Колыбельная для вампиров - 3
Шрифт:
— Беккер, если ты снова начнёшь мне втюхивать Реази, то я закричу, — предупредила Мари.
— Ну и зря! — фыркнула Соня. — Большинство девиц на твоём месте кричали бы от счастья.
— Вот и пусть себе вопят, а мне он без надобности.
— Зай, я тебя как врач предупреждаю! Здоровая молодая женщина должна давать себе сексуальную разрядку.
После слов подруги на лице Мари появилось жёсткое выражение.
— Поверь, математика вполне её заменяет, и я не шучу. Так что давай закроем эту тему, раз и навсегда.
Ругнув Давида Левантовского, психолога Мари, упустившего её явный комплекс по отношению к мужчинам, Соня прикусила
— Хорошо, давай забудем. И всё же ты зря отвергаешь Ника. Поверь, он замечательный парень, хоть и с непростым характером. Конечно, он выбрал неправильную линию поведения, но, думаю, ты ему нравишься. Кстати, Иван тоже так считает.
— О боже! — простонала Мари. — Не знай я, что ты как кошка влюблена в Ладожского, то решила бы, что ты ему изменяешь с Реази, а меня пристраиваешь к нему для прикрытия.
Соня улыбнулась и, оглянувшись по сторонам, понизила голос до шёпота:
— Будь это возможно, я сама была бы не прочь проверить, что он представляет собой в постели.
— Вот оно что! — Мари понимающе кивнула. — Хочешь, чтобы я с ним переспала и поделилась с тобой впечатлениями? — деловито вопросила она.
— Да ну тебя, поганка! — Соня шлёпнула её по руке. — А что если хочу? — закинула она удочку.
— Фиг тебе! Тебе нужно, ты и спи с Реази. И вообще, Беккер, прекращай свои подкопы! Он и я — никогда в жизни! — Мари насмешливо посмотрела на подругу. — Я одного до сих пор не пойму, с чего вы с Ладожским взяли, что этот гад испытывает ко мне какие-то нежные чувства? Сонь, разуй глаза! Реази меня если не ненавидит, то уж точно терпеть не может. Присмотрись! Да его всего корёжит при виде меня. Неужели вы этого не замечаете?
— Зай, ты преувеличиваешь. Просто Ник ещё мальчишка, потому он так себя ведёт…
— Мальчишка? — удивлённая Мари даже остановилась после слов подруги.
— Ну да, он младше нас. Иван видел его досье, по человеческому летоисчислению Нику ещё нет двадцать одного. Он у нас из молодых, да ранних.
— Тогда я вообще ничего не понимаю.
— Не знаю, чего ты там не понимаешь. Одно могу сказать, он к тебе неровно дышит, иначе не донимал бы с такой настойчивостью.
— Чур, меня, сказка из породы ужастиков! Сонь, кончай фантазировать, давай посмотрим, куда нас заслал этот засранец. Если мы отклонились от маршрута, то он опять развоняется.
— Мари!
— Да ладно тебе! Всё равно он нас не слышит… а может, и слышит. Короче, мне пофиг. Плевать на маршрут. Идём, куда шли.
— Нет уж! Лично я не согласна на штрафные часы… Yes! Как говорил великий вождь, в правильном направлении идёте, товарищи.
— Вот и замечательно.
В соответствии с прописанным маршрутом девушки вышли на оживлённые улицы. Школярские каникулы ещё не закончились и вокруг них забурлила плотная людская масса. На Садовой улице тротуары были забиты так плотно, что двигаться против движения было также сложно, как идти через колонну трудящихся на праздничной демонстрации, которая, вдобавок, пришлась на хороший майский день. На дорогах было ничем не лучше. По ним, нетерпеливо сигналя, нескончаемым потоком ползли машины. В общем, на узких улочках с трехсотлетними постройками царствовал современный Вавилон, поклоняющийся мамоне.
Плывя в людском потоке, подруги поначалу ещё обменивались репликами, но вскоре Мари замолчала и на её лицо легла тень печали. Заметив это, Соня не на шутку встревожилась.
В последнее время такое с ней случалось все чаще и чаще, что было совершенно несвойственно её жизнелюбивой и весёлой подруге. К тому же Мари любила старые города и раньше обязательно обратила бы её внимание на необычный старинный дом или на запущенный, но уютный дворик, а то и просто на красивую лепнину на фасаде, который подвергся влиянию времени, но, как престарелая кокетка, сохранил черты былой красоты.Но так было раньше, а сейчас девушка шла, не замечая, что временами попадает во встречный поток. Раздражённые неимоверной толкучкой пешеходы бросали на неё сердитые взгляды и некоторые нарочно её толкали, но она ни на что не обращала внимания.
Видя такое дело, Соня, наконец, не выдержала.
— Зай, давай присядем, — сказала она, и потянула подругу к уличной скамье в небольшом опрятном сквере. — Хватит скрытничать! Скажи, у тебя точно всё в порядке?
— Ну, да, — отозвалась Мари и состроила удивлённую мину. — Полный порядок, а что?
— Лгунья! Нашла кого обманывать! — воскликнула раздосадованная Соня, но быстро взяла себя в руки и мягко добавила: — Зай, в последнее время у меня появилось стойкое ощущение, что дело не только в отсутствии вестей от Моррисона. Какая-то ты стала дёрганая, взвиваешься на дыбы по малейшему поводу.
— Ещё бы! Благодаря твоему любимому Реази я вкалываю сутки напролёт. Так уже утомил своими бесконечными штрафами, что скоро я буду не просто дёрганая, а стану бросаться на всех подряд.
— Палевская, хватит! Скажи, мне правду. Или ты мне не доверяешь?
— Ну что ты!.. Дело в том, что Рени больна, — наконец решилась Мари.
Соня огорчённо вскрикнула.
— Генетический сбой? — полуутвердительно спросила она.
— Он самый, — отвернувшись, Мари всхлипнула. — Il y a deja de la force de regarder comment elle s'eteint tout doucement… quid des conversions,[1] — она поспешно смахнула слёзы и её губы тронула слабая улыбка. — Я тут подумала, что ругаю Реази, а на самом деле нужно сказать ему спасибо. Если бы не он, то сидела бы я дома и потихоньку сходила с ума.
— Да, всё это ужасно, особенно для близких.
— Прости! Не хотела грузить тебя своими проблемами, да вот, не смогла удержаться.
— Ах ты, фиглярка несчастная! — воскликнула Соня и порывисто обняла подругу. — Что ж ты раньше не сказала и держала всё в себе?
— Даже не знаю, — всхлипнула Мари. — Не хотела ещё и вас с Иваном огорчать.
— Дурочка! Зачем ещё нужны друзья, если не для того, чтобы поддерживать в трудную минуту? Зай, давай реви! Реви на полную катушку! Я кому сказала? — велела Соня и Мари, следуя её приказной просьбе, разревелась в полный голос.
— Сонь, мне так плохо!.. Мало того, что Рени умирает, так ещё с Аннабель проблемы… Мама спешила и её инициировали раньше времени, — рассказывала девушка, одновременно выплёскивая горе в слезах. — Сама знаешь, такие малявки редко выживают во время кровавого бешенства… И отцу на неё наплевать… Думаю, моего мышонка вместе со всеми отправят в горячую точку… Annabelle est tellement petit et faible… Mon dieu! Il y perira![2]
Мари с неожиданной яростью стукнула кулаком по скамейке.
— Нет, я не хочу остаться одна! Без Аннабель наша семья окончательно развалится. Отец такой скрытный, не поймёшь, что у него на уме. Уйдёт сам или меня выставит: скажет, что я уже достаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно.