Комната смеха

– Подожди… Дай-ка я сам попытаюсь вспомнить. Кажется, ты сказала мне о том, что в ванной комнате Алексея был гребень, что ты провела им по волосам и увидела женщину, которую раньше никогда не видела. А, вспомнил, ты еще сказала, что она похожа на Эмму и что на ней было синее платье… И что же было дальше?

– Дальше? Алексей вошел в ванную… – И я рассказала ему в подробностях все, что видела и чувствовала в тот момент.

– Ты бы могла узнать эту женщину, если бы увидела еще раз?

– Легко.

– Хорошо… Так почему бы нам тогда не составить с твоих слов фоторобот? Ведь если окажется, что это именно та женщина, которая погибла в машине Алексея, то ее, верно, уже ищут, и довольно давно, со 2 ноября. Я прямо сейчас позвоню Васильеву и попрошу его связаться с отделом розыска пропавших за последние две-три недели…

На кухню вошла Лиза Гусарова. Казалось, она отдала последние силы написанию признания, настолько она выглядела изможденной и бледной. Видимо, сказывалось еще и количество выпитого алкоголя.

– Все, готово. – Она потрясла в воздухе исписанным листком бумаги. – Теперь я могу ехать домой?

– Да. Спасибо, что пришли.

– А… – Она словно бы отмахнулась и от Гарманова, и от всех проблем, которые, если судить по выражению ее лица, на этот момент показались ей ничтожными. Я бы даже сказала, что она, возможно, уже и пожалела о том, что сгоряча примчалась сюда, чтобы «закладывать» Тарасова. Больше того, она могла сейчас думать о тех последствиях, которые могут наступить после того, как Алексей узнает о ее признании. И если она и подозревает его в причастности к смерти жены или той, другой женщины, которая погибла в его машине, то наверняка, протрезвев и оценив ситуацию, испытает к нему страх.

Она ушла, так и не проронив ни слова. В глубокой задумчивости, погруженная в невеселые думы.

Я стояла, прислонившись к стене и глядя на уходящую Лизу, пока не почувствовала на своих плечах руки Вадима.

– Ты-то сама как? Отошла?

Понятное дело, он имел в виду мое состояние после изнасилования. Я покраснела при воспоминании об этом. Точнее, я же ничего не помнила, просто знала, мне сказали, что это со мной было.

– Я еще ничего про себя не знаю, – уклончиво ответила я. – Понимаешь, физически у меня еще побаливают… кости… позвоночник, плечи, ноги…

Я не знала, зачем все это говорила. Хотя умом и понимала, что, если хочешь соблазнить мужчину, меньше всего надо бы распространяться о больных костях, ушибах и прочем. Но кто-то очень честный и дотошный внутри меня обрисовал ему за какие-то несколько секунд мое полное физическое состояние. Сказалось воспитание. Я честная от природы.

– А можно, я тебя поцелую?

И, не успев получить ответа, Вадим поцеловал меня. Голова моя закружилась каруселью, я стала плохо соображать.

– Понимаешь, чтобы полностью излечиться от комплексов, ты должна немного пожить с мужчиной, но не просто пожить в одной квартире и в одной постели… – говорил он мне, стаскивая с меня последнюю одежду и продолжая покрывать мое лицо поцелуями, – а пожить по-настоящему, как женщина живет с мужчиной, понимаешь? Ложись, я сейчас попробую немного полечить тебя… Расслабься, представь себе, что я твой доктор, что я хочу сделать тебя счастливой… Боже, какие бедра, а талия! А грудь! Валентина, как ты можешь скрывать все это под одеждой? У тебя уже был мужчина?

– Да, у меня было много мужчин, целое войско… И все они любили меня по-настоящему.

– Ты чудесная, красивая девочка… Что ты чувствуешь сейчас?

Я была переполнена чувствами. Я не верила, что это происходит со мной. Мужчина, о котором я мечтала и которого хотела несмотря на то, что я в принципе не должна была сейчас, после того как меня изнасиловали, хотеть мужчин, овладел мной и теперь источал столько ласки и, как мне казалось, любви, что сердце мое чуть не остановилось от нахлынувшего потока сильных, сладостных чувств. Все мое прошлое показалось мне в тот момент бесполезным и бедным существованием, в то время как сейчас во мне словно пробудилась настоящая, полная любви, гармонии и истинной радости жизнь во всем ее удивительном, пусть даже несколько животном проявлении. И уснули мы, обнявшись уже совсем по-другому, не так, как спали раньше. Мы стали ближе друг другу и родней, и я тогда боялась одного, что все это мне только приснилось.

Глава 21

Утром в кабинет следователя по особо важным делам Гарманова Вадима Александровича кто-то постучал. И почти тотчас дверь отворилась, и он увидел Анну.

– Ты не звонишь мне, не приезжаешь, мне уйти? Ты больше не любишь меня? – прошептала она, глотая слезы и мягкими, чуть слышными шажками подходя к нему и обнимая теплыми надушенными руками за шею. – Как же ты можешь вот так, когда мне сейчас так тяжело, бросать меня? Только не говори мне, что ты очень занят, – она довольно-таки бесцеремонно зажала ему рот теплой душистой ладонью, – раньше у тебя было не меньше дел, но ты все же выкраивал для меня время. У тебя кто-то появился и ты забыл меня? Так скоро? Вадим, что случилось?

– Я думал, ты и сама все понимаешь…

– Да, да, это я отправляла эти посылки… – Она разрыдалась в голос и теперь сидела, такая маленькая, несчастная, на стуле, подобравшись и съежившись, как напуганный зверек. – Я думала, что ты раньше догадаешься об этом. Ведь у кого, как не у меня, была возможность заиметь любую вещь Эммы или даже заполучить ее шиньон. У Эммы были роскошные волосы, они быстро отрастали даже после самых радикальных стрижек. И вот после одной из таких метаморфоз она принесла мне свои волосы и попросила, чтобы я отнесла их одной своей приятельнице, чтобы та сделала из них шиньон. Это было несколько лет назад, шиньон был сделан и все это время находился у меня. Я изредка надевала его, когда хотела сделать высокую вечернюю прическу. Поэтому и с этим у меня проблем не было… Да, ты все правильно думаешь… Молчи, я знаю все твои мысли про меня. Я нехорошая, гадкая, злая. И я не могла простить Алексею, что это по его вине погибла моя сестра. И я захотела его извести. Эти посылки… Я надеялась, что таким образом убью его… Вот так… Ты ведь поэтому меня бросил? Ты не можешь быть с такой, как я. Понимаю, но страдаю. Вадим…

Он смотрел на нее и жалел. Ненависть пожирала ее. Хотя, с другой стороны, он никак не мог взять в толк, зачем же ей тогда понадобилось лгать вчера на опознании.

– Аня, успокойся. Я не знаю, какие еще мысли и чувства обуревают тебя, но ответь мне: вчера в морге ты действительно не узнала свою сестру?

– Какую еще сестру, о чем ты говоришь?! Вадим, какую игру ты затеял? Ты хочешь, чтобы я в незнакомой мертвой женщине узнала Эмму? Что это еще за дела? Зачем тебе это?

– Вчера мы приглашали в морг еще троих людей: двоих сотрудников из института, в котором она работала, и еще одну ее знакомую, точнее, соседку по лестничной клетке, – солгал он, чтобы увидеть ее реакцию.

– И что же? – с вызовом воскликнула она. – Они узнали в этой тетке Эмму? И зачем тебе понадобилось вызывать целую толпу, когда мы с Алексеем были ее самыми близкими людьми? Ты не доверяешь нам, вернее, мне?

– Дело слишком серьезное, Аня, и тебе, если ты действуешь по указке Алексея, может грозить смертельная опасность.

– Какая еще опасность? О чем ты? Ты хочешь, чтобы я сказала тебе неправду?

– Сначала я тебе кое-что скажу. Алексей – не тот мужчина, которому можно довериться. Он опасен, понимаешь? Я не знаю, что вас связывает с ним и как он заставил тебя предать собственную сестру, но ты находишься в смертельной опасности… Я хочу защитить тебя, понимаешь? Я же думал, что у нас с тобой все серьезно…

Вадим в эту минуту ненавидел себя. Сейчас разыгрывалась самая отвратительная, пожалуй, сцена в его профессиональной деятельности. Зная от Тамары Седовой о том, что Анна Майер бедна, он, превозмогая в себе отвращение к тому, что хотел сейчас сделать, собирался пообещать ей райскую жизнь в надежде разоблачить ее. Его шансы были велики, он почувствовал это, едва увидел, какими глазами Анна смотрит на него. Она даже за столь короткое время привязалась к нему и теперь, чувствуя, что теряет его, была на грани отчаяния. К тому же он успел внушить ей страх перед Алексеем. А что, если подлить масла в огонь и сказать ей, что за ним числится ряд преступлений?