Комкор М. В. Калмыков

В канун нового 1920 года высшее командование получило от штаба дивизии две победные реляции. В первой говорилось о занятии 20 декабря частями 2-й бригады города Томска. Не менее весомым был и второй телеграфный рапорт (к его написанию 269-й стрелковый полк имел уже самое прямое отношение):

«Части 3-й бригады в 13 часов 23 декабря заняли город Тайгу, в котором захвачено большое количество артиллерии, пулеметов, много эшелонов с буржуазией и военными трофеями, учесть которые даже приблизительно не представляется возможным».

Теперь полк продвинулся еще дальше, прошел Мариинск, нацелился на Красноярск.

Днем 31 декабря в Дубровскую прибыл новый начальник 30-й стрелковой дивизии Альберт Янович Лапин; [40] с ним Калмыков до этого не встречался и с любопытством всматривался в его раскрасневшееся от мороза юное лицо. Десятый год Калмыков в армии, но никогда еще не видел, чтобы дивизиями командовали такие юнцы. Лапину было всего двадцать лет.

Однако, когда речь заходила о боевых делах Лапина, забывался комсомольский возраст начдива. На первый план выступали его геройские подвиги, не по годам богатый организаторский и командирский опыт. Сын профессионального революционера-большевика, он стал коммунистом еще в июне 1917 года. В дни Октябрьского вооруженного восстания в Москве, руководя отрядом молодых красногвардейцев, брал штурмом Алексеевское юнкерское училище. Затем фронт. Был комиссаром разведотдела и штаба 5-й армии. В дни контрнаступления Восточного фронта принял 232-й полк 26-й стрелковой дивизии; командуя им, освобождал Бугульму, отважно дрался в лесах Башкирии, в горах под Златоустом…

40

Начальник 30-й стрелковой дивизии Е. Н. Сергеев после взятия Барабинска получил назначение на пост командующего армией и отбыл на Западный фронт.

Хорошо знал Калмыков и о той роли, которую сыграл новый начдив в обеспечении последних блистательных побед 30-й и стремительности ее продвижения на восток, поэтому встретил Лапина с искренним уважением.

— Жалею, — подчеркнул, поздоровавшись, начдив, — что знакомиться с вами приходится с неприятной новости. Ранен комбриг Брок. Настаивал, чтобы позволили остаться при штабе и при делах, но врачи ни в какую. Пришлось эвакуировать в армейский госпиталь.

— А знаете, — признался Калмыков, — не очень-то верил я раньше Броку. А он, видите, каким оказался. Вот тебе и генштабист, бывший полковник… Но кто за него будет?

— Понимаю, вас сейчас отрывать от полка никак нельзя. Обязанности принял начальник штаба Окулич, — ответил Лапин.

Во время смотра начдив похвалил бойцов полка за удаль при взятии Тайги, поздравил всех с наступающим Новым годом.

— Полк хорош, по всему видно, командир заботлив, — похвалил начдив Калмыкова. — Какие вопросы ко мне? В чем неотложно нуждаетесь?

— В тепле, бане и отдыхе, — не задумываясь выпалил Калмыков.

— Что же, коротко и ясно. Обещаю, будет все это. Будет, как только добьем окончательно белых.

Вечером в тесной штабной избе собрались ближайшие помощники и командиры батальонов. Весь стол был уставлен трофейными закусками. Разлили по кружкам душистый китайский чай, засластили его тростниковым японским сахарным песком. На тарелках появились американские консервы и хрустящие итальянские галеты.

Подняв кружку, Михаил Васильевич произнес первый тост:

— Четыре тысячи верст находили мы с полком с первых его походов. Две с половиной тысячи прошагали только за последние полгода. Надо будет, пройдем в Новом году еще столько же. За нашу победу! За окончательный разгром врагов на всех фронтах! За бойцов и командиров Красной Армии! За нашу партию, за Владимира Ильича! За Советскую Россию! Ура, товарищи!

Здравица получилась дружной. Ну, а какое веселье обходится без песен? Вспомнили и певучие народные песни, и маршевые боевые.

На следующее утро полк покинул деревушку и форсированным маршем двинулся по тракту на Красноярск. Пройдя за трое суток более сотни верст, 5 января 1920 года после небольшого уличного боя полк вступил в село Арейское. Здесь Калмыков узнал, что большевики Красноярска подняли рабочих на восстание. Солдаты гарнизона перешли на их сторону, и в городе была установлена Советская власть.

Перед 30-й стрелковой дивизией встала задача — не дать врагу задушить восстание, не допустить на улицы Красноярска ни одного полка колчаковцев. Во исполнение этого начдив Лапин срочно выдвинул вперед всю 3-ю бригаду и приказал ей во взаимодействии с частями комбрига Грязнова и отрядами партизанской армии Щетинкина окружить в районе станции Чернореченская отступающие полки 2-й и 3-й армий врага. Эту операцию сами колчаковцы впоследствии назвали «Сибирским Седаном».

Белогвардейцы стремились прорваться к Красноярску через деревню Дрокино, но опоздали. Раньше их, совершив глубокий обходной маневр, в нее вступили красноармейцы 269-го Богоявленско-Архангельского и 270-го Белорецкого полков. Завязался ожесточенный бой. Колчаковцы несколько раз бросались в яростные атаки, пытались разорвать кольцо окружения, но каждый раз их отбрасывали в исходное положение, несмотря на численное превосходство.

В одной из схваток в крайне тяжелое положение попала 4-я рота полка Калмыкова. Неприятель вывел из строя весь командный состав, и обязанности командиров взводов приняли на себя красноармейцы Рожин и Володарчук. Хотя оба были ранены, они не только не покинули поле боя, но и повели своих товарищей врукопашную, и штыковым ударом враг был отброшен с только что отвоеванных рубежей.

По представлению командира полка оба бойца были по заслугам отмечены. Красноармеец Рожин получил орден Красного Знамени, а красноармеец Володарчук за проявленную отвагу удостоился серебряных часов с надписью: «Честному воину Рабоче-Крестьянской Красной Армии».

Революционный Военный Совет Республики дал высокую оценку за тот бой и всему 269-му Богоявленско-Архангельскому стрелковому полку. В приказе о его награждении Почетным Революционным Красным Знаменем за отличия в боях с врагами социалистического Отечества было сказано следующее:

«В начале января 1920 года, когда 30-я дивизия с боем подходила к г. Красноярску, 269-й полк двигался по тракту Ачинск — Красноярск. 6 января у дер. Дрокиной полк встретил противника, который, собрав здесь свои лучшие, еще не развалившиеся силы, угрожал перейти в наступление. Положение ввиду превосходства сил неприятеля было угрожающее, но славные части 269-го полка, сознавая всю важность исхода боя, четыре часа сдерживали яростные атаки противника и, напрягая все свои силы, под конец сломили его упорство и принудили к отступлению. На улицах дер. Дрокиной завязался горячий бой, но дрогнувший противник не мог уже удерживать и начал сдаваться. Здесь сдались два эшелона с польскими войсками, одна Сибирская казачья дивизия во главе с начдивом, одна штурмовая бригада, отдельный Сибирский казачий дивизион, конногренадерский полк, 17-й Оренбургский казачий полк, добровольческий батальон и многие другие части; всего пленных было взято до 15 000 человек, много пулеметов, орудий и громадный обоз» [41] .

41

Боевые подвиги частей Красной Армии 1918—1922 гг. М., 1957.

В 23 часа 6 января 269-й Богоявленско-Архангельский и 270-й Белорецкий стрелковые полки первыми из частей дивизии вступили в Красноярск. Жалкие остатки армий Колчака в панике и беспорядке отошли, минуя город, в восточном и северо-восточном направлении. Колчаковские войска фактически прекратили свое существование. Согласно телеграмме Главкома Восточный фронт в тот же день был ликвидирован. 5-я Краснознаменная армия, преобразованная в отдельную, теперь вошла в непосредственное подчинение Реввоенсовету.

Бои под Красноярском для полка Калмыкова явились последними на Восточном фронте. Правда, требовалось еще сломить сопротивление белочехов, оставшихся без спасительного колчаковского прикрытия. Но на это хватило сил одной 1-й Красноуфимской бригады Ивана Грязнова. Следуя в авангарде, ее полки победами под Канском и Нижне-Удинском вынудили белочешское командование подписать 7 февраля 1920 года на станции Куйтун обязательства о прекращении вооруженной борьбы с частями Красной Армии и партизанами, а также заявить о готовности передать Советскому правительству золотой запас РСФСР, захваченный ими.