Комната спящих

Как-то я застал его сидящим на кровати и что-то торопливо строчащим в блокноте. Вокруг были раскиданы вырванные листы. Чепмен был настолько поглощен своим занятием, что не заметил моего прихода. Я заглянул ему через плечо и увидел сложную алгебраическую формулу, но, приглядевшись, понял, что Чепмен все время пишет одно и то же:

– Что это? – спросил я.

Чепмен прикрыл страницу ладонью.

– Ничего, – ответил он.

Поняв, что настаивать бесполезно, я оставил его в покое.

Через несколько часов Чепмен пришел в более благодушное расположение духа. Расслабился, движения стали более неторопливыми. Я сел рядом, указал на повторяющиеся знаки и, изображая досужее любопытство, спросил:

– Какая-нибудь логическая задача?

Чепмен не поднял головы.

– Парадокс Рассела, – ответил он.

– Бертрана Рассела?

Чепмен кивнул.

Как и Мейтленд, знаменитый философ постоянно выступал на радио. Всего несколько месяцев назад оба участвовали в одной программе.

– Слушали его лекции в Тринити? – спросил я.

– Меня его голос раздражал, – ответил Чепмен.

Я снова указал на значки.

– А в чем он заключается, этот парадокс Рассела?

– Показывает, что наивная теория множеств Кантора ведет к противоречию.

– Извините, Майкл. Ни слова не понял.

– Ну, о парадоксе цирюльника вы, наверное, слышали?

– Боюсь, что нет.

Чепмен пожевал карандаш и произнес:

– Работа цирюльника – брить всех мужчин в деревне, которые не бреются сами. Но это означает, что цирюльник не может побрить сам себя, потому что он бреет только тех, кто не бреется сам. Понимаете?

Немного поломав голову, я покачал головой.

– Ну хорошо, – продолжил Чепмен. – Получается, что данное предложение неверно. Если предложение верно, значит, оно неверно. Получается, то, о чем в нем говорится, – истинно. Предложение не может быть и верно, и неверно одновременно. Но в этом случае…

Тут выражение лица Чепмена изменилось. Вид у него стал встревоженный.

– Зачем вы тратите столько сил на пустые задачи, Майкл? На пользу это вам не идет.

– Я хочу понять, где правда, а где нет. Чему можно доверять, а чему нельзя.

– Верьте своим глазам. Просто и понятно.

– Но прямая палка в воде кажется изогнутой. – Чепмен цокнул языком. – Cogito ergo sum.

– «Я мыслю, следовательно, существую»?

– Основной принцип. Но все так сложно… – Чепмен ткнул в бумагу карандашом. – Так запутанно. Парадоксы показывают слабые места…

Я не знал, что и ответить.

Оказалось, это был один из наших последних разговоров. Вскоре после этого Чепмен стал очень нервным, говорить с ним было невозможно. Только повторял «Что я натворил?» и «Меня накажут?». А еще часами стоял у окна, цепляясь за прутья, и хныкал.

Возможно, свою роль в ухудшении состояния Чепмена сыграло новое лекарство. Я решил обсудить этот вопрос с Мейтлендом, но тот настоял, что Чепмен должен и дальше принимать тот же самый антидепрессант. Наоборот, предложил увеличить дозу.

– При использовании этого препарата, – объяснял Мейтленд, – период кажущегося спада зачастую предшествует полному выздоровлению. Именно такой результат показали бостонские испытания. Мистер Чепмен должен продолжать лечение. Это в его интересах.

Я отнюдь не разделял уверенности Мейтленда. Насколько я помнил, результаты данного эксперимента были не слишком надежны. Невольно задумался – насколько должно усугубиться состояние Чепмена, чтобы Мейтленд отнесся к моим тревогам всерьез? Видимо, это произойдет только в самом крайнем случае.

Несмотря на мое желание действовать разумно и обеспечить себе благополучное будущее, я до сих пор чувствовал себя некомфортно в присутствии Мейтленда. Особенно в его кабинете. На честерфилдский диван я просто смотреть не мог. В голове возникали неуместные картины сексуального содержания, и ничего с этим поделать не удавалось. А вот с Джейн, как ни странно, общаться стало легче. Встречаясь в коридорах, мы говорили друг с другом сухо и исключительно о делах. Если не было необходимости, предпочитали вовсе избегать общения. Раз или два Джейн бросала на меня обиженный, упрекающий взгляд, но быстро восстановила чувство собственного достоинства. Она явно все рассказала Лиллиан Грей. Теперь ее верная подруга разговаривала со мной холодно и с легким презрением. Ситуация складывалась неприятная. Теперь я старался не ходить в столовую и ел у себя, к тому же стал больше писать. Подумывал, не вступить ли в гольф-клуб Осборна, но в глубине души понимал, что это не для меня. Представил себе вульгарный провинциальный бар, скучающих домохозяек в подпитии, сомнительную перспективу поразвлечься в придорожном отеле. Я подумывал о гольф-клубе только потому, что хотел отомстить Джейн.

Наконец я закончил описание третьего эдинбургского эксперимента и сразу отправил редактору «Британского медицинского журнала». Две статьи, которые я послал летом, уже приняли к публикации, и я был уверен, что третью тоже примут одобрительно. Хотя работать над учебником Мейтленда придется долго и трудно, собственные исследования бросать не хотелось, ведь эти статьи тоже весьма поспособствуют моей карьере. Тут я вспомнил, что пациентки комнаты сна видят сновидения одновременно, и решил, что этот феномен тоже достоин систематического изучения.

Когда я затронул данный вопрос в разговоре с Мейтлендом, тот, как я и ожидал, отреагировал недоверчиво:

– Вы точно уверены?

– Да. А главное, это происходит все чаще. Одной начинает сниться сон, потом присоединяется другая. Когда же у одной сновидение заканчивается, оно заканчивается и у всех остальных.

– Не замечал.

– При всем уважении, Хью, я провожу в комнате сна очень много времени.

Мейтленд задумался и признал, что в моих словах есть смысл.

– Вы раньше сталкивались с чем-то подобным?

– Нет. Но я и не работал в местах, где пациентов погружают в глубокий наркоз.

– Команда Вальтера Розенберга нас немного опережает, но он ни о чем таком не рассказывал.

– Может, просто не заметили. Или мы имеем дело с уникальным феноменом, характерным только для нашей группы.

Мейтленд покачал головой:

– Ну, не знаю, Джеймс. Не припоминаю механизма, способного объяснить ваши наблюдения. – Вдруг Мейтленд презрительно скривился. – Так на что вы намекаете? Хотите сказать, между ними существует телепатическая связь? – Мейтленд скептически вскинул брови.

– Но ведь любой мозг создает электрические поля. Иначе электроэнцефалограммы были бы невозможны. Электроды помещают на голову, прямого контакта с мозгом нет. То есть энцефалограф способен улавливать мозговые волны на расстоянии.

– Да бросьте, Джеймс, вы сами знаете, что это ничего не доказывает.

– Есть другие похожие явления, – настаивал я.

– Например?

– Синхронные менструации. Если женщины живут вместе, их циклы часто совпадают.

– Это явление неисследованное.