Комиссар

Голос звучал слабо и хрипло, но хотя бы не дрожал.

Наконец Саша смогла рассмотреть обладателя мягкого голоса. Лицо грубоватое, привлекательное на свой манер. Мимические морщины у глаз выдают человека, который смеется чаще, чем хмурится. На пальцах — золотые перстни. Капитанские погоны.

Он присел на край топчана, чтоб их глаза оказались на одном уровне.

— Вы тоже полагаете, что умные люди всегда могут договориться, Александра?

— Стоит попробовать. Вы, однако, не представились.

Он улыбнулся.

— Вершинин моя фамилия. Вот как мы с вами будем действовать, — Саша отметила, что он перевел ее из объектов в субъекты, на словах по крайней мере. — Вам сейчас принесут еду… и одежду. Вы сможете немного привести себя в порядок, вам не повредит. Потом вас проводят ко мне в кабинет, и мы спокойно поговорим.

***

В кабинете Вершинина Саша смогла наконец посмотреть в окно. Восходящее солнце осветило улицу с деревянными двухэтажными домами. Груженые повозки тянулись к рыночной площади. Сейчас утро, но какого дня? Привезли в Рязань ее на рассвете — вчера?

Думать было трудно из-за боли в голове — то монотонно сверлящей в районе затылка, то раскатывающейся горячей, выбивающей слезы волной. Головной боли вторила боль во всем теле. Месмерическое упражнение по выдыханию боли все еще помогало, но стоило на пару минут потерять концентрацию — сознание начинало плыть.

Ей выдали что-то вроде тюремной формы — длинную рубаху и простое верхнее платье. Фактурой и цветом одежда напоминала мешковину. В уборной нашлось маленькое мутное зеркало. Лицо превратилось в катастрофу: губы разбиты, бровь рассечена, во всю левую щеку — синяк. Но важно, что глаза остались целы, и носовые хрящи тоже. А внешность… Саша и прежде не была красоткой. Теперь у нее лицо войны.

— Я рад, что вы согласны договариваться, Александра, — говорил Вершинин. — Я, знаете ли, избегаю жестоких методов, когда это возможно. Давайте поступим так: вы ответите на несколько вопросов, и я прослежу, чтоб ничего дурного с вами не случилось больше.

— Понимаю, что вы обязаны были сыграть эту карту, — вздохнула Саша. — Только поэтому не воспринимаю это предложение в качестве попытки, как говорят англичане, оскорбить мой интеллект. Потому что выбор совершаете сейчас вы, а не я. У вас нет и не будет моих ответов на ваши вопросы, это не обсуждается. Но у вас может быть для ОГП мертвый комиссар или живой комиссар — в зависимости от того, что вы мне предложите.

Говоря, Саша пыталась установить с Вершининым контакт, почувствовать его, узнать, чего он хочет. Глухо. Словно перед ней была черная стена, а не человек.

Не повезло.

Но по крайней мере он не заметил ее попыток.

— Вы с чрезвычайной уверенностью говорите о том, что можете умереть в любой момент. Что ж, если слухи о ведьме-комиссаре имеют под собой некую основу… и то, что я наблюдал в подвале… Вы из тех, кто способен управлять своим сердцем? Сердцем как разгоняющей кровь мышцей, я имею в виду.

Саша улыбнулась и тут же пожалела об этом — разбитые губы заболели с новой силой.

— Именно. Не буду вам врать, я не знаю, смогу ли усилием воли остановить сердце. Мы можем проверить. Но только один раз, полагаю.

— Знаете, это, пожалуй, лишнее. Готовность умереть вы уже продемонстрировали. Хотя, прошу вас, не обижайтесь, вы здорово переоцениваете свою жизнь. У меня будут некоторые неприятности, если вы умрете здесь. Однако, право же, ничего серьезного. Но не расстраивайтесь. Мне понравилась дерзость, с которой вы пытаетесь шантажировать меня.

Саша прижала руки к вискам, пережидая острую вспышку головной боли. Дыхательные упражнения помогали все хуже.

— Вы, разумеется, знаете, что ОГП курирует, помимо прочего, программу Умиротворения, — продолжил Вершинин. — Не знаю, для этого вас туда затребовали или для других целей. Вам, полагаю, виднее. Если вас превратят в растение, то это бездарнейший перевод материала, как по мне.

— У вас ведь есть другое предложение ко мне, — угадала Саша без всякого месмеризма. Скверно, если ее сейчас возьмут классическим приемом “добрый следователь”, но рискнуть стоило. — Против своих я действовать не буду, это вы хорошо понимаете. Но война, даже эта, не сводится к противостоянию двух сторон. Людям предприимчивым война открывает массу возможностей. Что вы хотите, чтоб я для вас сделала?

— Вот это разговор. Вашу готовность к сотрудничеству я тоже оценил. Будете?

Вершинин достал из ящика стола пачку папирос и спички. Саша знала, что следует отказаться, но это было выше ее сил. Курить хотелось смертельно.

От папиросы Сашу немного повело, и боль вроде бы притупилась.

— К делу, — Вершинин побарабанил пальцами по столу. — Полковник Вайс-Виклунд крайне заинтересован в человеке, который помог бы ему установить контакт с его дочерью, Аглаей.

Саша сморщила лоб, будто бы силясь припомнить эту фамилию. Вершинин по-мальчишески улыбнулся.

— Бросьте этот любительский спектакль, Александра! Нам прекрасно известно, что Аглая Вайс-Виклунд возглавляет разведкоманду в пятьдесят первом полку. И то, что вы с ней состоите в доверительных отношениях, тоже не секрет.

— Комиссар обладает определенным влиянием в своем полку, — осторожно сказала Саша.

— Оставьте это кокетство. Вам не к лицу. Если кто-то в целом свете может вернуть Вайс-Виклунду его дочь — это вы.

Скорее всего, подумала Саша, это означает, что она станет заложницей. И Аглая на шантаж не купится. Саша верила в своих друзей и знала, что какое бы предложение насчет нее они ни получили, во вред их общему делу они действовать не станут. А Саше эта история может дать хоть какой-то шанс, хотя бы время…

— Не вижу причин, по которым я не могла бы помочь подруге установить связь с семьей, — сказала Саша. — Не думаю, что у меня много времени, но если вы свяжетесь с Вайс-Виклундом оперативно… чтоб убедить его, что мы с его дочерью действительно близки, расскажите ему вот что. Когда Аглае было шесть лет, она подарила дочери кучера свою немецкую фарфоровую куклу. Дочь кучера потом обвинили в воровстве и выпороли. Куклу вернули Аглае, Аглая разбила ее и пересобрала из ее частей паука с человеческим лицом.

— Ценный же вы ресурс, Александра, — Вершинин восхищенно цокнул языком. — Жаль только, не вполне мой ресурс.

— Вы не выглядите как человек, которого это остановит, когда игра стоит свеч.

— Я наведу справки, стоит ли эта игра свеч. Возможно, Вайс-Виклунд хорошо заплатит за вас. Он богат, а зачем ему деньги, когда его единственное выжившее дитя пропадает? А пока я все равно передам вас в ОГП. Оставить вас здесь, не предъявив хотя бы ваш труп — это обострение отношений между ведомствами, которого вы пока не стоите. Вы не обижаетесь, Александра? Мы ведь с вами как деловые люди говорим.