Командарм Дыбенко(Повести)

— Ох, какой он наглец! — возмущался Антон Захарович. — Вел себя так, будто не он в плену, а мы. Хвастался, что немецкие войска выполнят директиву «О будущности Петербурга». Заметьте, не Ленинграда, а именно Петербурга! Гитлер приказал стереть с лица земли наш город и жителей истребить.

— Да, действительно людоедский план, — вздохнул Шуханов.

А Лукин продолжал:

— Всеволод Вишневский спросил летчика, что Гитлер намерен сделать с Кронштадтом. «Кронштадт уничтожим, расстреляем из орудий, остров зальем водой», ответил фашист.

Шуханова передернуло.

— Не первый раз неприятель подходит к Котлину на пушечный выстрел. Но победы не завоевывал.

Шуханов как бы ходил по улицам Кронштадта. Над головой хмурое небо, с залива дует пролизывающий ветер. Немецкие батареи, установленные в Петергофе, простреливают остров, пытаются потопить корабли, которым тесно в гавани и Морском канале. Снаряды рвутся и в жилых кварталах. Но флот отбивается. И сейчас слышно, как ухает тяжелая артиллерия. Стреляет «Октябрина», поддерживают раненый «Марат», крейсеры, миноносцы…

Вдруг прекратился однообразный стук метронома, и из репродуктора послышался хрип, а потом голос диктора:

— Внимание! Внимание! Говорит Ленинград. Начинаем специальную передачу из фронтового города. — И от этих слов в квартире будто посветлело.

Артист, фамилию которого не расслышали, читал простуженным голосом:

В железных ночах Ленинграда По городу Киров идет. И сердце прегордое радо, Что так непреклонен народ.

Потом старый путиловский рабочий делился воспоминаниями о встрече с Лениным. А выступивший за ним балтийский матрос молодым, звонким голосом произнес, словно клятву:

— Пока бьется сердце, пока видят глаза, пока руки держат оружие — не бывать фашистской сволочи в городе Ленина!

— Вот это конкретный разговор! — воскликнул Шуханов. — По-морскому — коротко и ясно!

Передача внезапно прервалась. После секундного молчания снова заговорил диктор:

— Воздушная тревога! Воздушная тревога…

Шуханов предложил подняться на крышу, чтобы в случае необходимости помочь дежурным сбрасывать зажигательные бомбы. Бертенев сказал, что переждет налет в квартире. Он тяжело переживал смерть друга.

Шуханов и Лукин вскоре уже ступили на железную кровлю. Лица обдало холодом. Ночь была иссиня-черная.

— Давайте сюда! — услышали они ребячьи голоса, раздавшиеся из-за вытяжной трубы.

— Ребята, где бомбят? — спросил Лукин.

— Еще не начали. Высматривают цели, гадюки.

Над головой послышался металлический гул.

Лучи прожектора, словно фантастические мечи, врезались в черное небо. Тарахтели зенитки. Яркими светлячками летели трассирующие пули. Вдруг на парашютах повисли факелы, осветив город. И начали ухать разрывы бомб.

— На Марсово поле бросили!

— Даже мертвым покоя не дают, — зло произнес Шу-ханов.

Вторая бомба упала в Неву, недалеко от Летнего сада, и дом будто подпрыгнул. Сильные взрывы прогромыхали где-то у Финляндского вокзала. После небольшого перерыва загрохотало у Смольного.

Спустившись с крыши, Лукин собрался уходить — у него ночной пропуск.

— Так когда вы отбываете к фрицам? — спросил журналист как о деле самом обычном.

Шуханов и Бертенев переглянулись.

— Не удивляйтесь, — засмеялся журналист. — Профессия обязывает о важнейших событиях узнавать раньше других.

Петр Петрович покачал головой. Ему стало понятно, почему Аня всегда отличалась осведомленностью. От нее многие новости он узнал до того, как о них сообщалось по радио и в газетах.

— Должность ловцов новостей похвальна, — пошутил он. — Значит, знаете?.. Вылетаем завтра в район Валдая. Там встретимся с полковым комиссаром Асановым. Немного отъедимся, познакомимся с обстановкой и отправимся на новгородские и псковские земли.

Лукин обещал утром зайти в институт Лесгафта.

— Поговорю с вашими ребятами… В тылу врага у меня хорошие друзья: секретари райкомов партии, председатели райисполкомов, комсомольские работники. — Он называл фамилии. — Все они знают меня, многих я прославлял на страницах газеты — одних за хорошее, других — за плохое. Встретят вас как самых желанных и дорогих ленинградцев, Примут в лесных шалашах и землянках…

Антон Захарович попрощался и ушел. Шуханов и Бертенев собрались спать. Будильник завели на шесть часов. Условились: во время воздушных тревог не вставать.

— Занимай мою кровать, — показал рукой Шуханов, — а я лягу на Анину.

Рано утром раздался стук. Вошел известный в ученом мире профессор Шулепов, сотрудник отделения Всесоюзного научного инженерно-технического общества. Дважды ему предоставляли место в самолете, но он отказывался. Говорил, что климат, куда эвакуировали его семью, для него не подходит, лучше быть в Ленинграде, где можно принести пользу городу. В техническом обществе Андрей Яковлевич встретил знакомых академиков, докторов, кандидатов наук и вместе с ними стал выполнять военные задания. Ученые помогали рабочим ликвидировать последствия тяжелых аварий на предприятиях после артиллерийских обстрелов и воздушных бомбардировок, маскировали оборонительные объекты, укрывали бессмертные памятники искусства.

Профессор был в шинели, на голове — цигейковая ушанка со звездочкой.

— Прошу извинить за раннее вторжение, — сказал он. — Но в другое-то время вас не застать. Весьма рад, что Анечка с ребятами выбралась… А к вам, Петр Петрович, я по делу, и весьма важному.

— Да вы проходите, садитесь. Сейчас чайку вскипятим.

— Нет-нет, этим заниматься не надо: я на полном блокадном довольствии. Получаю трехразовое бескалорийное питание. Сюда заглянул по поручению ученого начальства, чтобы завербовать вас. Нужен кораблестроитель. Дел по горло. Изобретаем давным-давно изобретенное, и все из суррогата — от пороха до заменителей хлеба и мяса.

Шуханов дружески обнял профессора.

— Дорогой Андрей Яковлевич, благодарю за предложение, но я уже завербован. — Шуханов познакомил его с вышедшим из спальни Бертеневым. — Вместе с Яковом Вячеславовичем улетаем в Псков.

Профессор был близорук, но очки почему-то не носил. Некоторое время он стоял молча, затем, заложив руки за спину, как это делал во время лекции, прошелся по комнате, рассуждая сам с собой:

— Понимаю, дорогие друзья. Понимаю… Каждый в ответе за Родину… Посторонними могут быть только негодяи. Примите мои самые наилучшие пожелания…

Шуханов смотрел на захлопнувшуюся дверь. «Каждый в ответе за Родину… Посторонними могут быть только негодяи», — мысленно повторил он.

— Очень хорошо и верно сказал профессор!

— Да-а, определение точное, — согласился Бертенев.

Снова раздался стук. Вошел смущенный Шулепов.

— Петр Петрович, дорогой мой! Вы, кажется, сказали, летите в Псков?.. Но позвольте: там же фашисты.

— Совершенно верно.

Профессор недоуменно воскликнул:

— Зачем же так далеко лететь?! Враг у дверей Ленинграда. Нам с вами и здесь хватит дела. Не так ли?