Командировка на химию

– Мы же не французы, – успокоил всех техник и протянул стакан Манилову.

– Ладно, живы будем! – выдохнул командир звена и энергично выплеснул жидкость в рот, чтобы быстрее прошла в желудок. – Тьфу, ну и гадость! – замотал он головой. – Дай-ка сигарету, Клёнов? Да быстрее!

Покурили, и Зародов спросил:

– Повторить?

– Нет, не надо, без воды не пойдёт,– замотал головой Зубарев.

– Запить тоже нечем, – развёл руками техник, – разве, что бензином.

– Сам им запивай.

Допивать оставшееся в бутылке зелье отказались и стали готовиться ко сну. Обе раскладушки подвинули ближе к костру и, кое-как завернувшись в чехол от двигателя и белые стартовые полотнища, тесно прижавшись друг к другу, заснули с ощущением пустоты в желудке и своей ненужности никому на свете.

В четыре часа утра Клёнов проснулся от холода. Светало. Костёр погас. Всюду была обильная роса. От ощущения голода и массы впечатлений прошедшего дня его немного знобило. Чтобы хоть как-то заглушить чувство голода закурил сигарету. Вспомнил наставления врачей – не курить натощак и только улыбнулся. Затем раздул тлеющие угли и подбросил несколько дощечек. Но они гореть не хотели. Тогда осторожно плеснул в костёр немного бензина. К его изумлению огонь не вспыхнул. Тлеющие угли зашипели, как будто в костре сидела гадюка, словно это и не бензин вовсе был, а обычная вода.

– Чиркни спичку и брось в костёр, тогда загорится, – посоветовал проснувшийся Зародов. – Это от большой влажности так иногда бывает.

Проснулись и остальные. Поёживаясь, зевая и дрожа, сгрудились вокруг костра. Немного отогревшись, стали осматривать аэродром. Как оказалось, сели они не на взлётную полосу, а на боковую полосу безопасности. На пробеге пересекли взлетную полосу под углом и выкатились на загрузочную площадку, где, расшвыряв пустые бочки, остановились. На пути пробега обнаружили ещё две бороны в связке, которые лежали, угрожающе выставив вверх зубья.

– Все мы в рубашках родились, – объявил Зародов, – иначе бы догорал сейчас тут не маленький, а большой костёр, а в нём наши бренные останки.

– Нет, с меня точно хватит! – сказал Манилов. – Осенью, если не возьмут переучиваться на реактивную технику, уйду на пенсию. Как на фронте…

В девять часов приехал агроном, охая и ахая, принялся хлопать себя по тощим бёдрам и удивляться, откуда они взялись?

– Ночью с неба свалились, – пояснил Манилов. – Не ждали?

– Точно не ждали! Мы же и телеграмму с вызовом не давали. Не хотели работать самолётом в этом году. Земле тоже отдых нужен.

– А что скажут проверяющие из райкома и управления сельского хозяйства?

– Э-э, – отмахнулся агроном, – каждому по барану – и все дела. Но уж раз вы прилетели, найдём вам работу дня через три.

– Через три? Но…

– Знаю, знаю, – кивнул агроном. – Подпишу, сколько нужно, легче отчитываться будет. А вам гарантия за простой.

– Слышь, агроном, – подошёл Зародов. – У тебя пожевать там, – кивнул на машину, – ничего нет? Вторые сутки уразу держим.

– Ничего нет. Да как же это вы? Ох, ребятки, жалко мне вас. Но к обеду всё сделаем. И водочки найдём.

– До обеда дожить нужно.

– Хлеб в бардачке есть, но он сухой очень.

Он открыл дверцу машины и извлёк какую-то тряпицу, в которую была завёрнута краюха. Зародов постучал ей о борт машины. Потом снова завернул и изо всей силы ударил по ней кулаком. Краюха разлетелась на несколько частей.

– Угощайтесь, лётчики! Деликатес. Жаль, что Глотова нет, ему бы лучший кусок отдал. Вышвырнул, как щенков нас. Работайте, ребята!

Три дня они отсыпались. Вставали поздно, завтракали и ехали на аэродром. Зубарев заполнял какие-то документы, связывался по коротковолновой станции с базой, что–то докладывал и получал какие-то указания. Авиатехник выгрузил своё барахло на ночной стоянке и возился с помпой, которая никак не хотела запускаться. От него то и дело исходили восклицания с упоминанием матери.

– Хоть бы раз, гады, исправную помпу дали! Приходиться всё на точке до ума доводить. Не пойму, зачем на базе ремонтную группу держат?

– Чтобы ЭАФ пить, – ответил Зубарев. – Они же каждый день там пьяные.

Клёнов шатался по аэродрому без дела. Никто и ничему его не учил, никто ничего не объяснял. Да и чему учить, если не летали? На четвёртый день Манилов улетел на другую точку, где работал самолёт его звена. Без связи и прочих формальностей его отвезли на бреющем полёте в другой район. На обратном пути Клёнов впервые сел в кресло пилота. Зубарев запросил разрешение на перелёт, но… туда, откуда они летели. На недоуменный взгляд Гошки пояснил:

– Пока на базе раскачаются, переварят наш запрос – несколько часов пройдёт.

– Но ведь без разрешения взлетать нельзя.

– Много чего у нас нельзя. Ты забудь, что в училище говорили. Здесь производство. Можно всё и официально делать, но это отнимет массу времени, да ещё могут и не разрешить. Скажем, синоптики прогноз нелётный напишут при ясной погоде, или ещё что-нибудь. Да и в зарплате потеряешь. Это же не производственный налёт. А знаешь, сколько его за месяц набирается? Считай, командира звена – отвези, а он за месяц раз пять прилетает. Дальше – заместитель командира эскадрильи. Этот раза два-три прилетит. Потом командир эскадрильи, тоже два-три раза. Ну, это свои. Прилетят, посидят на точке несколько часов, распишутся за налёт, иногда в кабину не заходя, и вези их дальше. Ну а потом есть ещё командир отряда и его заместитель. Эти раз в месяц обязательно прилетят. Но и это не всё. Есть ещё инспекторы из управления и министерства. Ну, эти в основном на своих самолётах летают. Вот и прикинь: в месяц на такие перевозки часов шесть-семь уходит. Можешь всё официально оформлять, но, как я говорил, дело в заработной плате. Везёшь проверяющего – это не производственный налёт и оплатят его по первой группе. А летаешь над полем – пятая группа. Усекаешь разницу? А всё это в единую санитарную месячную норму входит. Вот и считай, сколько потеряешь.

– Да, но в документах сказано, что для таких целей заказчик должен машину предоставлять.

– Должен. И предоставит, если настоишь. Но ты можешь пять часов ехать 50 километров по весеннему бездорожью, дороги-то аховые, а техника – на грани фантастики. А можешь и не доехать. А на самолёте на это уйдёт 10-15 минут. Ну, а в конце месяца экипаж оформит эти перелёты, как производственные. А заказчик оплатит, даже не догадываясь. Вот и все дела. Химия, одним словом. Ну, ты крути, давай, не отвлекайся.

Вечером командир занялся, наконец, Клёновым, предварительно выпив на двоих с техником бутылку водки. Он показал ему документы, которые необходимо вести ежедневно. К его удивлению в бортовом листе уже было записано около 20 часов налёта. Стояла и подтверждающая подпись о налёте и командира звена, «невидимки» Манилова.

– Но мы же ещё не летали! Откуда же налёт? – показал Гошка на бортлист.

– А это, так сказать, аванс, компенсация за простой. Сказал же агроном, что подпишет, сколько надо. Скоро конец месяца, план горит. Да и нам не резон без налёта оставаться. В заработную плату, что получать будем? А в начале следующего месяца отработаем.

– Но ведь это же приписки? За них строго наказывают, нам в училище говорили. Подсудное дело.

– Да забудь ты училище. Это не приписка, – терпеливо поучал Зубарев. – Это своего рода аванс. – Какая разница, когда мы отработаем, с 25 по 31 число или с 1 по 6 следующего месяца.

– Статистика исказится, а мы – не заработанные деньги получим.

– То есть как это не заработанные деньги? – не выдержал Зародов, доселе не встревавший в разговор. – Тебе же сказали – это аванс. Всё, что агроном определит – отработаем, а остальное допи…