Колымский котлован. Из записок гидростроителя

Растянули гусеницу. И снова она поползла. Бульдозерист с соединительным пальцем пошел рядом, ребята за ним. Славка, не мигая, смотрит через заднее стекло. Бульдозер идет ровно, без рывков и послаблений. Два трака сходятся. А как только замок совмещается. Славка точно стопорит машину.

— Опочки! — вырывается у Захара, и палец прошивает все четыре отверстия, ни миллиметра больше, ни микрона меньше: тютелька в тютельку…

— Симфония, — не удержался бульдозерист. — Ты, видать, нераскопанное сокровище, нетронутая индийская гробница, вот ты кто. Встретишь Кешку, меня, значит, мой бульдозер — твой бульдозер, понял?

Рыженький бульдозерист хотел уж уехать, но Захар его удержал.

— А рукоять кто поддернет? Так у нас не делают: проиграл и смываться, за это знаешь что бывает?..

К заходу солнца с ходовой было покончено. Набили тавотницы солидолом, прибрали инструмент.

Захар сунул чумазую физиономию в тросовый проем.

— Де-ед! — прокричал он. — А трансформатор-то того, пробит.

— Как пробит? Еще чего выдумал!

Все бросились в машинное отделение, я тоже поднялся и сразу угодил в масло. Оно ползло струйкой на пол и растекалось по металлу.

— Кто проковырял? Хоть бы ведро подставили, — Славка пожевал спичку, заткнул свищ.

— Я только, дед, шлак со сварки отколупнул, — оправдывался Захар. — И вот… Халтура, дед, а еще со Знаком качества — лепят эти знаки.

— Погоди, Захар, не засти свет.

Не спина у Захара — шкаф.

— Ну, ты, дед, решай, будем сливать масло?

— Погоди сливать. Вскройте крышку, попробуем с маслом заварить.

— Славка, давай ключи, зубило. Охо-хо, — вздыхает Захар. — Какой-то сгусток канители, честное слово. Подавиться можно.

Славка приносит ключи.

— Может, свинцом зачеканить? — предлагает Захар.

— Чеканить? Кому глаза замазывать? Варить надо, — настаивает Славка.

— Вари. Разве ты механизатор? Повар, вот кто ты, Славка. Ре-ебята, принесите ему фартук, да я счас. — Слышно, как Захар бухает сапогами по лесенке — экскаватор вздрагивает. Возвращается он с огнетушителем.

— Не взлетим, дед? Взорваться можно.

— Ты бы хоть доверенность написал, Захар.

Ребята подают сварочные кабели, я беру держатель — варю.

Кто-то склоняется надо мной.

— Начальство грянуло! Народу-у, берег шевелится.

Выглянул, так и есть. Откуда столько? На реке из-за камней мачты от катеров красными, зелеными глазами выглядывают. Вот оно! Пока варили, ставили крышку, еще борт пришвартовался. Фильм, что ли, снимать будут?.. Спустился с экскаватора, стою, вытираю руки. Подошел Старшинов.

— Что молчишь? — спрашивает.

— А что я должен — петь? Прежде чем устраивать, спросили бы хоть.

Подходит Захар.

— Запускать, дед?

— Запускай.

Захар включил мотор, и машина ожила. Но Захар опять спрыгнул с экскаватора. Екнуло сердце. Нет, ничего. Кажется, кабель мешает.

— Граждане хорошие, посторонитесь, как бы оглоблей в рот не заехать, — топ-топ по лесенке.

Вот уж этот Захар.

Экскаватор подошел к горе: грудь — в грудь, за ним вся процессия. Поднял ковш, словно кулаком замахнулся, опустил, подобрал под себя лопату. Экскаватор вздрогнул, натужно запели шестерни. Теперь Захар должен взять не рыхленый грунт, а целик. Это испытание на прочность машины и мастерства машиниста. Вздрогнула под ногами земля, и скала с хрустом пошла в ковш…

Щелкали фотоаппараты, говорили и речи.

На стройке гидростанций несколько торжественных волнующих моментов. Перекрытие реки, пуск первого агрегата, промышленная нагрузка. Но это уже парад, — а как всякий парад — не то. А первый ковш — работа. Сколько впереди тревог, взлетов, удач и огорчений.

Котлован! Колымский котлован! Вынут первый ковш… К этому шли не один год.

К вечеру берег на основных сооружениях опустел. Покинули Малую землю и электрики, и взрывники. Остались только бурильщики. Экскаватор тоже поставили на прикол. Скоро первый взрыв.

Захар еще с утра съездил к геологам, договорился истопить баньку, доставал венички. Когда же по пути в поселок водомет завернул к нам и стал швартоваться к причалу, Захар провозгласил:

— Граждане пассажиры, не волноваться, оставаться всем на своих местах. За бортом — баня. Трап подан, приглашаются механизаторы!.. — А меня тормошит: — Может, сгоняем в столовку, пусть накачают из бочки ведерко-другое. Хватит и нам, что мы лошади, а какая баня без пены!

— Хорошо бы заодно и помыться…

— А вон и Андрей с кошелкой, — показывает Захар, — белье несет.

Мылись наскоро. В маленькой баньке было тесно, пар сырой и тяжелый.

— Только дерет кожу, а в нутро не проходит, — жаловался Славка. — На нутрях как было холодно…

— После бани дядя Вася ждет вас, — сообщил Андрей. — Картошку жарит.

Василий Андреевич встретил нас с мокрым полотенцем на шее.

— С легким паром, — сказал он. — А я в ванной посидел, помок. Ну, честная компания, подсаживайся. — Василий Андреевич бухнул на стол жаровню с хоккейное поле. — Со шкварками. Славка, капусту будете?

— Все мечи из печи. Спрашивают больных. Как работаем, так и едим, а как едим, так и работаем, — отдувается Славка. — Я могу, могу сколько угодно.

— Сковородку не проскреби. Ну как, Антон, на передовой? — интересуется Василий Андреевич.

— Да как тебе сказать, пусть вот Славка расскажет. У тебя-то какие новости?

— Встал — поел, на работу — с работы. День да ночь — сутки прочь…

Дружно заскребаем сковородку, и как только Славка встает из-за стола, Андрей пересаживается ко мне.

— Давай, дед, руку. Да не кулак, ладонь подставляй, — и вытряхивает из баночки мушки, наживки. — Покидаем?

— Что это, вместо дневника?

— Ну что ты, дед.

Андрей приносит дневник и кладет мне на колени.

— Я уже и рюкзачок собрал, дед. На зорьке, ладно?..

— Ладно, как-нибудь сходим.

Василий допивает кружку чая и собирается уходить. Славка уже дрыхнет, разметавшись на полу, на шубе.

Андрей выпускает за Василием Гольца и подвигает к столу стул, садится.