Комната спящих

Осборн помолчал, давая мне возможность высказать свое мнение, но ответа не последовало, и он продолжил:

– Да, с сестрой Тёрнер, пожалуй, шансов больше…

Мне было и смешно, и жаль беднягу. Так плохо разбираться в людях! Теперь Осборн уже не казался мне самоуверенным гордецом. Да он ведь просто неудачник – воображает себя Казановой, великим соблазнителем, думает, что нравится женщинам, и очень удивляется, когда в ответ на навязчивые приставания получает крепкую пощечину.

– Почему вы так уверены? – без особого интереса уточнил я.

– Сестра Тёрнер девушка веселая, поразвлечься не прочь, – с игривым намеком произнес Осборн.

– А вы откуда знаете? – спросил я с плохо скрываемым презрением.

Осборн придвинулся ближе.

– Когда больницу только открыли, – он оглянулся через плечо, – лежала тут одна пациентка с депрессией, у нее еще и астма была. Особенно сильные приступы по ночам случались. В общем, сплю я, десятый сон вижу, и тут звонит дежурная сестра – больная вся посинела и хрипит. Встал, понесся в палату, оказал помощь. Сестра вообще-то с перепугу преувеличила, но на всякий случай я пошел наверх за кортизоном. Шкаф с лекарствами тогда стоял на первом этаже, теперь там приходящих пациентов принимают. Времени было приблизительно полтретьего. В общем, выключил я свет, собирался уже вниз идти, и тут дверь в комнату Мейтленда открывается. Я, конечно, думаю – дай-ка со стариком поздороваюсь. Только вышел-то из кабинета кое-кто другой. – Осборн снова многозначительно вскинул брови.

– А может, Мейтленда там не было? – выпалил я.

– Машина стояла снаружи.

– Переводить персонал из Лондона, обеспечить поставку ресурсов – это все очень сложно… Наверное, Мейтленд устроил срочное совещание, вот и засиделись за полночь. Должно быть, сестра Дженкинс тоже там была.

– Вы прямо как маленький, Ричардсон! В кабинете свет не горел. Что ж они, по-вашему, в темноте совещались?

– Сестра Тёрнер вас заметила?

– Да. Должно быть, неприятный вышел сюрприз.

– И что она сказала?

– Ничего. Зыркнула на меня и мимо прошла. Уважаю. Другая бы сразу запаниковала. Стала бы выкручиваться – мол, это не то, что вы подумали. Только хуже бы сделала. А сестра Тёрнер приняла к сведению, что я в курсе, и все. – Осборн стряхнул пепел в чайную чашку и прибавил: – Ну, уж если она старичку за пятьдесят не отказала – женатому, между прочим, – то и мне что-нибудь да обломится.

Меня сразу замутило.

– Черт возьми, Ричардсон! Только не говорите, что тоже грипп подцепили! Выглядите жутко!

– Да, что-то нехорошо. Извините.

Я вскочил так быстро, что чуть не опрокинул стул. Осборну пришлось его придержать. Я выбежал из столовой и кинулся в мужское отделение. Добежав до туалета, упал на колени, и меня сразу вырвало.

Глава 14

Следующие несколько дней я исполнял работу механически, как автомат. Делал все как обычно – назначал лекарства, проводил электрошоковую терапию, делал записи. Но не переставал думать о Мейтленде и Джейн. Я кипел от едва сдерживаемого гнева. В голове один за другим проносились вопросы. Как начались их отношения? И сколько времени длились? Мейтленд в два раза старше ее, неужели Джейн и правда находила его привлекательным? Распаленное воображение сразу нарисовало, как развивался этот роман. Взгляды, «случайные» прикосновения, улыбки, маленькие услуги, затем вызов в кабинет Мейтленда. Потом ужин – где-нибудь неподалеку от клуба «Брекстон», в укромном ресторанчике. Я будто просматривал пачку фотографий, сделанных частным детективом. Знаки внимания Мейтленда становились все более недвусмысленными, и вот наконец кульминация – обнаженная Джейн лежит в его кабинете, на честерфилдском диване, белая кожа сияет в лунном свете. Хотелось бы, чтобы все оказалось по-другому, но увиденное Осборном можно было истолковать только одним способом.

Постепенно в Уилдерхоупе установился обычный распорядок. Осборн вернулся в Саксмандем, медсестры, уезжавшие на праздники, начали возвращаться. В мужском отделении заболели еще два пациента, но, к счастью, на этом эпидемия прекратила свою разрушительную работу. Все это время Мейтленд звонил каждый день. Приехал он второго января и сразу разыскал меня.

– Отличная работа, Джеймс, – похвалил Мейтленд, хлопнув меня по плечу. – Я перед вами в долгу.

Мы поднялись в его кабинет, и Мейтленд снова поблагодарил меня за то, что «урегулировал кризис». Речь его так и пестрила избитыми клише – «в трудный час», «священное чувство долга». Хвалебную речь в свой адрес я выслушивал не слишком внимательно. Постоянно отвлекал честерфилдский диван – стоило узнать, что на нем не только сидели, и я сразу взглянул на эту мебель другими глазами. Но все же я старался сдерживать свои чувства, чтобы Мейтленд ничего не заподозрил.

Я обратил внимание, что годы его не пощадили. Кожа на шее отвисла, пигментация неровная, выпирающий живот не может скрыть даже сшитый на заказ дорогой костюм. В волосах мелькают седые пряди, нос блестит – верный знак постоянного злоупотребления спиртным. Опустил взгляд на крупные, крестьянские руки. Эти руки касались самых интимных мест женщины, которую я еще неделю назад собирался взять в жены. Наконец я не выдержал. Пробормотав какое-то неубедительное оправдание, поспешил к двери.

Когда я уже стоял в дверях, Мейтленд спросил:

– Ну как, прочитали главу?

– Нет, – ответил я. – Времени не было.

– Конечно, – улыбнулся Мейтленд. – Глупый вопрос, простите.

Джейн вернулась на следующий день. В женское отделение я входил в смятенных чувствах, потому что знал: она там. Джейн стояла в коридоре и выслушивала инструкции от сестры Дженкинс. В тот момент я ощущал нечто невообразимое, не укладывающееся в слова. Вернее всего будет сказать «смешанные чувства» – это дает хотя бы примерное представление о моих эмоциях. Гнев боролся с желанием и в конце концов победил. Джейн обернулась, но, увидев меня, сохранила полное равнодушие и продолжала кивать как ни в чем не бывало. Я осматривал пациентов, пока сестра Дженкинс не ушла, потом подошел к столу Джейн.

При моем приближении она заулыбалась:

– С Новым годом!

Я едва заставил себя улыбнуться в ответ:

– И тебя с Новым годом.

– Что с твоей рукой?

– Пустяки. На кухне порезал.

Джейн встала, окинула взглядом коридор и быстро чмокнула меня в губы.

– Я соскучилась, – и, поджав губки, прибавила: – Ты мне так и не позвонил.

– Занят был.

Джейн снова улыбнулась:

– Да, я в курсе. Сестра Дженкинс все рассказала. Говорит, ты больницу спас.

– Осборн помог, без него бы не справился.

– Вот уж от кого не ожидала.

Поболтали о праздниках. Я говорил мало и очень сдержанно. Раз или два Джейн бросала на меня вопросительные взгляды и спрашивала:

– Что-то не так?

Я только пожимал плечами и отвечал, что устал, – всю неделю почти не спал и работал без передышки. Услышав на лестнице позвякивание ключей, мы одновременно отошли друг от друга.

– Приду завтра. – Глаза Джейн горели от нетерпения.

– Да. Хорошо.

Когда вошла сестра Дженкинс, мы шагали в разные стороны.

Той ночью я лежал в кровати, курил и думал. Мимолетная встреча с Джейн напомнила, какие чувства я к ней испытываю. Попытался взглянуть на ситуацию трезво. «Ну хорошо, – сказал я себе, – допустим, у Джейн действительно был роман с Мейтлендом. И что тут плохого? Она ведь мне даже не изменила. Я и раньше знал, что у Джейн до меня были мужчины». Мне всегда нравилось, что Джейн презирает традиционную закостенелую мораль, устаревшие представления о «порядочных девушках», навязываемые поколением наших родителей. Именно поэтому встречаться с ней было так интересно. А иначе наши упоительные свидания были бы попросту невозможны. На ограниченную ханжу я бы даже не посмотрел. Восхищаться девушкой за передовые взгляды и презирать ее за них же – верх лицемерия. Почему бы просто не записать Мейтленда в разряд «бывших» и не успокоиться? Я ведь не ревную Джейн к другим, безликим и безымянным мужчинам из ее прошлого.