Комментарий. Не только литературные нравы
Шрифт:
«Ну, – думаю, – сейчас тебе выдадут по первое число!»
Однако мой кандидат мнётся, мямлит: он, конечно, не согласен с «Памятью», но правильно сказали до него – есть в деятельности «Памяти» и положительные моменты, мимо которых проходить нельзя.
При этом смотрит он не в зал, а на председателя окружной избирательной комиссии, который ему одобрительно кивает.
– Для чего ты нёс эту чушь? – спросил я его. – В зале сидели либо сторонники «Памяти», либо её противники. И тех и тех ты разочаровал.
– Посмотрим, – самодовольно ответил он, очевидно, вспоминая поощрительные кивки начальства.
Смотреть было не на что. Выборы он с треском проиграл. А наши отношения с тех пор стали охлаждаться.
Конечно,
Так же вёл себя и Марлен Кораллов, тоже прошедший через сталинский лагерь. Всегда спокойный, всегда вежливый и прямой – без тени угодничества.
Юра Буртин, на которого равнялись мы все – сотрудники его отдела. Удивительно душевный и удивительно мужественный был человек.
Вспоминать подобных людей могу долго. Мне на встречу с ними везло.
Пётр Ильич Гелазония, который взялся в неприметном тогда для литературной общественности журнале «Семья и школа» пробивать такую неподцензурную литературу, что мне, который ему в то время в этом помогал, звонили (я писал об этом в «Стёжках…») даже из «Нового мира» Твардовского: у нас этот рассказ точно не пройдёт, попробуйте в «Семье и школе».
А Владимир Михайлович Померанцев, которого не сломило более чем двухлетнее безденежье, устроенное ему властями, ошельмовавшими его за статью «Об искренности в литературе»! Я наблюдал, как он ведёт себя с редакторами так и не вышедшей при его жизни книги. Категорически отказывался уступать! Присутствовал при его разговоре с Карповой – всесильным главным редактором «Советского писателя». «А ведь если мы не договоримся, – вкрадчиво сказала она ему, – ваша книга не выйдет». «На ваших условиях, – спокойно ответил Владимир Михайлович, – мы не договоримся никогда!» Напомню поразивший меня своей точностью афоризм Померанцева (я приводил его в «Стёжках-дорожках»): «Обыватель, не пожелавший стать гражданином» – о человеке, который за всю жизнь не обрёл себе ни одного врага! Не обрёл – значит прилежно обходил любые препятствия, старался понравиться всем, стать, как гоголевская дама, приятным во всех отношениях.
Об таких я и сам неоднократно спотыкался. Один из них отчасти благодаря моим стараниям дошёл-таки, как сказано об этом в бессмертной русской комедии, до степеней известных, о чём мечтал. Не только потому, что во все времена больше «любят бессловесных» – это уже после меня другие его за это повысили. Не скрою, приятные для меня слова написал после моего ухода из «Литературы» Серёжа Волков: «Сейчас читаю воспоминания Лакшина о Твардовском как редакторе «Нового мира» – что-то мне в атмосфере их редакционной жизни напоминает о нашей редакции золотого времени. Большая Вам благодарность за её создание». Да, бессловесные, слепо подчиняющиеся приказу мне были не нужны. Смысла в голом администрировании я не видел: оно только мешает творческим способностям людей. Меня тот сотрудник взял иным: удивительным своим умением быть тебе необходимым. А то, что при этом он умел быть необходимым каждому, меня тогда не занимало. Серьёзный мне урок!
А гражданское мужество напрямую связано со стыдом и совестью. Потому оно и ценнее, потому и действенней любой другой храбрости. Быть в ладу с собственной совестью, действуя, быть может, наперекор многим представлениям и понятиям, – поступок, на который отважатся единицы. Юрию Карякину до сих пор не могут простить объявленному им по телевидению на всю страну: «Россия, ты одурела!» – о победе жириновцев на выборах в первую Думу при Ельцине. До сих пор проклинают Карякина: такое – о России, о Россиюшке, о священной нашей корове! Но ведь прав оказался Карякин: дурман, который он различил, уже тогда начал
выпускать пары паралитического газа. Жириновцы, коммунисты, единороссы – и усыплена Россия, вяло равнодушен её народ, которого лишили выборов. То есть выборы де-факто сохранились, но кто с ними считается? А точнее, как на них считают? По-сталински: как нужно, так и считают.Только что передали по «Вестям» мнение Грызлова: он категорически против отмены выборности мэров. Опомнились власти? Да нет. Недаром собрались грызловские единороссы принять поправку в закон о выборах: отменить порог явки. Признавать голосование состоявшимся при любом количестве опущенных бюллетеней. А в этом случае можно и выборы губернаторов восстановить. Тревожиться нечего: никто не придёт – избирательная комиссия сама и проголосует. Очень удобно!
– Олег Николаевич (парторгу «Литгазеты» Прудкову)! Красухин вот уже третий год проходит в местком единогласно. У всех нас (остальных членов месткома) по 20–30 голосов против. Неудобно! Давайте сделаем Красухина председателем.
– Да вы смеётесь, что ли? – голос Прудкова от возмущения становится визгливым. – Вы представляете, как на это посмотрит райком? Какие же, скажет, у вас коммунисты, если никого не нашлось поставить председателем месткома!
– Но, Олег Николаевич, коллектив…
– А что коллектив? Я ж вам объясняю, что скажут в райкоме! Согласись Прудков, я бы и сам отказался от такого почёта. Стать председателем месткома – значит войти в так называемый «треугольник»: главный редактор + секретарь парткома + председатель месткома. А на подпись «треугольнику» какие только бумаги не носят! Как учил Женя Винокуров, не скромничать, но и не выпячиваться! Так что не нужен был мне этот пост. Но прудковское пренебрежительное «а что коллектив?» ничего вам сейчас не напоминает?
«Ну не совсем демократия, – определяет сущность нынешнего режима Михаил Жванецкий в беседе с ведущим телепрограммы «Дежурный по стране» Андреем Максимовым (см. «Аргументы и факты», № 45, 8—14 ноября 2006 г.). – Так я не знаю, что такое демократия. Если мой сосед – бандит и его терпеть – это демократия? Или, может быть, ему лучше перевоспитаться? С какой стороны подойти?»
Эк, какую неразрешимую лемму предложил собеседнику известный сатирик! В каком соотношении находятся бандит-сосед и демократия? С какой стороны не подходи, понять этого невозможно. Где имение, а где наводнение? Раньше что – не было бандитов?
«Раньше я говорил очень популярные слова: «Так жить нельзя!» – и приобрёл огромную известность… – вспоминает Жванецкий. – Но, – продолжает он, – сейчас вынужден сказать, что так, как сегодня, мне кажется, жить можно. Клянусь!»
Во как! Так и видишь: одна рука на сердце, другая – на Библии! Помните старый анекдот: докладчик – залу: «В следующей пятилетке мы будем жить ещё лучше»; из зала – докладчику: «А мы?» Золотые для паханов слова произнёс Жванецкий. Можно, значит, жить, Михал Михалыч? Кому? Крестьянам, учителям, научным сотрудникам? Или госчиновникам, шоуменам, вам с Задорновым? Тот оседлал тему оглупления Америки, вы не нарадуетесь нынешнему благолепию.
Метаморфозы жизни! Очевидно, выражая их, так неузнаваемо преобразилась, слабо сохраняя очень отдалённый свой смысл под пером Сергея Шабуцкого, одиннадцатая строчка сонета Шекспира в переложении Пастернака. Пастернаку доставляло боль, что в его время «простодушье простотой слывёт». Теперешняя реальность, по Шабуцкому, куда грубее и проще: «Музыкант играет паханам». А паханы очень неплохо платят за заказанную музыку.
Вы что-нибудь слышали прежде о директоре Черкизовского рынка в Москве Тельмане Исмаилове? Я, например, ничего. Но оказалось, что в конце октября ему исполнилось 50 лет. Что ж, пусть примет мои поздравления. Впрочем, на что ему нужны мои, когда его поздравила мировая знаменитость – американская певица и актриса Дженнифер Лопес. Лично пела для Исмаилова и его гостей.