Команда осталась на судне

– Устраивайтесь здесь.
– Самохин показал на диван с подушкой и пледом.
– Вам, товарищ майор, я предложу...

– Успею. Мне в разведку не идти.
– Шихов поднялся.
– Схожу посмотрю, как устроились мои люди.

– Я пройду с вами, - Самохин тоже встал.

Люся проводила их взглядом до двери и взяла чайник.

– Вам покрепче?
– спросила она.

– Погорячее.
– Крестовников внимательно следил за бегущей из чайника струйкой.
– Спасибо.

Он пил чай молча, смакуя каждый глоток.

– Олег Михайлович!
– не выдержала Люся.
– Возможно, я буду полезна в вашей группе?

– Не думаю.

– Хотя бы в эти трудные минуты не переносите на меня ваши счеты с отцом...

– О чем вы говорите?
– Крестовников приподнял брови.
– Какие счеты? Разговор о справедливых и несправедливых преподавателях очень стар. Я тоже когда-то делил учителей на злых и добрых.

– Вы не хотите понять меня.
– Голос Люси задрожал.
– В такое время одна я, здоровая студентка, сижу без дела.

– Вынужденное бездействие тягостно. Понимаю.
– Тон Крестовникова стал мягче.
– Но это не повод, чтобы идти в горы. Разведка не времяпрепровождение, а необходимость. А если вы вспомните, сколько времени нам отпущено на разведку, то поймете, что это тяжкая, даже рискованная необходимость. В таких условиях в горах нужны мужчины. А теперь... Не примите мои слова за новое проявление моего плохого отношения к вам, но на отдых мне осталось меньше четырех часов.

Весть о прорвавшемся в поселок танке бежала от дома к дому. Люди спешили в управление комбината, набились в коридоре, в приемной, обступили Анну Павловну.

Стоило Самохину выйти с Шиховым из кабинета, как негромкий говор в приемной затих.

– Позвоните в комитет комсомола, - сказал Самохин Анне Павловне. Надо подобрать двух-трех крепких лыжников для группы Крестовникова.
– И обернулся к сидящему в углу трактористу: - Поедем.

Самохин вышел из управления и поднялся в кабину тягача.

Разрывая сугробы, грузная машина двигалась по улице, оставляя за собой широкую голубоватую канаву.

У обогатительной фабрики тягач остановился. За стеной ее, обращенной к Кекуру, выделялась на снегу уложенная углом высокая гряда крупных валунов. Промежутки между ними были забиты камнями, местами заполнены цементом.

Увиденное успокоило Самохина ненадолго. Так защитить можно лишь основные промышленные сооружения. А жилье, дома? Ремонтно-механическая мастерская? Склады, гаражи, стоящие на отшибе от поселка, амбулатория и детский сад? Все это растянулось на добрый километр. Не прикроешь.

– В клуб, - отрывисто бросил Самохин водителю тягача.

По пути он мрачнел все больше. Парниковые рамы - гордость подсобного хозяйства - несколько дней не обметались. Некоторые из них не выдержали тяжести снега, провалились. Скотный двор замело с наветренной стороны по окна, а местами и по застреху. В снегу мягко голубела траншея, промятая к силосной башне.

У входа в клуб Самохин увидел Фетисову и Шихова.

– Ждем вас, - встретила его Фетисова.
– Хотим вместе с вами потолковать с людьми.

– Очень хорошо, - ответил Самохин и первым вошел в клуб.

В ярко освещенном зрительном зале было шумно. Люди сидели в верхней одежде, в шапках и походили на пассажиров, ожидающих посадки в поезд. Воздух был напитан устоявшимся табачным чадом.

– Вербованные.
– Фетисова показала глазами на зал.
– Почти все здесь собрались.

– Не только вербованные.
– Самохин всмотрелся в державшихся особняком женщин. Некоторые из них пришли с детьми и узлами.
– Не только...

Хмурые лица, недобрая тишина насторожили Самохина.

– Почему в помещении в верхней одежде?
– громко спросил он.
– В шапках! С вещами! Как на вокзале!..

– Что ж, выходит, нам и помощи не будет никакой?
– перебила его женщина с ребенком на руках.

– Будет, - ответил Самохин.
– Сами себе поможем.

– Нечего нас уговаривать!
– злобно бросил кряжистый детина в потертой стеганке.
– Не маленькие. Видим, что на дворе творится.

– Зачем уговаривать?
– спокойно возразил Самохин.
– Придет время, прикажу выйти на работы...

– Прежде чем приказывать, обеспечьте нас!
– закричали в зале. Валенки дайте! Стеганки!

– Какой из меня работник в пальтушке?
– подскочил к Самохину курчавый парень в узконосых туфлях.
– Полы путаются в ногах, снег гребут.

– Вас завербовали для работы на обогатительной фабрике, - по-прежнему сдержанно ответил Самохин.
– На работающих в цехах валенок на комбинате нет. Тут и спорить не о чем. Надо будет - пойдете работать.

– Без валенок?
– спросил курчавый.
– На улице?

– Что ж, по-вашему, когда буря бьет корабль, матросы калоши требуют, чтобы ноги не промочить?

Самохин увидел, что вместо делового разговора его затягивают в ненужные и лишь раздражающие рабочих препирательства. Сопровождаемый недовольным гулом, он поднялся на сцену, выждал, пока затих шум, и обратился к притихшему залу:

– Одни трудятся на морозе по двенадцать часов в сутки, а кое-кто тут... санаторий устроил.

– А ты посиди в этом санатории!
– закричали из зала.
– Давай к нам! Разговаривать легко, сверху-то!

Самохин понял, что начал неудачно, хотел поправиться.

– Минуточку!

Договорить ему не дали.

– Прежде чем требовать, обеспечьте людей!

– Мы тоже знаем свои права!

Чьи-то руки взяли его за плечи и отодвинули в сторону. Самохин оглянулся и увидел Фетисову. Ее в поселке любили. Старожилы помнили, как она штукатурила первые здания, мерзла в палатках и всегда оставалась спокойной и ровной в обращении с товарищами. Рослая, по-мужски широкая в кости, с красным, обветренным лицом, она не боялась острого спора, умела озадачить противника неожиданным доводом, простецкой на первый взгляд репликой.

Фетисова вышла вперед.

Шум в зале быстро спал.

– Давай!
– озорно крикнул кто-то.
– Агитируй!

В недружном хохоте неожиданно прозвучал вопрос Фетисовой:

– У кого есть дети ясельного и дошкольного возраста? Над головами торопливо взметнулись руки.

– Пройдите к сцене.
– Фетисова показала, куда пройти, и снова обратилась к залу: - У кого дети школьного возраста?..

На этот раз она не успела закончить фразу, как женщины торопливо направились к сцене. Некоторые подталкивали перед собой детей.