Комиссия
Шрифт:
– На Барсукову дорога! От дает так дает круги!
– снова не удержался и нарушил молчание Игнашка, но тут уже и другие заговорили враз:
– Энто она Клюквенную мочажину обходит!
– Что за просека? Не угадаю враз!
– Ну, как же - та самая и есть, на которой Илюха Кондаков когда-то в Сретенье на шатуна-медведя угодил!
– Не когда-то, а в одна тысяча девятьсот одиннадцатом годе! Год был голодный, засушли-вый, худой год. Голодным-то медведям не спалось по берлогам, вот они и шатались всюду! Ох же, испугался он тот раз, Илюха!
– Он сам-то - ничо! Он мужик не из сопливых. Конь у его пугливый был вдребезги розвальни об деревья разнес!
– А вот тут, в озере,
– Мелковат мачтаб. Поболее бы мачтаб, тогда ты и сам-то на плане проглянулся бы и проклюнулся! Собственной личностью!
– А что, мужики, какую мы практику на дровах пройдем! Спецами лесными сделаемся! Закона дателями!
– Глядите, мужики, поскотина наведена и - целая. А в действительности у леса вот ее давно уже нету, городить надо ее.
– На то и план: показывает порядок, а не беспорядок... Что мы сами порушили - плану дела до этого нету. Вырубим вот мы лес, а план до-о-олгое еще время будет зеленые кварталы показывать!
– Всё тут есть, всё изображено, - вздохнул Калашников, - а вот чего тут, мужики, еще не хватает? А?
– Ну? Чего?
– Неба тут нету... Небушка.
– Когда я с землемерами работал, со старшим техником межевания Петром Нестеровичем Казанцевым, - стал вспоминать Устинов, - так тот Казанцев, Петр Нестерович, как встретит любого мужика, так и к нему: "Вот план твоей местности, погляди на его и скажи - где тут должна быть такая-то заимка? В натуре она есть, а на плане еще не отражена?" - Устинов поднял голову над другими тремя головами, с интересом огляделся поверху, снова сунулся книзу и продолжил свой рассказ: - И что ты думаешь, - мужик обязательно укажет то место. Ну, не с первого, так со второго разу - обязательно! И старший техник межевания удивляется: "Мужик неграмотный, а план читает?" Я ему объяснял: "План земли мужику даже понятнее грамоты!" Тот не согласен: "Я в землемерном училище сам-то на второй год только научился хорошо читать план! Нет, Устинов, тут что-то есть - инстинкт!" Я спрашиваю: "Какой?" Он объясняет, но издалека только догадаться и можно, что это такое: ну, как у собаки чутье, тот инстинкт! Наверно, со словом истина соприкасается!
И еще, и еще вблизи друг к другу, глаза в глаза, дыхание вперемешку, мужики вглядывались в план: вот как прекрасна вокруг них земля!
И значит, жизнь на этой земле тоже ладно и хорошо можно устроить и размежевать: хорошее вперед, плохое - куда-нибудь назад. И есть для этого человеческий ум и способность. Есть и есть! Существует! Однажды постигнуть премудрость, подналечь, поучиться, понять, потрудить-ся - и ляжет жизнь в истинный свой план и войдет в свою борозду, из которой выбилась, должно быть, давно и заколесила с той поры туда-сюда. Ну вот - настал час поставить жизнь на место, а то и поздно будет, рассыплется и разорится она вконец, порушится единство ее с зем-лею, земля - это будет одно, а жизнь на ней - что-нибудь совсем уже другое! Надо торопиться с делом. Надо! А Лесная Комиссия - разве это не то же самое дело? Это оно и есть! Это, может, и есть тот самый главный час?! Самый главный год? Хоть и неподходящий, неуютный - одна тысяча девятьсот восемнадцатый?!
И начали, и начали члены Комиссии считать полезный запас Лебяжинской дачи, лес дровя-ной, строевой и жердяной, в каких кварталах и сколько его должно быть. А Устинов Николай припомнил, будто где-то под городом Омском лес даже сеяли семенами, словно хлеб в пашню. Вот бы сделать и лебяжинцам то же самое!
Начали записывать по пунктам свои расчеты-подсчеты, и Половинкин сказал:
– Не слишком ли их будет много у нас?
А Устинов засмеялся:
–
Им износу и предела нету, пунктам! Плоди сколь хочешь - их кормить не надо!– Потом подумал: - До поры до времени.
Шло дело!
Кто писал, хотя и не бойко, кто думал, а после высказывал свою мысль, кто - считал. Правда, в последнем выходила заминка: счеты были худые, рассохлись, и костяшек в них не хватало. Что рассохлись - это полбеды; один кидал оставшиеся костяшки, другой обеими руками держал счеты, чтобы не распались, но вот костяшек не хватало для некоторых сумм, тут уж ничего выдумать было нельзя. Больше всего это почему-то злило Половинкина, у него даже кровь то и дело бросалась в лицо, и он сквозь зубы, а иногда и просто так поминал всех святых...
– Ты осторожнее, Половинкин, - заметил ему в конце концов Калашников, - услышит хозяйка - обидится!
– А когда так, то я их, счеты энти, окончательно брякну об пол! Оне тогда сами увидят, как с ими будет!
Но тут, спустя еще минуту-другую, быстро отворилась дверь, и в горницу вошла Зинаида с огромными, будто топором рубленными, счетами.
Положила их на стол, засмеялась:
– Вот! Вот вам, граждане Комиссия!
Половинкин всплеснул руками, снова покраснел и сказал:
– Так энто что же - у вас в дому водятся такие, а мы и не знали? И грешили тут?!
– От соседей! От Кругловых позаимствовано! От Федота Круглова.
– У их старик шибко жадный! Сам отдал счеты, либо дома его не было?
– Он-то дома, да я-то сама взяла! Я знаю, на каком гвозде они всегда у их весятся, пришла да и сняла с гвоздя. Говорю: "Надо!"
– Верно, что надо! Мы тут от этой надобности упарились до седьмого поту! Ну, а Кругловы все братья, и родные, и двоюродные, и троюродные, все жа-а-дные!
– Кашу есть нынче будете?
– еще спросила Зинаида.
– Навряд ли: разгорячились мы нонче.
И действительно - все разгорячились, все работали, всем было некогда, но этакая горячка была по душе Зинаиде, и она спросила весело:
– Ну, а когда охладеете? Может, и не откажетесь? Ведь охладеете же когда-нибудь?
– Не откажемся!
– заявил за всех Игнашка.
– Мы тебя уважим, Зинаида Пална! Так уж и быть!
– Зинаида ушла на кухню, а Игнашка еще сказал: Идет-то как? Шагает-то? Здоровая какая, а ровно козочка! Того и гляди, взбрыкнет ножками! Ровно девка, только что широка несколько в костях. И в прочем во всем!
– Игнатий!
– возмутился Устинов.
– Да ты пошто рот-то этак разеваешь в чужом дому?! А услышит хозяйка - стыд же и страм?!
– Ну, какой тут, Николай Левонтьевич, особый стыд? Никакого нету и нисколь!
– возразил Игнатий.
– Да сказать про женщину, будто она в сорок с лишком годов девкой выглядит - она же про это скрозь две рубленые стены услышит и довольная будет! А еще умный ты, Устинов?!
– Всё ж таки, товарищи, это не разговор для членов нашей Комиссии! строго заметил Калашников, и все с прежней горячностью снова принялись задело...
Все, кроме Игнашки. Тот вышел в кухню, понюхал запах каши, не то вчерашней, а может быть, уже и сегодняшней, позыркал на Зинаиду, а потом юркнул на улицу. "Я часом вернусь, Зинаида Пална! Обязательно!"
Вскоре пришел Дерябин и сообщил, что лесная охрана действительно приступит к службе в понедельник с утра, а для пробы и ознакомления с расписанием дежурств соберется еще и завтра вечером. Потом он спросил: "Вы, ребяты, атакуете, чо ли, кого? Как словно военное действие производите, а?" И, не выслушав ответа, сам принялся считать цифры: вместе с Калашниковым они взялись определить число потребителей леса. Калашников почему-то называл их "стражду-щими по лесу".