Комиссар Дерибас

Дом, где теперь жил Терентий Дмитриевич, находился совсем рядом со зданием ОГПУ. Спустя несколько минут он уже стоял у входа в свое парадное на улице Мархлевского.

Приятная прохлада летнего утра пробудила потребность побыть на воздухе. Прошелся по улице дальше. С теплым чувством посмотрел на пробуждающуюся Москву. Желание спать, одолевавшее совсем недавно, на свежем воздухе прошло. Мозг заработал активнее, и он снова погрузился в анализ той обширной информации, которая поступала к нему со всех концов России.

Дальний Восток… Классовая борьба там приняла особенно острые формы, к чему есть свои причины: засоренность учреждений бывшими колчаковцами и другими белогвардейцами, высокий удельный вес частного сектора в промышленности, кулачества — в деревне… Беспрерывные провокации китайской и японской военщины…

Совсем недавно, в апреле 1927 года, в Пекине вооруженные белокитайские солдаты и полиция напали на помещения, в которых проживали сотрудники советского посольства. Пятьсот чжанцзолиновских солдат ворвались во двор. Вместе с белогвардейцами они избивали советских людей, оскорбляли их, забирали имущество.

Тогда «Правда» писала, что все это понадобилось для того, чтобы развязать руки самым темным, самым погромным элементам международного империализма в борьбе против революционного Китая, чтобы создать дипломатические осложнения, спровоцировать СССР на войну и тем самым дать возможность еще активнее вмешиваться в китайские дела мировой империалистической жандармерии…

«Чего стоит один меморандум Танаки!» — с горечью подумал Дерибас. Хотя дальневосточная конференция в Токио и не опубликовала официального сообщения о принятых решениях, но ведь там было определенно заявлено японским дипломатом, что Маньчжурия и Монголия не имеют ничего общего с Китайской империей. Этот факт авторитетно возвещен всему миру императорским университетом. А вот какова программа действий японского империализма:

«Для того чтобы завоевать подлинные права в Маньчжурии и Монголии, мы должны использовать эту область как базу и проникнуть в остальной Китай под предлогом развития нашей торговли. Вооруженные обеспеченными уже правами, мы захватим в свои руки ресурсы всей страны. Имея в своих руках все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, архипелага Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы».

Вот где назревают серьезные события!

Усилились заброски шпионов и диверсантов. Казачьи атаманы Семенов, Гамов, Калмыков сколачивают на китайской территории крупные банды, готовясь к массированному вторжению на нашу землю. Активизируют подрывную работу осевшие в Харбине белоэмигрантские организации «Русский фашистский союз», «Братство русской правды», «Национально-трудовой союз нового поколения» и вот теперь — «Трудовая крестьянская партия»!

Дерибас вошел в парадное дома, поднялся по лестнице на второй этаж. «Как быстро летят годы! Кажется, еще совсем недавно жил на Арбате!» — И он вспомнил, в какую неловкую историю попал с квартирой на Арбате.

Это случилось шесть лет тому назад, вскоре после того как Дерибаса назначили начальником секретного отдела.

Пятиэтажный дом стоял в глубине двора. На узкой улице, возле арки, ведущей во двор, размещались магазины: с одной стороны — булочная, галантерея, ткани, с другой — пивная, колбасный магазин и так дальше по всей улице. Пролетки, телеги, толчея покупателей, особенно утром…

Однажды летом Феликс Эдмундович заехал за Дерибасом на своем автомобиле — их срочно вызывали в Кремль. Въехать во двор председателю ОГПУ не удалось, и он, раздосадованный, вышел из машины и почти бегом прошел двор, а затем поднялся в квартиру Дерибаса. Дзержинский чувствовал себя неважно, а от быстрой ходьбы дыхание стало затрудненное.

— Пойдемте! Быстро! — сказал запыхавшись. — Мы и так уже опаздываем! — И торопливо пошел обратно.

Дерибас побежал по лестнице вслед за Дзержинским. Отдышавшись в автомобиле, Феликс Эдмундович спросил:

— Куда это вы забрались? Что за квартиру себе выбрали?

— Мне предложили ее в хозяйственной части…

— Но вы-то сами должны были подумать?!

Дерибас все еще не понимал, чем не понравилась квартира председателю, и смотрел на Феликса Эдмундовича с растерянным видом. Дзержинский пояснил:

— А если случится что-то экстренное и вас забаррикадируют? Вы не сможете выбраться. Дом стоит в таком месте, что любая телега может затруднить выезд руководящего работника ОГПУ! Неужели не ясно?

— Все понял, Феликс Эдмундович. Немедленно исправлю.

Спустя неделю Дерибас переехал со своей семьей в дом на улице Мархлевского.

Когда Терентий Дмитриевич разделся и укладывался спать, жена подняла голову и спросила:

— Надеюсь, сегодня вечером ты будешь дома? Ты не забыл, что у нас будут гости?

— Не забыл. Приду не позднее шести часов. — Положил голову на подушку и сразу уснул.

Дерибас пришел домой, как и обещал, в начале седьмого. Стол был накрыт для приема гостей, а из большой комнаты, где стояло пианино, раздавалась приятная мелодия Шопена.

Дерибас прошел на кухню, где Нина Ивановна заканчивала приготовления.

— Кто там?

— Лидия Александровна.

— Фотиева? Это она играет на пианино?

— А для тебя это секрет? Ведь она окончила консерваторию.

— Это я знаю. Но ни разу не слышал, как она играет, хотя мы знакомы около двух десятков лет.

— А Петр Ананьевич Красиков, который сейчас тоже там, — с легкой иронией сказала Нина Ивановна, — прекрасно играет на скрипке. Ты просто, Терентий, оторвался от жизни.

— Да, Нина. Ты права. Бегу к ним.

— Постой. Для тебя будет сегодня сюрприз. Придет еще один человек.

— Кто?

— Моя тайна. Увидишь.

Дерибас подошел к Фотиевой и поцеловал ее в щеку. Затем тепло поздоровался с Красиковым, с которым ему приходилось встречаться часто: у них были общие служебные дела, так как Красиков был генеральным прокурором.

В половине седьмого раздался звонок, и Нина Ивановна впустила в квартиру еще одного человека. Дерибас, который вышел в прихожую вслед за ней, вначале не рассмотрел вошедшего. И только тогда, когда новый гость подошел к нему вплотную, он узнал в постаревшем грузном мужчине Федора Федоровича Сыромолотова, или Федича, помощника Якова Михайловича Свердлова в революционном подполье, с которым Дерибас вместе работал в организации большевиков в Троицке.

— Федор Федорович! — Дерибас тепло обнял гостя. — Как я рад! Проходи, проходи… Сколько лет мы не виделись?

— Да что-нибудь около десятка…

— Да-а. Как ты?

— Я-то хорошо. По какому поводу у вас торжество? Нина Ивановна мне так и не сказала.

— Пошли. Сейчас узнаешь.

Дерибас взял Сыромолотова под руку и повел в комнату. Сыромолотов познакомился с другими гостями, и все уселись за стол. Дерибас наполнил рюмки вином.

— Я не говорила до сих пор, — улыбнулась Нина Ивановна, — чтобы не ставить вас в затруднительное положение. А сейчас скажу. — Она ласково посмотрела на своего мужа, на детей, улыбающихся и довольных. — Мы отмечаем двадцатипятилетие пребывания в партии большевиков. У Терентия это совпадает с календарной датой, а я сначала работала в подполье и была принята несколько позже.