Командировка
Шрифт:
– У меня - нервы?
– Видимо. Хочешь, я выпишу кое-что и сама буду колоть?
Смотрела серьезно и с нежной жалостью.
– Вот что, Наталья Олеговна, не пора ли вам домой? Нет? В любой момент муж позвонит, умирающие больные. Ты всегда должна быть на посту. А мне твою чушь слушать невыносимо.
Меня начала утомлять ее податливая агрессивность, пугало дремотное марево, которое все плотнее окутывало нас обоих.
И все еще я не понимал, что она полоумная, моя любимая.
– Почему мы никуда не ходим с тобой, Тала?
– А куда?
– Куда люди ходят. В театр, в кино.
Не скажу, чтобы я был любителем зрелищ, как
Наталья, однако, намотала на ус замечание о театре и вскоре спроворила билеты на Таганку. Видимо, были у нее знакомые рангом покрупнее меня.
Сходили в театр. Я пил в буфете несвежее пиво и зевал в зале. Наталья скучала рядом.
– Смотри, правда, здорово?
– заискивающе подбадривала она меня.
– Да, - вторил я.
– Талантливо, тонко, современно. Еще много там действий, загляни в программу?
– Еще одно.
У меня дома нам было лучше. Не так хорошо, как вначале, но все-таки.
– Наташа, посмотри телевизор, а я поработаю.
– Ладно.
Я горбился над своими листами, над уродливыми своими закорючками, кусал карандаш и не мог никак сосредоточиться. Я представлял, как она сидит в соседней комнате на тахте, поджав под себя длинные ноги, и безмятежно пялигся на мерцающий экран. Что за зверек поселился в моей квартире. Надолго ли?
– Талочка, расскажи какой-нибудь случай из практики.
– Представляешь, прихожу вчера по вызову к больному - пожилой человек, по профессии музыкант, - в карточку заглянула, а у него рак, ну, может, месяца три ему осталось Дома его жена и взрослая дочь. Я, конечно, делаю вид, что выслушиваю его, глаза прячу - трудно же это, Витя. Давление измерила.
Суечусь как можно правдоподобнее. И вдруг он спрашивает: вы знаете, доктор, что мне несколько недель всего жить? Весело так, с улыбкой натуральной. Я растерялась, смотрю на жену, на дочь. Они улыбаются обе. "Шутит он, Наталья Олеговна, у него такие шутки дурацкие".
– "Нельзя так шутить, больной. Долго ли беду накликать".
– "Накликать? Смотри-ка какие слова еще помнят наши современницы. Да полно вам меня дурить, девушка. Рак у меня, вы же знаете. Крестец. Четвертая стадия. Правильно? Я вас вызвал, чтобы вы вон Машеньке больничный дали. Ей нужно.
Очень нужно, поверьте. Дадите?" - "Дам". Выписала я его дочке больничный по уходу и бегом оттуда.
– Веселая история.
– А еще...
– Хватит, хватит. Ты как разойдешься, тебя не остановишь.
На нее действительно иногда накатывали припадки болтовни, иначе не назовешь. Точно какой-то рубильник в ней включался. Вдруг начинала говорить, говорить, говорить - уцепится за какую-нибудь тему и затрещит без остановки. Никогда не умел дослушать ее до конца. Грубо одергивал. Она всегда послушно умолкала на полуслове.
В один из дней мы договорились вместе поужинать в "Праге", а потом сходить в кино или просто погулять. Наташа обещала зайти ко мне около семи.
Жду - семь, восемь, в девятом часу телефонный звонок.
– Витя, ты дома?
– Ты откуда звонишь?
– Я у подруги, у Люды. Так получилось, мы давно не виделись. А тебя я не могла предупредить - телефон не отвечал.
– И долго ты у нее пробудешь?
– Если можно, я у нее переночую?
– Можно. А почему нельзя. Ночуй.
– Ты не сердишься, Витя?
– Я рад за
тебя! Встреча с подругой! Это какое везенье надо иметь.– Ты меня любишь, Витя?
– Не то слово.
– Можно я еще попозже позвоню?
– Жду, любимая!
Повесив трубку, я тут же отключил телефон и вздохнул с облегчением. Я вздохнул полной грудью и станцевал по комнате дикий индейский танец. Чего-то мне последнее время сильно хотелось, чего-то не хватало, и в эту секунду я понял - чего. Было так, точно я много дней тащил в гору ненужный мне груз, и вдруг какой-то добрый человек одним ударом скинул его с моей спины, и груз с грохотом покатился вниз, сшибая камни и давя кустарник. А я сверху следил за его падением. Упоительное чувство. Точка. Тушите свечи, граждане официанты, - бал окончен. Я давно хотел освободиться, прийти в себя, вернуться в себя, не мог дальше жить скованным по рукам и ногам, с петлей на шее, которую теребила нежными наманикюреннымн пальчиками участковый врач Наталья Олеговна Кириллова. Пропади она пропадом.
Я выглянул в окно и увидел, что скоро весна. Март стоял на дворе.
Я сновал по квартире, опрокидывал стулья, ругал по-всячески Наталью Олеговну, выпил кружку воды из-под крана - и все никак не мог успокоиться.
Размышлял я примерно так: можно любить Наташу, можно проводить с ней время, можно любоваться ее бесстрастным лицом египетской жрицы, но унижаться перед ней - нельзя. Давать себя унижать - нельзя. Это подобно самоуничтожению. Наглая девица! Она, видите ли, созвонилась с подругой, пока я ее ждал. Да какая там подруга у нее может быть, - вечеринка, наверное, пригласили мальчиков, а что дальше - известное дело. Прощай, Наталья!
Весь мой матерый эгоизм, заключенный в хрупкую скорлупу интеллигентности, поднялся на дыбы, как конь, и со всей силы лягал своего хозяина в темечко. Ой, больно!
Три дня я жил с отключенным телефоном и не отпирал на звонки в дверь. Я упивался этой, впервые изведанной свирепой пыткой ревностью; как полураздавленная ящерица, выглядывал из-под ее мраморной, жгучей плиты. Взлохмаченный, небритый ходил на службу, пугая своим видом сотрудников, не вступал в разговоры с приятелями, болел. Наталью Олеговну я почти выкинул из головы, она присутствовала в моем сознании посторонней тенью, мне мерещилось, что она вообще тут ни при чем. Изумительное, отрешенное состояние, которое я переживал, было самоценно, и для питания ему не требовалось другого топлива, кроме моей болезненной фантазии.
Потихоньку я начал выздоравливать и к вечеру третьего дня, плотно поужинав пачкой пельменей, вышел подышать свежим воздухом.
Перед домом на одной из скамеек сидела Наталья Олеговна и неотрывно смотрела на мой подъезд. Я заметил ее через стекло - съежившаяся фигура в темном пальто на сырой, промозглой мартовской скамейке. А почему бы ей тут и не сидеть?
Наташа вскочила и направилась ко мне, сияя лицом, глазами, улыбкой.
– Витя, нельзя же так, я места себе не нахожу.
И тебе, я знаю, плохо. Зачем ты так, как маленький?
– И этот ее профессионально спокойный, беззаботный взгляд, никак не соответствующий моменту. Да кто же она, уж не дьявол ли в юбке!
– Витя, пойдем к тебе, я очень замерзла.
Я посторонился, пропустил ее, мы поднялись в лифте на третий этаж (это была не короткая дорога), зашли ко мне и стали выяснять отношения. Точнее, это я стал выяснять отношения, а Наташа все норовила обняться.
– Ну, что ты хочешь от меня?
На ее побледневшем личике виноватая улыбка - и молчит.