Колыбельная для Волчонка

Ирина обреченно призналась себе, что от идеи Егоровой отступиться не в силах.

Долго смотрела на парня, думая о своем, потом поднялась, спиной чувствуя его взгляд, и пошла, зная — он пойдет за ней.

Она так волновалась, что, когда он обнял ее, была на грани срыва. Но неожиданно тепло большого сильного тела успокоило ее, и она с готовностью прильнула к нему, обвивая руками его широкий торс. Парень был нетороплив. Он почти не касался ее руками, осторожно целуя в волосы.

«Он робок и нежен», — с облегчением подумала Ирина, с благодарностью обняла его и поцеловала в губы.

Он стал отвечать ей быстрыми нежными поцелуями. Ирина расстегнула его рубашку, осторожно трогая дрожащими пальцами горячее сильное тело. Как она была благодарна за его сдержанную нежность! Ей хотелось любить этого совершенно чужого человека со всей дремавшей в ней страстью. Она удивилась себе: откуда это? Сама раздела его и, скинув легкое платье, потянула мужчину за собой. Все с тем же внутренним удивлением отдалась на волю своих ощущений, отзывалась на каждое прикосновение его горячих рук и ищущих губ. Она выгибалась навстречу чужому телу, ныряя в глубины чувственного упоения. Неделю назад ей казалось, что тело ее умерло для подобных наслаждений. Это было заблуждением. Мужчина, которого она привела, был одновременно сильным, гибким и щедрым на ласку — он перецеловал ее всю, с головы до ног, чужую, странную.

Она таяла под его руками, как разогретый воск свечи. Казалось, что у нее нет костей, и она с легкостью может принять любую форму, подчиняясь воле этого человека. Впиваясь в него губами и пальцами, она будто пила энергию, исходящую от него, а он щедро отдавал, бережно поглаживая все изгибы ее тела. И когда на пике наслаждения Ирина закусила губу, чтобы не вскрикнуть, она действительно почувствовала, как в нее вливается жизнь. Она лежала, ошарашенная своим открытием. Под утро парень уснул, обхватив руками ее талию, а она лежала в его объятиях, по-новому ощущая все свое тело. Потом она тихо поднялась и оделась, не включая свет.

В лесу стоял туман, и Ирина мысленно сказала: «Привет, туман!» Легко ступая по хрустящим листьям, прошла к озеру. Там, наслаждаясь тишиной и безлюдьем, плавали серые, с синим отливом на шейках, утки. Ирина обрадовалась и уткам. Пожалела, что не взяла с собой хлеб.

Странно, но она не чувствовала стыда за то, что накануне сыграла, что называется, чужую роль. Парень наверняка принял ее за нимфоманку. Ну и пусть. Она сейчас думала не о нем. Она думала о своей жизни, о Нике, о Саше, которому изменила впервые, и мысли о них неожиданно переплавлялись из острой саднящей боли в тихую осеннюю грусть. Она плакала, с благодарностью замечая, что природа вокруг плачет вместе с ней, роняя, как слезы, свои отжившие век листья. Через два дня Ирина уехала. Теперь она твердо знала, что будет жить.

Глава 10

Помещение под кафе Ирина получила классное — в трех уровнях — и уже придумала, как оборудует его. Оно находилось в одном доме с магазином Никитиных, через стенку, и соединялось с ним общей подсобкой. Два довольно просторных зала, лестница наверх, к двум комнаткам во втором этаже, и еще огромный сухой подвал. В подвале Ирина решила устроить пещеру «Сезам». Основные помещения кафе находились в пристройке длинной девятиэтажки, выступающей из дома на уровне первого этажа.

Дом, вероятно, так был задуман: весь первый этаж, выпирающий длинным козырьком, — магазины, мастерская по ремонту бытовой техники, библиотека. Эта же пристройка и подвела в первый же хороший дождь: крыша протекла и теперь пол и потолок в главном зале были напрочь испорчены. Посередине стояли тазы и ведра: с потолка, два дня назад отделанного потолочной плиткой, щедро капала вода. Иван вместе с грузчиками и шофером вот уже битый час торчали на крыше, пытаясь поправить положение, а Маша с Ириной перетаскивали в подвал потолочные обои, плафоны, ковролин и пеноплен — спасали имущество.

— Нет, с магазином мы так не мучились, — ворчала Мария. — С магазином все шло как по маслу.

Ирина усмехнулась. Машке свойственно все идеализировать. Забыла уже, сколько хлопот, сколько нервов потрачено. Надо же: как по маслу!

— Не помнишь уже? — возразила Ирина. — А как в подсобке чуть было пожар не устроили? А как…

— Какая ты, Ирка, злопамятная! — отмахнулась Маша. — А я вот только хорошее помню… Как мы из маленькой тесной комнаты сюда перекочевали. Хоть мне и там нравилось. Уютно там было, правда?

Ирина согласно кивнула, скручивая в рулон ковролиновое покрытие.

— А ты нас все толкала на расширение. И этот дом нашла, и помещение выбила. — Маленькая, как девочка, Машка несла две банки с клеем, осторожно продвигаясь за Ирой в подвал. — За что я тебя люблю, Ирка, так это за твою пробиваемость. Бьешь до конца, пока не добьешься. Мне бы твою целеустремленность.

— А я вас с Ванькой люблю за то, что вы легкие на подъем, — отозвалась Ирина, — долго уговаривать не приходится. А в работу ныряете с головой.

— А в отдых? — подхватила Машка, и обе засмеялись, вспомнив, как весело и с какими прибамбасами отмечаются в «Машеньке» дни рождения. Имениннику завязывают глаза и ведут его по всем закуткам магазина, кружа, как в жмурках. Наконец приводят. Он по запахам должен определить, в каком помещении находится. Потом, уже с открытыми глазами, он получает план, в котором зашифровано место нахождения подарка.

Подарок долго ищется, причем именинник по пути постоянно натыкается на различные сюрпризы. Заканчивается все импровизированным застольем и розыгрышами с переодеваниями и дружескими шаржами.

Отдыхали здорово. Наверное, потому, что и работать приходилось на износ. Ивана Никитина соседи называли «новым русским», и Ирине с Марией это всегда казалось смешным. «Новый русский» самолич-но клал бордюр вокруг магазина, штукатурил стены, своими руками ремонтировал сантехнику, красил, клеил, ездил за товаром. Вместе с грузчиком таскал в подсобку мешки с крупой и мукой, и прочая, прочая, прочая…

Покупатели частенько видели этого худого высокого мужчину в добела протертых джинсах и черном рабочем халате, и никому в голову не приходило, что это и есть хозяин магазина.

— Там все надо менять, — объявил Иван, заходя в подвал. — Эта крыша никуда не годится. Заштопали что могли, но все это на честном слове.

— Только этого не хватало! — Маша сочувственно покосилась на подругу.

С тех пор как та вернулась с юга, не было ни одного спокойного дня. Интересно, сожалеет она уже об этой затее с кафе? Скорее всего да, но виду не подает. Такой характер. Только она, Маша, настоящая подруга, ей не надо слов, она и так видит: Ирку что-то гнетет. Еще бы: взвалить на себя такое нешуточное дело. Вложить все средства, взять кредит… А если не получится? Столько сомнений. Мужик спасует.