Комедия положений

Можно себе представить, в каких растрепанных чувствах была эта парочка, если парень опоздал на самолет! И тогда они пошли и подали заявление в загс, и сыграли свадьбу,

Вечером после свадьбы, когда я зашла в комнату, Катя лежала на раскладушке носом в подушку и горько плакала:

Я поняла о чем она плачет - о смелости подруги, выскочившей в девятнадцать лет замуж, и о своей загубленной незамужней молодости.

Присела на край постели, погладила рыдающая дочку по голове и спросила:

– О чем ты?

– Я тоже замуж хочу...

В ответ я не удержалась, засмеялась.

Дочь зарыдала сильнее, теперь от моего смеха, от обиды, что я не разделаю с ней ее горестей:

– Доченька, ну если бы тебе было двадцать восемь лет, то тогда я бы тоже с тобой поплакала, а так, восемнадцать лет, какие твои годы, успеешь ещё, наживешься.

И я погладила ее по волосам.

Дочка дернулась, скидывая мою руку.

Но плакать перестала. Успокоилась.

Это было в январе. А сейчас, в июле, вернувшись с работы, я застала парочку в дверях, они собрались в кино.

Катенька быстро щебетала обычной своей скороговоркой. Но Валера был явно смущен.

Так и пробегали летние теплые денечки. Я работала, молодежь гуляла, Катя иногда готовила обед, иногда я не готовила...

Лешка с Сережкой отдыхали в Лысьве, причем Алешка бегал по друзьям, купался, катался на лодке, а Сережка целыми днями возлежал на диване, снисходительно усмехался на спортивный энтузиазм отца и лопал. По описаниям папочки, рядом с Сережкой на столе стояли тарелки то с хворостом, то с блинами, то с пирожками, и Сережка, воздыхая, лениво жевал.

Ему шел пятнадцатый год, он рос и мог съесть неимоверное количество пищи.

А пока муж с сыном пребывали на отдыхе в спокойном неведении, Валера купил билеты для себя и Кати, решил представить нашу дочь своим родителям.

Я только вздохнула. Родители Валеры, судя по высказываниям будущего зятя, показались мне людьми строгих правил, и трудно было надеяться, что наша строптивая независимая девчонка им понравится, но и познакомиться тоже надо было, хотя бы для соблюдения этикета.

Мое письмо маме

Здравствуй, дорогая мама!

Пишу тебе на работе в конце дня. Все уже ушли, а у меня много минусов, вот и сижу (в конце 80 годов на моей работе ввели систему свободного режима, нужно было только отработать в месяц определенное количество часов).

Катюша собралась в гости к Валере, а я беспокоюсь - в Средней Азии всё время что-нибудь происходит.

Алексей с Сережей собирались приехать 3 августа(они отдыхали в Лысьве у бабушки).

Погода у нас ничего. На огороде выросли морковь и свекла. Цветет кабачок.

Как твои дела. Как обстановка в городе?

По обмену позвонил товарищ из Москвы, просил 5 тысяч за обмен, всё выспросил, что есть у тебя и просил узнать, смежными или изолированными записаны твои комнаты. Он хочет смежные, чтобы никого не подселили. Ты сходи в ЖКО, узнай.

Деньги, естественно, не все будут с нас, т.к. я поменяю Москву на Долгопрудный, что тоже стоит денег.

Одна женщина в Долгопрудном (у нее квартира в доме с парикмахерской на Лихачевском шоссе), заинтересовалась этим вариантом, она хочет дочь в Москву,

Пиши, как здоровье.

Привет Наташе, Виктору, т. Соне, Марине, т. Агнессе.

Целую. Зоя.

Получив эту писульку, мама написала подробное письмо своей однокласснице из Ташкента, чтобы та в случае чего (в случае чего, спрашивается?) проконтролировала ситуацию, а то эти беспечные вертоголовые родители (мы с Алешкой), отпускаем ребенка (19 летнюю дочь) неизвестно куда и с кем. (почти два года парень в доме толчется) Она бы вот ни за что и не отпустила, да кто тут будет с ее мнением считаться.

И хотя мамина подружка-старушка не могла съездить в Ангрен, чтобы проверить, не обидят ли внучку ее давней приятельницы, но маминому письму очень обрадовалась, и с той поры они переписывались до самой маминой смерти.

Проводив Катю с Валерой и вещами до электрички, я торопливо шла в сгущающихся сумерках по нашему проспекту Пацаева. Становилось прохладно, на мне было платье без рукавов, и руки покрылись пупырышками.

Мне было вдвойне одиноко - потому что я была одна, и потому что дочь моя выросла и уезжала в гости знакомиться с родителями своего избранника.

Я плохо различала предметы в сгустившимся воздухе, как будто вечерний седой туман охватывал город, и только автомобили мчались по дороге, и из этой полупрозрачной темноты сумерек на меня набегала большая серая овчарка. Двигалось животное совершенно бесшумно, и от этого было ещё страшнее. Я остановилась, огляделась. Я была одна на дороге, одна в городе, одна в целом мире.

Ноги мои были совершенно голые, ничем не защищенные от клыков зверя. Хотелось присесть, закрыть ноги подолом и закрыть глаза.

Не добежав до меня метров десять, овчарка вдруг повернулась, принюхалась, изменила направление движения и перебежала на противоположную сторону улицы.

Мне стало безумно стыдно своего страха. Я нисколько даже и не интересовала собаку, она бегала по каким-то своим собачьим делам.

Через три дня приехали Алешка с Сережкой. Стало веселее.

Алешка собрался гулять, и сейчас завязывал шнурки на ботинках. Я прошла мимо него на кухню. За окном шумел дождь, не простой дождь, а просто ливень, как из ведра.

– Ты куда это в дождь собрался?

– Дождя нет, - ответил муж и продолжил завязывание шнурков.

– Как это нет?
– удивилась я.
– На улице дождь.

– Дождя нет, - не разгибаясь, отвечает мне упрямец, накручивая на палец шнурок.

– Да ты послушай, как шумит, - настаиваю я.

– Это водопровод шумит, - не соглашается муж.

У меня подгибаются коленки, и я сажусь в коридоре на корточки. Вот, он дождь, хлещет как из ведра в паре метров, окно открыто, всё слышно, но доказать это мужу я не могу!