Комиссар Хольмг. Становление

За странным человеком следовала женщина. Она шла, раскачиваясь из стороны в сторону, будто была готова упасть в любой момент. Ее неестественно худое, изможденное тело согнулось настолько сильно, что длинные пальцы на бледных руках почти касались иссеченного пулями и осколками гранат рокрита. Там, где завалы от разрушенных зданий или импровизированные баррикады поднимались достаточно высоко, ее ладони начинали касаться этих возвышений, и тогда создавалось впечатление, что женщина идет на четырех вытянутых и невообразимо худых конечностях. Она неестественно выгибалась под беспощадными порывами ледяного ветра, дрожа всем своим худым телом. Никто не мог и предположить, что на самом деле Ведана, шедшая следом за Сэмом, с бдительностью оценивала каждый его шаг, зорко следя за каждым его движением. Ее задачей было страховать его от любых неожиданных ментальных атак, против которых он, поглощенный поиском, был открыт и беспомощен. И она готова была ринуться ему на помощь в доли мгновения.

Ларн наблюдал за псайкерами из своего укрытия и ухмылялся. Было забавно смотреть, как эти двое метались по всему Неморису, в попытках выяснить то, что открылось ему самому уже давно. Предателю казалось странным и смешным, как долго псайкеры искали место, где каких-то несколько недель назад пролилась кровь первой жертвы. Место, откуда все началось и от которого сейчас распространялась аура безысходности. Именно она подпитывала в нем то безразличие, которое охватило Ларна несколько дней назад и которое к данному моменту пропитало собой все его существо до последнего клочка спутанных мыслей. Предавшись убаюкивающим потокам, исходящими от места ритуала, Ларн закрыл глаза. Перед его внутренним взором пронеслись картинки никогда не виденного им прошлого.

Человек прошел мимо предупреждающих знаков и табличек, обогнул покосившийся шлагбаум и остановился только тогда, когда ступил на край уходящей вниз заброшенной штольни. На человеке была одежда простого рабочего, но небольшая потертая временем нашивка на левой стороне комбинезона говорила, что у носившего ее есть второй уровень допуска. Однако, присмотревшись, можно было догадаться, что данная одежда этому человеку не принадлежала. Изрядно поношенный комбинезон был с другого плеча и висел на нынешнем своем владельце, как на вешалке. Человек был худ и не высок ростом, в отличие от прежнего хозяина одежды, что была сейчас на нем. К тому же он был слишком юн, чтобы иметь допуск выше третьего уровня. Человек взглянул вниз, в черную утробу штольни, и на его молодом лице с изящными чертами и чересчур тонкими, неровными надбровными дугами несмотря на прохладный ветер и пасмурную погоду проступила испарина. В длинных, подрагивающих пальцах человек судорожно сжимал обшарпанный инфопланшет, вцепившись в него, словно в нем заключалась его последняя надежда на спасение. В зеленых, почти изумрудных глазах замерла невообразимая тоска по бескрайним равнинам, в которой метались всполохи животного страха. Вся фигура человека, каждое его движение, каждый взгляд и не вышептанный, немой стон выражали отчаяние и безнадежность. Он еще раз посмотрел вниз. Зловещее черное горло уходило в саму преисподнюю и манило человека сделать роковой шаг.

Юноша едва заметно качнул головой, словно не соглашаясь с предложенным ему решением, потом включил инфопланшет, перечитал сделанную в нем ранее запись и добавил несколько слов. Потом он еще раз взглянул в бездонное лицо своей будущей смерти, закрыл глаза и шагнул вперед.

Никто в Неморисе не заметил, как молодой рабочий сорвался и упал в старую штольню. Никому в Неморисе не было до этого дела. Никому, кроме одной женщины.

Все это время она молча сидела на каменистом дне уходящих под основание города катакомб и ждала, когда ОН придет к ней. И теперь, когда ОН, наконец, явился на зов, она осторожно поднялась с острых камней, подошла к своему долгожданному гостю. Бережно, с какой-то извращенной заботой, она погладила жертву, которую столь долго поджидала, по коротким, колючим волосам. Дрожащей от вожделения рукой она коснулась еще горячей крови, сочившейся из расколотого черепа, и обвела ею несколько символов, изображенных на стене штольни. Те вспыхнули голубым сиянием, и в их неровном свете на гаснущем экране инфопланшета, умирающего рядом со своим обреченным хозяином, мелькнула последняя запись: «Уже поздно что-то менять».

Женщина улыбнулась, обнажив несколько почерневших, наполовину сгнивших зубов, и побрела прочь, в глубину замысловатых переплетений штолен, пещер и проходов, пошатываясь из стороны в сторону, то и дело запинаясь о выступающие камни и смеясь. Смеясь беззвучным хохотом безумия, роковым набатом разносившегося по призрачному миру псайкеров.

На мгновение, на лице Ларна отразилось бледное подобие того сумасшедшего смеха, но он тряхнул головой, и видение прошлого померкло, растворившись в реальности. Предатель затаил дыхание, ожидая, что сейчас псайкер сделает еще пару шагов и угодит в уготовленную специально для него ловушку. Ларн лично установил растяжку из нескольких гранат на самом краю обрыва, но теперь, вдруг испугался, что псайкер пройдет мимо нее.

«Нет, — подумал про себя Ларн, — он не смог бы ее увидеть, даже при ярчайшем свете солнца, а уж тем более, в такой темноте»

Отступник мысленно улыбнулся, вспоминая, как относительно молодой, но уже потерявший обе ноги и глаз инструктор учил его, неопытного новобранца, работе сапера. В дальнейшем эти уроки Ларну не пригодились, но сегодня он вспомнил все, чему его обучали, и создал поистине шедевр. Ларн понял, что гордится произведением рук своих, как могла бы гордиться мать сыном, ставшим героем Империума.

Между тем, псайкер подошел почти к самому краю штольни и замер, остановившись.

«Ну, давай же», — Ларн сам не понял, подумал он это или произнес вслух.

Псайкер простоял, не двигаясь, несколько минут, и предателю показалось, что прошла целая вечность. Затем псайкер вздрогнул всем телом, словно через него пропустили электрический разряд, и двинулся обратно.

«Этого не может быть!» — Ларну показалось, что в этот самый миг вся несправедливость мира обрушилась на него и затопила в своих мутных, гнилостных волнах.

«Нет!» — мысленно вскричал он, и в ту же самую секунду раздался оглушительный по своей силе взрыв.

День двенадцатый

ДЕНЬ 12

РЭКУМ ПЕРЕД РАССВЕТОМ

Он медленно открыл глаза, изо всех сил пытаясь сосредоточиться и понять, где находится. Он помнил, что был ранен. Что гвардейцы несли его в Рэкум. Помнил свой разговор с инквизитором и лицо, склонившейся над ним Клавдии Шульц. Все остальное выпало из его памяти. Кимдэк провел рукой по груди. Тело под бинтами отозвалось тянущей болью.

«Император защищает», — подумал Кимдэк и попробовал подняться. Со второго раза это ему удалось, и, сев на кровати, он начал осматривать помещение, в котором находился. Это была квадратная комната, в которой стояло около двух десятков кроватей. Все они были заняты, кроме одной во втором ряду слева. Там, на сером, пропитанном кровью и потом матраце алели свежие следы, свидетельствуя, что совсем недавно на нем лежал раненый. В дальнем углу комнаты, рядом с дверью, стоял стол с медицинскими препаратами, за которым, уронив голову на руки, спала одна из сестер.

Кимдэк медленно попытался встать, но не удержался и тут же повалился обратно. Среагировав на шум, сестра вскинула голову и, увидев падающего Кимдэка, поспешила к нему.

— Нет-нет. Лежи, — она подбежала и подхватила его за плечи. — Лежи.

— Какой сегодня день? — Кимдэк почувствовал, как заныли отвыкшие от движения мышцы. — Мы в Рэкуме?

— Да. Мы в Рэкуме, — Ванесса уложила голову Кимдэка на небольшой валик. — Все хорошо. Город стоит.

— Сколько я тут?

— Почти четверо суток, кадет-комиссар. После операции вы провалились в кому, и мы уже не надеялись… — сестра неловко замолчала. — Дать воды? — спросила она, осматривая повязки Кимдэка.

— Да, — при упоминании о воде ему сразу захотелось пить.

Кимдэк провел языком по воспалившемуся небу и понял, насколько пересохло у него во рту. С помощью сестры он приподнялся, сделал несколько жадных глотков из протянутой кружки и откинулся назад, прислонившись спиной к холодной, каменной стене.

— Я посижу, — он настойчиво отстранил руку Ванессы.

На соседней кровати застонал и зашевелился еще один раненый, и сестра госпитальер, оставив кадет-комиссара, быстро подошла к нему. Сначала она склонилась над стонущим гвардейцем, но затем быстро метнулась к столику и, схватив оттуда небольшой инъектор, кинулась обратно. Она не успела ввести препарат, когда тело гвардейца выгнулось, подобно арочному мосту, сведенное жестокой судорогой. Спустя несколько мгновений оно обмякло, безвольно растянувшись на испачканном матрасе, а к запаху запекшийся крови и немытых тел добавился запах человеческих испражнений. Ванесса медленно, чуть растеряно вернулась обратно к столу и положила на него так и не использованный инъектор. Затем вернулась к телу гвардейца и, склонившись над умершим, тихо зашептала слова заупокойной молитвы.