто мальчишеское злорадство. Получи, фашист, гранату!

Вынырнул — и смотрит, что интересно, не на своего напарника, мол, помогай, а туда, дальше, на невидимый Денису край бассейна. Нет, все же здравый смысл взял его в руки и развернул лицом вверх, к более разумному спутнику.

— Помочь? — не отказал себе в мелком удовольствии чуть поиздеваться господин аниматор.

Вообще–то от края обрыва до поверхности фруктов было всего метра полтора или чуть больше, но сразу становилось понятно, что самостоятельно по отвесной и склизкой стене практически без выступов выбраться не сможет даже тренированный атлет. Но дядя Саша попытался. Ободрал два кустика торчавшей из камня растительности и опять ушел с головой в брагу.

Не дожидаясь официального обращения, Денис лег на камень животом и свесил вниз одну руку. Фиг, не дотянуться. И поблизости не видать ничего, что можно было бы превратить, скажем, в шест.

Покачивающийся на стихающей волне инженер соображал быстрее:

— Снимай штаны!

В общем, турецкие шаровары спасли русского инженера, сами разлетевшись по шву на две части. Видимо, китайцы шили. О чем Денис не преминул напомнить спасенному и немного опьяневшему от испарений напарнику — сатисфакция за огородную поговорку.

Дядя Саша сидел молча, как бы опоминаясь, хотя сознание он явно не терял.

Денис раздраженно осматривал изувеченные штаны. Что теперь с ними делать? Бродить в трусах, пока не зашьешь? Чем зашьешь?!

— Ну что, дядя Саша, шабаш? В смысле пошли домой?

Тот ничего не ответил.

— Вы что–то там видели, дядя Саша?

Товарищ инженер снял свои влажные шорты, которые уже не были клетчатыми, и выжал их, потом трусы и переоделся, почему–то оглянувшись несколько раз в сторону невидимого края компостной ямы.

— Пошли.

Не хочет ничего рассказать, вот сволочь! Денису стало намного жальче свои шаровары.

Где–то уже на середине пути товарищ инженер поднял брошенный поднос, поднял его, перевернул и стал отдирать от его нижней поверхности, напоминающей оболочку кокосового ореха, грубые длинные волокна.

— Это вы намекаете, что можно починить мои штаны? А иголка? Честно говоря, я думал, что в благодарность за спасение пожертвуете мне свои шорты.

— Я пытаюсь определить, из чего мы можем сделать веревки для нашего будущего плота.

Денис остановился:

— Так вы мне расскажете, что там видели?

— Что я там мог увидеть? Я чуть не утонул, а потом ты меня спасал.

— Мне кажется, вы мне не все говорите.

Дядя Саша отбросил поднос:

— Здесь должны быть деревья с такой корой, с них мы будем драть длинные куски этой… дратвы.

— Мне кажется, вы не все мне говорите.

— Брось, какое еще «не все»?

— Вы что–то там видели.

— Отстань, мне еще бешенства твоего воображения не хватало. Пошли–ка лучше, Дениска, на бережок.

— Зачем это? Сейчас стемнеет.

— Мы успеем добежать, срежем здесь, я тут уже проходил однажды.

— Зачем нам туда?

— Хотя бы помыться.

— Ручей.

— Холодный.

Товарищ инженер стал быстро спускаться вниз по аборигенской тропе.

— Как ты думаешь, они видели мое купание?

— Они нет, все были внизу. И внизу, и далеко. Может, тот, кто сидит там, за выступом, видел, — наводяще понизил голос Денис, прыгая по камням рядом с товарищем инженером.

— Я знаешь что сейчас подумал? Какой толк, если даже разожжем огонь на берегу днем? Кто его увидит, даже если будет проплывать мимо? Надо запалить пару костров ночью. В сто раз сильнее эффект. По ночам ведь суда ходят так же, как и днем. Тем более сейчас было цунами. Поиски не могут не вестись.

— Такое впечатление, дядя Саша, что после того, как вы заглянули за выступ, убраться с острова вам захотелось с новой силой.

Напарник и на этот заход не среагировал. Мысль его шла по своим тропинкам.

— Ручей, давай сполоснем нашу одежку, противно разить этой бражкой.

Раздевшись, дядя Саша полез в воду.

— Вы же говорили, что холодно!

— Это другой ручей, не холодный, и дно глинистое, а глинка нам как мыльце станет.

Денис стоял на берегу с комком своих рваных, вонючих шаровар. Скорее всего, старику просто стыдно, ведь несомненное потерпел он фиаско со своим упорством и через свою невероятную, но ненужную цепкость.

— Это будет Глиняный ручей, согласен?

— Если хотите, отдадим его вам в пожизненное владение, дядя Саша.

— Как скажешь.

— И все земли за ручьем.

— Как скажешь.

Денис ждал, что напарник отнесется к предложению с большим юмором.

— А я считал, что вы против частной собственности. Особенно на явления природы.

— А я думал, что у тебя есть чувство юмора.

Ах, все–таки.

— Просто у вас нет чувства моего юмора.

Дядя Саша рассмеялся: стало ли ему вдруг весело, или он хотел всего лишь доказать, что смешлив? Денис чувствовал нарастающую иррациональную неприязнь к старшему своему товарищу, хотелось его чем–то кольнуть. И жалко было шаровары, потраченные хоть и с гуманистической целью, но, судя по всему, зря.

— Если аборигосы видели ваше непрезентабельное барахтанье в этом дерьме со спиртом, это может пошатнуть наш авторитет и вы не сможете навязать этим ребятам свою волю. Не станут они рубить для вас деревья и сучить веревки.

— «Вашу»? Свою волю к моей ты присоединять не собираешься?

Дядя Саша, подрагивая, натягивал клетчатые свои шорты, потом взялся за майку, она плохо ползла по телу, комкалась, как происходящая меж партнерами беседа.

Продолжать в том же духе Денис не захотел, даже скорее побоялся. В его сухом, жилистом товарище вдруг стала ощущаться несомненная окончательная твердость — он пойдет на разрыв. Денис ни в малейшей степени не был готов к такому развитию событий. И главное, знать бы, из–за чего. Чем питается плохо скрываемая решимость товарища инженера? Только стыдом корявого приключения в жертвенной яме?

Они двинулись к берегу, не развивая поднятой темы. Миновали четыре или пять разных по размеру хуторков с коровьими загонами. Аборигены спокойно, привычным образом посматривали на них. Некоторые даже кричали дяде Саше: «Дом! Дерево! Ручей!» — показывая на соответствующие предметы.

— Ничего с вашим авторитетом не случилось, — сердито, но, по сути, пытаясь подольститься, заметил Денис.

Им еще хватило времени, чтобы собрать немного веток и сухих пальмовых листьев для костра. Пяток подростков, увязавшихся за ними, принялся им радостно подражать, и скоро на песке высилось до полудюжины горючих куч.