Комиссар Его Величества

Больше всего меня интересовал вопрос, исполнены ли указания, которые я заранее оставил у железнодорожного начальства. Я прямиком отправился к вокзалу и с удовлетворением отметил, что все сделано в наилучшем виде. У перрона стоял поезд, выделенный мне по приказу Свердлова. Более того, паровоз уже вовсю пыхтел, готовый к отправлению. Погрузка заняла не много времени. Я поручил Кознову следить за переносом багажа из саней в два товарных вагона, а сам отправился к начальнику вокзала, чтобы сообщить ему: поезд будет отправлен лишь после того, как я получу из Москвы новые инструкции. Затем я пошел в комнату телеграфиста, прихватив с собой одного из козновских солдат, который, к счастью, умел обращаться с аппаратом. Я говорю «к счастью», потому что вид местного телеграфиста мне совсем не понравился. Это был юркий человечек с бегающими глазками. Я приказал ему выйти из комнаты и занялся составлением телеграммы Свердлову.

Телеграмма получилась длинной, ибо мне было о чем доложить. Я сообщал председателю ВЦИК не только о нашем прибытии в Тюмень, но и о том, что Екатеринбургский Совет вот-вот узнает о переезде бывшего царя из Тобольска. Можно ожидать любых неприятностей. Мне был нужен хороший совет. И поддержка, если Свердлов сумеет ее оказать.

Большую часть дня и половину ночи я прождал ответа из Москвы. Когда телеграмма пришла, ее содержание меня не порадовало. Как я и думал, Свердлов приказывал мне немедленно доставить моих подопечных в Москву. Однако было ясно, что воля Москвы для Екатеринбурга ничего не значит – Свердлов велел мне двигаться долгим кружным путем, чтобы объехать мятежный город. Москва находилась на западе, но железная дорога проходила через Екатеринбург, поэтому мне предписывалось двигаться на восток, к Омску. В Омске Транссибирская магистраль разветвлялась, и южная ее ветвь обходила Екатеринбург, в конце концов тоже сворачивая к Москве.

Я сидел в жарко натопленной комнате телеграфа, курил и обдумывал ситуацию. Возможно, Свердлову в его московском кабинете план казался удачным: раз екатеринбуржцы опасны, город нужно объехать стороной. Но как мне одурачить Рузского который не отстает от меня ни на шаг и уж как-нибудь сумеет отличить восточное направление от западного?

Может быть, убить его? Я всерьез размышлял над этим. Прошло много лет, но не было ни единого дня в моей жизни, когда бы я не сожалел, что не осуществил это свое намерение. Однако в тот день, когда я находился на тюменском вокзале, невозможно было предвидеть грядущие события. Мне же хотелось по возможности избежать кровопролития. Если Рузский умрет, серьезных последствий не избежать, думал я. Этот человек слишком заметен.

Поэтому я разработал хитроумный план. Я знал, что Рузский пьяница. Если суметь его как следует напоить...

Я приказал открыть вокзальный буфет и купил там две бутылки спиртного – лимонной настойки и сливянки. Обе бутылки исчезли в глубоких карманах моей гвардейской шинели. Затем я отправился к поезду, стоявшему на запасном пути, и вошел в спальный вагон, исполнявший функцию моего штаба. Бутылки я спрятал под умывальник и отправился разыскивать Рузского. Задача оказалась несложной. Депутат дежурил в тамбуре вагона, в котором расположился Николай с женой и дочерью. У ног Рузского валялась пустая бутылка.

–Ну что, получил свои приказы? – нетрезвым голосом спросил Рузский.

– Ох уж эта Москва, – пожал я плечами и потянулся. – Господи, как же я устал! – Я взглянул на бутылку. – Пустая?

– Пустая, – ответил он.

– Я бы выпил. А ты? У меня там есть кое-какой запас, – сказал я.

Рузский взглянул на меня с некоторым удивлением, как бы спрашивая: «Чего это ты вдруг решил со мной пить?» Однако он был уже сильно пьян, а потому последовал за мной без дальнейших разговоров.

Сливянку я отдал ему – меня от нее тошнит. Лимонная настойка куда чище, да и меньше дурманит мозги. Я знал это с детских лет, когда втихомолку прикладывался к бутылке, стоявшей в баре у отца. Рузский уселся на постель, держа в одной руке бутылку, а в другой стакан. Мы быстренько выпили сначала за Россию, потом за Маркса, потом за революцию, и после этого екатеринбургский депутат, и до того достаточно хмельной, стал клевать носом. Когда он совсем скис, я уложил его на постель. Он немедленно захрапел, а я погасил свет и вышел в коридор. Первым делом я отправился на паровоз и отдал машинисту соответствующие указания. Мы вместе спустились к путям, чтобы перевести стрелку.

Несколько минут спустя залитый огнями поезд выехал с вокзала в сторону Екатеринбурга.

Должно быть, вас, читающего эти строки, это ставит в недоумение. Почему в Екатеринбург? Ведь он собирался ехать в противоположном направлении, думаете вы. Все так.

Когда поезд проехал несколько миль, паровоз остановился. Я прошел по всему составу, гася повсюду свет. Теперь вы понимаете? Обратно к Тюмени двинулся совершенно темный поезд. Мы ехали на небольшой скорости, ибо я надеялся, что случайные наблюдатели на тюменском вокзале примут наш поезд за обычный. Когда состав поравнялся с вокзалом, я затаил дыхание. Все было тихо, и мы миновали опасный участок без проблем. Когда. Тюмень осталась позади, я вздохнул с облегчением. Теперь предстояло преодолеть триста миль до Омска, а затем совершить относительно безопасное путешествие по южной ветви к Москве. Екатеринбургская угроза осталась позади – во всяком случае, так я считал.

Хоть я и очень устал, но внутренне торжествовал, чувствуя, что теперь моя миссия движется к благополучному исходу. Я улегся в постель и, как полный идиот, считал цыплят, пока не уснул. Во сне меня благодарил и поздравлял его величество король. Откуда мне было знать, что построенный мной карточный домик вот-вот рассыплется?

Казалось, что все устроилось наилучшим образом. Утром я проснулся, умылся и отправился в плацкартный вагон, где ехал царь с семьей. Меня встретили довольно дружелюбно.

Николай весело поздоровался со мной и спросил:

– Мы едем в Омск?

Я кивнул:

– Так, конечно, дольше добираться до Москвы, но зато...

– Значит, все-таки в Москву?

– Да. Ночью я получил приказ.

– Хорошо.

Как и я, Николай был полон оптимизма. Как и мой, его оптимизм был необоснован. Мы оба жили в мире грез.

– Как с документом, государь? – тихо спросил я. – Было ли у вас время для того, чтобы...

Николай взглянул на меня как-то по-новому, словно пытаясь прочесть мои мысли. Я терпеливо ждал. В конце концов он с серьезным видом сказал:

– Я подписал.

– Хорошо, – улыбнулся я. – Могу ли я?..

Николай не сводил с меня глаз.

– Но документа здесь нет.

Я нахмурился.

– Как нет? А где же он?

– В Тобольске. Я подписал его еще перед отъездом.

– Но вчера в санях вы говорили, что вам понадобится время на обдумывание, – напомнил я.

Царь кивнул:

– Сожалею, но я счел необходимым прибегнуть к обману.

Я почувствовал, как во мне закипает гнев, но сдержался.

– Но зачем, государь? Какая в этом была необходимость? Документ – важнейшее условие вашего освобождения.

Он положил руку мне на плечо.

– Комиссар, у меня не было намерения отвечать на вашу корректность неблагодарностью. Но я обязан сохранить семью. Письмо осталось у моего сына. Когда Алексей присоединится к нам, вы получите свой документ.

Я мысленно выругался. Впрочем, поступок царя был вполне понятен – я ведь обещал, что семья в конце концов воссоединится. Более того, я говорил, что сам вернусь в Тобольск за Алексеем и великими княжнами. Надо же, какая незадача!

– Есть еще одно дело, государь, которое я должен с вами обсудить, – сказал я.