Колыбель

— Ты здесь передернул, я говорил про справедливость, потому что…

— Какая справедливость, дядя Саша! Если бы Бог, не дай бог, был справедлив, мы бы все давно должны были кипеть в каком–нибудь котле. Скажите честно, у вас что, нет за душой чего–нибудь стыдно–поганого?

— Как у всех, как и у тебя?

— Я тварь еще та. И в моральном смысле, и в онтологическом. Я сотворен так же, как ваш Будда или Конфуций.

— Может, ты здесь, в отельной обслуге, и оказался оттого, что там, на родине, наследил, какой–нибудь бюджет распилил?

— Скажите сразу: изнасиловал шестилетнюю девочку, потом зарезал и съел.

— В бутылку лезешь?

— Да нет. Я и правда кое–кого бросил там почти в опасности, совсем без средств. Изгиб нервного характера. Совесть ноет. Иногда даже не по ночам. А про других — поверьте, господин атеист, что большинство из тех, что тянутся сейчас сюда, к экватору, на теплые берега, люди все больше тонкие, душевные, которых эта ваша цивилизация достала. Даже не Полонский исключение.

— Знаю я, квартиру на Палихе сдадут, а здесь свою духовную как бы жизнь оплачивают. И в голову не приходит, что живут за счет того, кто эту самую двушку там, на родимом севере, заработал.

— Вы опять о справедливости, дядя Саша?

— А чем тебе справедливость–то не нравится?

— Дьяволово отродье.

— Ух ты!

— Да–да, дядя Саша. Она омерзительна тем, что ее никогда нигде не бывает и не может быть, а целые страны и эпохи корежат людей, загоняя в нее. Сколько людей, столько и справедливостей. Вот тут дьявол и просовывает свое копыто к нам. Бог есть Любовь. Он нас жалеет и любит и поэтому воздерживается от применения к нам справедливости.

— Вот ты тут мне только что про гордыню вещал, а сам…

— Что «сам», дядя Саша?

— Возносишься. С чего это ты решил, что Бог, если он есть, тобой занят, сам же про себя сказал: мразь я и гад — так что ему с тобой вошкаться?

— Не совсем так я сказал. А вам опять придется втолковывать сверхочевидные вещи. Он мной занят потому, что я любимое его дитя, в смысле как человек. Не ангел какой–нибудь. И главное — я интересен, невероятно интересен. Даже для него, тем более что Он видит душевные мои движения. Вот меня захватили фашисты, я молодой партизан, сейчас меня будут пытать — выдай, где прячется твой отряд, и получишь пиво и колбасу, а не то — иголки под ногти! И знаешь, как ему интересно, что у меня в этот момент внутри происходит. Думаешь, он помчится куда–нибудь в Крабовидную туманность в миллиардный раз увидеть, как какой–нибудь нуклон нависает над бозоном? Он создал все эти атомы, и они всегда поведут себя одним только образом, а вот что я выберу — колбасу или товарищей по оружию, — это вопрос.

— Извини, Денис, но мне кажется, что ты выберешь колбасу.

— Думали обидеть, дядя Саша? Сразу видно, что вы не Бог. Вот вы уже поняли, что я куда умнее вас, и вы меня успели не полюбить, и вам желательно, чтобы я оказался сукой.

— Извини, вырвалось.

— Да ладно. Мне важнее, чтобы ты усвоил одну важную мысль. В интеллектуальном отношении мы, будь мы Эйнштейном, умноженным на Хокинга, и триллионной доли от Его интеллекта не составляем, но есть плоскость, где мы как бы на равных.

— Про что это ты?

— В моральной плоскости мы как бы имеем шанс хоть на самую короткую секундочку, но оказаться на равных с Ним. Разбойник, что висел с Христом рядом и уверовал, вечером уже же с ним оказался потом на пиру у Отца.

— А ты это видел?

— Не обращаю внимания на ничтожные колкости.

— Вот ты, Денисушка, про мораль…

— Ну да, ну да.

— Я ведь инженер, теплотехник, и когда мои молодые меня так аккуратно подвинули из общего жилья, я решил — пусть, не стал воевать, хотя мог. Я уехал. Сначала в Казахстан, потом… Теперь в этом отеле слежу за всей механикой. Ладно.

— Название отеля, кстати, в переводе на русский означает «Рай», а вы между тем инженер–материалист — нестыковочка.

— Я хотел тебе пример привести из моей жизни, но тебе, вижу, не интересно. Ты себе уже все доказал.

— Извините, дядя Саша, про «из жизни» всегда интересно, а что я назвал вас материалистом, так ведь это просто точно. Вы материалист, для вас реальность — это материя, данная вам в ощущениях.

— А тебе не данная?!

— Данная, данная, не спорю, только у меня вопрос: кем данная?

— Не понял.

— Вот: материалист — это человек, которого подобный вопрос ставит в тупик. Вся жизнь любого материалиста состоит в натыкании на факты, указывающие, что все берется откуда–нибудь, ведь из ничего не бывает ничего; деньги никто не дает просто так, их надо или заработать, или хотя бы украсть; чтобы стало светло, нужна включенная лампочка. Чтобы стать сытым, надо поесть. Чтобы что–то упало, надо это что–то подбросить, а появление всей, блин, Вселенной, со звездами, планетами и вечностью — дело совершенно беспричинное. Где логика?

— А у тебя сразу есть объяснение! Все создано из ничего одним чьим–то словом?

— Не чьим–то, вот в чем дело. И таким словом…

— Ладно, хлопец, хватит агиток. Ты у нас болтун по профессии, твоя профессия — пудрить людям мозги, только я не отдыхающий. Не трать пыл. Азартные спорщики мне вообще не слишком нравятся. А такое напрыгивание от тебя на такие глыбы, как Восток! Китай! Ну правда смешновато смотрится. Как моська. Китай–то доказал же и в древности, и в последнее время…

— Что доказал?!

— Все, я закрываю рот. Все! Я не слушаю!

— Я считаю…

— Если хочешь, считай так. Я знаю, что ты неправ.

— Вы же материалист, дядя Саша, это вы утверждаете, что факты упрямая вещь. Хотя что такое факт? Для меня самое главное фактическое событие в истории мироздания уже имело место в реальности — иерусалимское распятие, а для вас это миф!

— Проблема, Денисушка, в том, что я интеллектуально этому «факту» враждебен, а ты, несмотря на все крики, равнодушен. Ты себя горячишь, тебе это важно говорить, а не знать.

— О-о, товарищ инженер втянут–таки в диспут!

— Повторяю, считай как тебе удобно. Я живу в другой системе координат. Вне зависимости от того, имел место факт распятия или его выдумали по каким–то, может быть, очень важным причинам, я знаю: вот этот катер наш никуда не поплывет, если не залить бензин в бак. Можешь сколько угодно молиться, не стронется он с места. И не потому, что в тебе нет веры, а потому, что бак пустой.

— Доходчиво, дядя Саша, но примитивно. Вы искусственно вычленяете из всего многообразия мира, всех его тонкостей и сложностей один физически и интеллектуально стерильный эпизод и тычете его мне в мозжечок.