Команда

— Что ж, все остальное подождет до вечера. Вам… помочь уснуть, профессор?

— Спасибо, сам справлюсь.

— Как скажете. Приятных снов, сэр.

— Да, вам того же, Поттер. — Помолчав, едва слышно добавил, — и… спасибо. За все.

— Не за что, — донеслось с дивана, — можно сказать, в расчете, профессор.

— В расчете будем, когда я полезу ради вас под круциатус.

— Сэр, вы лезли под круциатус, даже когда моей жизни ничего не угрожало.

— Это другое…

— То же самое. Глупо считать, кто кому сколько должен. Мы оба живы — это главное. Поговорим утром, хорошо? Спать хочется, спасу нет.

— Только один вопрос, Поттер, — помолчал, собираясь с силами, — вы уверены, что Альбус… директор Дамблдор… сознательно принес меня в жертву?

Тяжелый вздох в ответ.

— Я убью Гермиону. Просил же не поднимать эту тему до разговора со мной.

— Я давно уже не ребенок, Поттер. Ответьте на вопрос.

— При одном условии, сэр. После этого вы позволите мне применить Наведенный Сон. Кошмары не способствуют выздоровлению.

— Это мое дело.

— Тогда увидимся утром.

— Поттер, вы… — Стоп. Не время демонстрировать деканские замашки, мальчишка не на отработку явился. Да и мальчишка ли? Образ импульсивного, недалекого гриффиндорского героя оказался обманкой, и старая модель отношений уже не годится. Теперь либо на равных, либо никак. — Хорошо, Поттер, делайте что хотите, но мне необходимо знать, — и через силу, — пожалуйста… Гарри.

Зашуршала мантия, скрипнул диван. Парень снова сел рядом и твердо посмотрел зельевару в глаза.

— Вы уже знаете ответ на свой вопрос, ведь так, профессор? Но раз уж вам требуется мое подтверждение… Да. Он сделал это сознательно.

Все. Снейп до последнего надеялся, что это какая-то безумная ошибка, но теперь все. Поттер. Высшая инстанция. Смешно. Отчего же так режет в глазах, и каждый вдох дается с трудом? Зажмуриться, не пропустить подступающие слезы… Поздно. Давеча рыдал в объятиях Грейнджер, теперь же рядом и вовсе тот, кого ненавидел годами. Грозный профессор зелий на самом деле — жалкий хлюпик. Высший пилотаж.

Поттер не стал лезть с утешениями, просто сидел рядом и молчал, ожидая, пока учитель справится со своей слабостью. За это Снейп был от души ему благодарен. Когда слезы прекратились и выровнялось дыхание, зельевар нашел в себе силы дотронуться до руки ученика и встретить его взгляд.

— Спасибо… Гарри.

Поттер печально покачал головой.

— Хотел бы я прописать вам отсутствие волнений, но, похоже, это нереальный рецепт. В оправдание директора могу сказать, что у него практически не было выбора. На кону стояла еще одна жизнь. Дамблдор всегда до последнего старается избежать жертв. Думаю, ему тяжело далось такое решение.

— От этого, знаете ли, не легче… Могу я узнать, чью жизнь предпочли моей?

— Это долгий разговор. Сейчас половина пятого утра, и мы оба устали. Давайте спать, профессор.

— Для вас — Северус, Гарри, — и сам удивился, насколько легко далось неожиданное решение.

— Северус… — словно на вкус пробует. Задумчивый взгляд, растерянная улыбка. Мальчишка. С опытом и мудростью старца. Будь проклята война… — Северус. Странно…

— Странно называть учителя по имени? С Люпином в этом отношении вы, кажется, не испытываете проблем.

— Странно думать, что вы мне доверяете. Спасибо, сэр… Северус. Это многое для меня значит.

Снейп кивнул, прикрыл глаза и ощутил, как теплая ладонь уже привычно легла на лоб.

— Знаете, — тихо, почти шепотом, — когда мне было шесть, мама возила меня в Биариццу. Самая счастливая неделя в моей жизни. Мне снилось это в прошлый раз.

— Наведенный Сон лишь дает вам доступ к положительным эмоциям, которые вы испытывали в прошлом. Воспоминания вы выбираете сами. Феликс мемори ин сомнус. Спите, Северус.

Яркое полуденное солнце. Черноволосый мальчик с повязанным на голове платком сидит на самой кромке прибоя, сгребает ладошками мокрый песок. Волна ласково щекочет детские пятки.

— Вороненок, с твоей кожей нельзя так долго сидеть на солнце. Ты сгоришь.

— Мама, я строю Хогвартс!

— Молодец, малыш. Накинь полотенце, и будем строить вместе.

Вскоре замок готов. Мальчик осторожно трогает песчаную башенку.

— Красиво.

— Очень красиво. У тебя душа художника, Северус. Жаль, что наше произведение смоет волна.

— Волна смоет Хогвартс? А меня она может смыть?

— Нет, если ты ей не позволишь.

— А тебя?

— И меня не смоет. Ты же защитишь маму?

Мальчик вскакивает, роняя полотенце в воду, и крепко обнимает мать.

— Я не дам волне смыть тебя. И меня. И Хогвартс. И всех людей на земле. У меня же получится, мама?

Женщина целует сына в спрятанную под платком макушку, гладит по худющей спине.

— Конечно, получится, Вороненок. Ты же у меня самый смелый, сильный, умный и добрый мальчик. Даже не представляю, на какой факультет ты попадешь.

— На самый лучший.

— И какой же самый лучший?

— Не знаю. Слизерин, наверное. Ты же училась на Слизерине?

— Да. Но ты должен выбрать сам.

— А разве Шляпа разрешает выбирать?

— Говорят, разрешает, если ее хорошо попросить.

Северус отстраняется и недовольно смотрит на мать.

— Я не люблю просить.

Женщина улыбается.

— Мой гордый Вороненок. Принципы — это замечательно, но иногда стоит переступить через них, иначе можно сломать себе жизнь.

— Разве быть гордым — плохо?

— Нет, не плохо. Но тяжело. А мне бы хотелось, чтобы ты был счастлив.

— Я обязательно буду, мама.

— Ну вот и отлично. А теперь выжимай полотенце и пойдем домой.

Глава 4

— Мисс Грейнджер, я что, изъясняюсь на китайском? Повторяю еще раз для особо талантливых. Я. Не буду. Грызть. Эти. Чертовы. Сухари. Прекратите наконец надо мной издеваться и дайте что-нибудь съедобное.

— У меня ощущение, профессор, что на китайском говорю я. Вы словно в первый раз очутились на больничной койке, ей-богу. И как мадам Помфри это выносила?