Комната Наверху и другие истории

— Что это? — спросил я.

— Буз, — ответила Кэнди.

— А похоже на пейджер.

— Пейджер и есть. Буз одолжил мне свой, — объяснила она, залезла себе за пояс и отключила сигнал.

— Зачем одолжил?

— Сам знаешь зачем.

На Беличьем хребте нет телефонов, так что мы с бешеной скоростью понеслись с горы, то пронзительно скрипя тормозами, то оглашая окрестности диким лаем выхлопной трубы. Больше всего Кэнди боялась разбудить Гейтерс, которая в эту ночь дежурила, а потому мы вкатились на парковку «Беличьего Хребта» — больницы — с выключенными фарами. Я остался в «Р-1800», а Кэнди скользнула в боковую дверь.

Вернулась она через полчаса.

— Ну что? — спросил я.

— Папа снова накинулся на Буза, — тихонько произнесла она (точнее, я думал, что она произнесла именно это). — Но сейчас уже все спокойно. Буз не сказал Гейтерс. Я думаю, будет еще один удар. Три — и все кончено.

— Куда он его стукнул на этот раз?

— Не стукнул, — возразила она. — Укусил.

— Но у твоего папочки нет ни единого зуба!

Кэнди пожала плечами:

— Похоже, что теперь есть.

Вот каким он получился, вечер, про который я думал, что он станет самым грандиозным событием моей жизни. Ни моего предложения, ни ее благосклонного согласия со всеми вытекающими из него привилегиями — ничего этого просто не было. Во всяком случае, не в тот вечер. Кэнди нужно было ложиться спать, потому что утром ей предстояло встать пораньше из-за ежегодной конференции Департамента озеленения штата в Монтгомери, которая продлится целый день. Она высадила меня возле «Доброй гавани», и я решил пройтись, заменив прогулкой холодный душ. Чтобы обойти все улицы центра Хантсвилла, требуется не более двадцати минут, так что потом мне пришлось возвращаться в офис, по обычаю срезав дорогу через пустырь. В свете полной луны наборное сиденье выглядело почти новым. Верхние ряды бусин были полны, а в нижней части не хватало лишь нескольких штук. Я с трудом справился с желанием пнуть его ногой.

Древний автоответчик Виппера Вилла записал два сообщения. На первом оказались только звуки тяжелого дыхания. Какой-то сексуально озабоченный тип звонит наугад, решил я. А может, кто-то просто ошибся номером. Или это какой-нибудь старый враг Виппера Вилла. Большинство его врагов были старыми.

Второе сообщение пришло от Кэнди. Оно меня добило. «Завтрашняя конференция займет целый день, — говорила Кэнди. — Я не вернусь допоздна. На всякий случай я дала твой номер Бузу. Ты сам понимаешь зачем. Когда я вернусь, мы займемся своим незаконченным делом». — Она громко и с сожалением вздохнула. Почему-то мне это не понравилось.

Была уже полночь, но спать я не мог. В голове вертелись ужасные мысли. Я открыл вишневую диетическую «колу» без кофеина и разложил «Юридический журнал» у окна, выходящего на улицу. Интересно, есть на свете другой такой тихий центр города, как в Хантсвилле? Я попробовал представить, каким он был до того, как Объезд оттянул на себя всю деловую активность. Наверное, я заснул, потому что мне приснился кошмар, во сне я видел, как будто улицы нашего центра заполнены новобрачными, которые держались за руки. И все эти новобрачные были старыми. И у всех новобрачных были зубы.

* * *

На следующее утро я проснулся с мыслями о наборном сиденье на пустыре и решил сделать еще один снимок для By, так сказать — до и после. Совершив свое утреннее омовение в комнате для мужчин у Хоппи в «Доброй гавани», я обнаружил, что сам Хоппи торчит в яме и ремонтирует тормозные колодки на передних колесах еще одного «тауруса».

— Янки Виппера Вилла! — приветствовал он меня.

— Точно, — отозвался я и попросил разрешения снова воспользоваться «Полароидом».

— Он в «техпомощи».

— «Техпомощь» заперта.

— У тебя же есть ключ, — с удивлением отозвался Хоппи. — Ключ от душа. Здесь все открывается одним ключом. Так проще. — И он добавил: — Сказал Нуф-Нуф.

Я подождал, пока Хоппи снова углубится в работу, и тогда вынес фотоаппарат на пустырь и сфотографировал сиденье — мне не хотелось, чтобы он подумал, будто я рехнулся. Отпечатав снимки, я вернул «Полароид» на место, поспешил в офис и сунул новые фотографии к старым в контейнер с надписью «OUT» на древнем факсе Виппера Вилла. Если я и сомневался в том, что видел своими глазами (а с кем этого время от времени не случается?), то теперь сомнения развеялись. У меня были фотоулики. Наборное сиденье на второй фотографии было в значительнолучшем состоянии, чем на первой, хотя разделяли их всего сутки. Сиденье восстанавливалось прямо у меня на глазах.

А в голове по-прежнему шевелились ужасные мысли.

К счастью, на автоответчике не было ни единого сообщения.

Буз молчал.

Сосредоточиться я не мог, но заниматься все равно необходимо, это я помнил, так что пришлось доставать вишневую диетическую «колу» без кофеина и раскладывать «Юридический журнал» на подоконнике. Когда я проснулся, был почти полдень, пол дрожал мелкой дрожью, факс пыхтел, отдувался, скрипел, стонал, грохотал и выл. На секунду он успокоился, но снова с еще большей силой принялся за концерт. Из контейнера «IN» вылетел листок и закружился по комнате. Не успел он приземлиться, как я поймал его, еще теплый, и принялся разбирать, что там написано, но тут зазвонил телефон.

Я со страхом взял трубку и хрипло прошептал, предполагая самое худшее:

— Буз?

— Буз-з? — Это оказался By. — Ты что, сам гудишь вместо телефона, Ирвинг? Ну ладно, у меня более важный вопрос. Какой из этих полароидных снимков — номер один?

— Каких снимков? Ты получилих? Но это невозможно! Я не отправлял их по факсу. У меня нет канала выхода!

— Похоже, что теперь есть, — задумчиво проговорил By. — Я как раз отправлял тебе свои последние вычисления, только что, и как только закончил, тут и объявились эти «полароиды». Ты только забыл их пронумеровать.

— Тот, что похуже, это второй, а который еще хуже — первый, — ответил я.

— Значит, ты был прав, — сказал By. — Плохи дела. Даже у вас в Хантсвилле, в световых годах от Края, Вселенная уже сжимается в изолированных пузырьках антиэнтропических полей. Это аномальные гармонические обертоны суперструн. Формула, которую я только что послал, подтверждает, как ты, несомненно, видишь, теоретическую возможностьтого, что линейная ось поля антиэнтропического реверса, следуя за прогибом суперструны, проходит от Края Вселенной к центру Хантсвилла. Но наблюдения — это самая суть науки, и теперь, с твоими «полароидами», я смогу математически рассчитать…

— By! — перебил его я. Иногда, слушая By, приходится прорываться в его монолог. — А что будет с людьми?

— С людьми?

— Людьми, — повторил я. — Слышал про таких? Человеческие существа вроде нас с тобой. Двуногие, ездят на машинах. Господи! — Иногда By бывает просто невозможен!

— А, люди! — воскликнул он. — Люди состоят из той же материи, что и вся Вселенная, так ведь? Они, то есть, я имею в виду, мы, — такие же. Антиэнтропический реверс означает, что мы будем жить задом наперед: от могилы к колыбели. Люди будут становиться не старше, а моложе.