Колымский котлован. Из записок гидростроителя

Когда ребята притащили инструмент и робу, Карл Францевич вдруг сказал:

— Вы не бойтесь, побольше нажимайте на станок и на меня, не стесняйтесь. Терпеть не могу лодырей и трусов.

Механик снял телогрейку, аккуратно свернул и положил в сторону. Остался в меховой поддевке. Из верхнего кармана поблескивал штангель. Маленький и щуплый, теперь механик походил на подручного ученика. Он взял ключ, полез в станок и сразу всем нашел работу. Сам тоже крутил гайки, обнюхивал каждую шестеренку. Колотил кувалдой. Устал, посерел совсем. Вытащил из кармана алюминиевый цилиндрик, вытряхнул на ладонь похожую на пуговицу таблетку и спрятал под язык. И снова полез под станок. Так до вечера. После работы подошел ко мне, сунул, как щепку, сухую руку.

— А ваши ребята молодцы, честное слово. Поеду за деталями. Писать будете в управление? Или на словах передать ваши нужды?

— На словах. Все на виду.

— Я тоже не люблю бумажной возни.

Подходит Славка, от нетерпения не может устоять на месте.

— Дед, время не на вас работает, — сообщает он. — Оглянись.

Оборачиваюсь. Подготовленный вездеход с опущенным тентом похож на пресс-папье.

Талип возится около машины. Укладывает охотничью справу, рыбные снасти.

— Куда ты прешь эти бочки? — поворачивается и бежит Славка к Талипу.

— Как куда? Под рыбу, мешки под дичь.

— Да ты что, спятил, люди едут свободой подышать, а не на заготовки. — Славка запрыгивает в кузов и сбрасывает тару.

— Бросьте, ребята, дурака валять, — говорю я и иду готовиться в дорогу.

— А что, бочки мешают дышать тебе? — ворчит Талип и снова ставит их в кузов. — Если рыба залезет в сети или хватит наживу, обратно ее в воду толкать? Да? — Талип смотрит в бумажку-памятку. — Кружка ек, ложка бар, — бурчит он, — теплая обувка Андрейке, куда ее сунул?.

— Талип! Соли побольше клади, утям на хвост насыпать, — зубоскалит Славка.

— Ты что, Вячеслав Иванович, — щурятся Талип, — ты чувство боевого товарищества имеешь иди ты шарлатан? Зачем топора не берешь?

— Не думаешь ли ты, пехота, что мы на лесозаготовки едем? — скалит зубы Славка. Снимает с барабана колечками трос. Украдкой укладывает топор. И зовет Талипа. Трос они перерубают на гусенице.

Мы с Андрейкой собираем лодку из алюминиевых трубок. Каркас-то собрали, но никак не можем сообразить, к чему крепится руль. Главным конструктором — Андрей.

— А сейчас, — говорит он, — эту кишку будем напяливать на эту рыбину. — Действительно, каркас похож на обглоданную рыбину. Разворачиваем прорезиненный чехол, и Андрей ныряет в него.

— Вот, интересно, дед, дай сюда рыбину!

Мы засовываем скелет в чехол — теперь получился обоюдоострый челнок. Прикрепляем в замки два фанерных крашеных сиденья на дне лодки — одно посередине, другое ближе к корме, в уключины вставляем красные, похожие на гусиные лапы, весла.

Андрей не может удержаться от восторга.

— Она настоящая, дядя Слава, смотри!

Подходит Славка.

— Как будто все определилось? Как ты, дед?

Мы смотрим на Андрея. Он изо всех сил орудует веслами.

— Не знаю еще, Слава… Брать ли его с собой…

Андрей в кирзовых сапогах, в шапке, телогрейке, перевязанной в поясе ремнем, походит на юного партизана.

Талип приводит собак. Андрей бежит нм навстречу, собаки сразу валят его с ног.

— Это, дед, я поскользнулся, как мешок!

Талип сует собак в кузов, говорит Славке:

— Ну, так как же? — и смотрит куда-то в сторону.

— Оттуда придется выбираться — сам бог не ведает как. Хорошо бы вместе…

— Тебе нельзя, Славка. Подвезешь на водораздел и вернешься.

Я проверяю поклажу: сеть, ружья, спиннинг, лески, котелок, чайник, соль, сухари, сахар, чай. Одеяло суконное. Много набралось барахла. И все надо. Ничего вроде лишнего нет. Фонарь тоже надо — не будешь, как крот, в палатке в темноте сидеть.

Эх, Андрюха-горюха из ума не идет. Но как ему объяснить? Не поймет пацан. Опять же, с другой стороны — пусть привыкает. Риск, конечно, риск. А без риска какая жизнь? А, беру Андрейку с собой!

И всем стало легко. Заторопились, забегали. Славка принес гвозди и ведро.

Талип наклонился и чмокнул Андрейку в нос. Андрей застеснялся и отвернулся.

Талип сунул мне за пазуху бутылку.

— От сорока болезней, — сказал он. Нетронутая бутылка с двумя красными перцами на желтой наклейке. Уму непостижимо, откуда?!

С бригадиром мы обо всем договорились раньше.

— Ни пуха, ни пера, — сказал он на прощанье.

— Пошел к черту, — ответил за меня Славка и завел мотор.

— Правильный, — подтвердил Талип и запихнул Андрейку в кабину.

Собаки скулили и метались по кузову.

— Сидеть! — крикнул Талип.

Ветка — бывалая якутская дородная лайка — обнюхала шмутье и свернулась в клубок на брезенте. Голец — молодой кобель — сновал взад и вперед, брызгая слюной.

Талип помог натянуть тент и застегнуть бортовые ремни.

— А печку? — спохватился Талип. — О, шайтан, совсем забыл!

— Не надо, — удерживаю его за руку, — обойдемся костром.

Сажусь в кабину рядом с Андрейкой.

— Покеда! — кричит Андрейка.

Славка трогает машину. Вездеход дернул. Андрей от неожиданности клюнул носом о скобу, глазенки заблестели.

— Ну и ну, дядя Слава, — сказал дребезжащим голосом пацан. — Я стоять буду, ладно?

— Ладно, ладно. Ты теперь настоящий охотник — сам себе голова. Понял, Андрей?

Андрей стоит на ногах, держится за скобу, зыркает глазенками и мотает головой в такт вездеходу. Мы пересекли черные, словно обуглившиеся ерники и остановились на берегу озера, похожего на большое блюдце, до краев заполненное синим с белыми прожилками льдом.

За озером в пятистах метрах начинается лес. По, снегу следы зверя. А вокруг гольцы, словно басмачи в ватных халатах стоят.

— Вроде в каменном мешке. Тебе не кажется?

— В торбе, дед, как пить дать, в торбе, — сказал Славка. — Во-он, видишь прорезь между гор, в нее и шурует Патыма, — предположил он.

Мы еще немного проехали вдоль озера, мягко покачиваясь на серо-грязной осоке, покрывающей кочкарник. Кое-где ветер унес с кочек снег и забил ими оживший тальник, каждую минуту готовый лопнуть и выбросить клейкую нетерпеливую листву. Там, где берега сузились почти вплотную, грудится оголенный солнцем и ветром залом смытых с берегов деревьев.