Коммод. Шаг в бездну
Шрифт:
— За меня, Бебий, не беспокойся. Я горд тем, что довел дело до конца. Не застрял на полдороге, как ты, так и не понявший, что выжить сейчас можно только избавившись от Геркулеса.
— Неужели ты пощадил бы меня, Тигидий? — усмехнулся Лонг.
— Если мы сейчас договоримся, ты не только получишь награду, но и возвысишься. Я дам тебе лучшие провинции в управление.
— Кончай, Вирдумарий, — ахнул рукой Бебий.
Германец ухватил выбиравшегося из бассейна префекта за волосы и вытащил на сухое место. Здесь заставил встать на колени, затем взмахнул мечом и одним ударом наискосок срезал мятежнику
Угас.
— Достань какую-нибудь сумку, — обратился Бебий к Лету.
В этот момент пронзительный женский вопль нарушил установившуюся тишину.
В дверях стояла обнаженная, совершенных форм, женщина. Это была хозяйка заведения. Она вдруг прикрыла рот ладонями, теперь только выкатившиеся из орбит глаза были видны на лице.
Бебий указал на нее пальцем.
— Кончайте с падалью.
— Подожди, Бебий! — закричал Лет.
Он вплотную приблизился к легату — пропретору, вполголоса сообщил
— Она была, — он ногой указал на плавающее в окрасившемся кровью бассейне тело Перенниса, — его доверенным лицом. Тимофея многое знает.
Он заговорил еще тише, совсем шепотом.
— Если ее хорошенько потрясти, из нее можно выколотить гору золоту. Они с Тигидием такие делишки обделывали с конфискованным имуществом. Мы могли бы пообещать ей жизнь…
— Нет, Квинт. Все награбленное и так всплывет. Полагаю, что Тигидий был не настолько глуп, чтобы прятать имущество, а подставлять свою голову под обвинения в сокрытии…
— Как знаешь, — разочарованно произнес Лет. — Я что, я ничего. Режьте ее, ребята.
Когда тело Тимофеи присоединилось к останкам Тигидия, Лет предложил.
— Может, выпьем. У нее, — он указал мечом на голову Тимофеи, — здесь есть отличное вино. Дело сделано.
— Нет, Квинт, сделано только полдела, и главная опасность не устранена.
— Не пугай меня, Бебий, я не мальчик.
— Я тоже. Скажи, как привести к покорности преторианцев во дворце? Кому они подчиняются?
— Трибуну Ювентию. Он верный пес Перенниса.
— Но не до такой же степени он пес, чтобы служить мертвому?
— Это конечно. Теперь они все станут как шелковые.
— Во дворец. Вызовешь Ювентия.
Отряд почти бегом добрался до парадного входа в Палатинский дворец. Здесь Лет вызвал Ювентия. Тот в первые минуты вел себя крайне надменно и на приказ Бебия снять посты с помещения, где сейчас находится император, насмешливо поинтересовался.
— Кто приказал? Уж не ты ли, Лет?
— Нет, — скромно ответил Бебий. — Вот он.
Он раскрыл мешковатую сумку, которую отыскали в доме свиданий, и показал голову Тигидия.
Ювентий буквально изменился лице.
— Конечно, легат — пропретор! Сию минуту, легат — пропретор.
— Ювентий, хочешь сохранить жизнь? — спросил Бебий.
— Да, легат — пропретор.
— Тогда действуй тихо. Никому ни слова. Пройдешь с нами к императору, снимешь охрану. Всех лишних удалишь из дворца. Но главное, никому не слова.
— Слушаюсь, легат — пропретор.
В покоях Фаустины Бебий тоже не дал разбушеваться веселью, в которое было ударился молодой цезарь, увидев голову Перенниса. Остановленный
своим легатом, Коммод с недовольным видом спросил у Бебия.— Если ты, легат — пропретор, полагаешь, что это еще не конец, — заявил Коммод, — доведи дело до конца. Я даю тебе разрешение расследовать заговор, казнить всякого, не спрашивая у меня разрешения.
— Дело не в казнях, государь. Дело в Валерии Переннисе. Он отправился поднимать легионы. Нужна ли нам огласка, тем более мятеж? Необходимо срочно отправить к нему гонца — мол, срочно приезжай в Рим. К сожалению, этот, — он указал на голову Тигидия, — не напишет. Значит, придется писать тебе.
— Опять писать! — схватился за голову Коммод. — Тертулл!
— Нет, государь, на этот раз надо писать собственноручно и послать к Валерию человека, о котором известно, что Переннис доверяет ему. Нам не избежать беды, если тот что-нибудь заподозрит. Я его знаю, он хотя и молод, но дерзок и попытается поднять легионы. Золота у него на это достанет. Нельзя дать костру разгореться.
— Боги, зачем вы выдумали буквы! — застонал император. — Ладно, диктуй.
В Далмацию был послан знакомый Лету сингулярий, которому продемонстрировали голову Перенниса, и пообещали сохранить жизнь его жене и маленькому ребенку, если тот в точности выполнит приказ.
Сингулярий успел опередить молву, разносившую по империи весть о раскрытии заговора Перенниса, о его смерти. Сумел также убедить Валерия, что отец и император срочно вызывают его в Рим. Валерий по молодости не сумел распознать ловушку. Уже в Италии, возле Пармы его выволокли из коляски и отрубили голову. Месяц пришлось успокаивать страну. Узнав о смятении в Риме, зашевелились германские племена по ту и эту сторону Рейна. Взбунтовались легионы в Британии. Ульпий Марцел с трудом навел порядок, однако все это время император видел главную опасность в не пойманном на тот момент Матерне. Он ни на шаг не отпускал от Бебия, постоянно донимал его расспросами, как он собирается покончить с охотником. Наконец, когда легат — пропретор Паннонии, получивший на последние три месяца 185 года консульские полномочия, представил план, цезарь заметно успокоился.
С Матерном покончили с помощью обычного, всем известного и самого страшного оружия — предательства. Выдали Виктора его ближайшие сподвижники, выдали добровольно, в надежде спасти собственные шкуры после подавления заговора Перенниса. Они донесли, что Виктор намеревается убить цезаря, после чего исчезнуть из Рима, дату покушения охотник приурочил к Плебейским играм, когда император в качестве народного трибуна должен возглавить торжественную процессию плебса, направляющегося в Большому цирку. Матерна удалось схватить еще до наступления праздника. В тот же день его обезглавили.
Спустя несколько месяцев император опять начал «чудить». После Нового года по Риму вновь прокатилась волна казней. В число приговоренных к смерти оказались и Ювентий, которому император лично обещал сохранить жизнь, и сингулярий, имевший на руках грамоту о помиловании, скрепленную рукой Коммода. Расправились также с его женой и маленьким сыном. Продолжились и подвиги Геркулеса, теперь, жертвами десницы легендарного героя становились уже, по бoльшей части, живые люди.