Комната страха

Эта женщина привыкла сдерживать свои порывы, едва ли не с самого детства. «А это… Позвольте, бескомпромиссность, как же глубоко вы спрятали свои принципы, Сеньора!»

Средний нажим, удачное сочетание чрезмерной чувствительности легкого нажима и материалистичности сильного. Амбиверт – более предсказуем, чем экстраверт и интроверт. Маленькая поправка на перпендикулярные штрихи в буквах, они сделаны с несколько более легким нажимом, чем горизонтальные, – сильная воля.

Просто железная – подтверждают еще и наклон, прямолинейность твердого почерка и ровные связанные концы букв. «Да-да, я уже поняла, Сеньора, спасибо», – Ева не хотела раздражать ее без необходимости. Но от слишком уж навязчивых признаков приходилось отмахиваться, особенно если они не приводили в свое подтверждение еще несколько показателей.

«Например, мстительность. Никак не верю. Доведение дел до самого конца – да. Последовательность – безусловно (сплошная связность написания букв). Упрямство, возможно (закрученные в себя штрихи, крючки и в начале слов, и в конце). Но не жестокость. Уравновешенность – буквы сплетены, крючки всегда одинаковы, и ровные строки сюда же, – Ева вспомнила Лару. Не совсем ясно, к чему, но отворачиваться от сравнений не стала: – Ну-ка посмотрим…

Лара, милая и строгая. Очевидны параллели в характерах этих двух героинь. Твердость убеждений. Цепкость ума. Старая Сеньора, правда, гораздо более талантливый человек, но, с другой стороны, со временем все мельчает. Кто знает, не была бы Старая Сеньора, блистательная аристократка, владелица огромного поместья, интеллектуалка, в наше запутанное время «маленького человека» обычным провизором городской аптеки, обожаемой дочерью и племянницей, сумасшедшей и по совместительству несостоявшейся убийцей своей собственной сестры?

Какие убеждения, что за обстоятельства могли толкнуть вас обеих на преступление? И не просто на преступление, но на убийство. Причем и в том и в другом случае убийство связано с родственниками, это вне всяких сомнений. Самооборона и месть. Мстила Лара. Даже известно за кого, но почему? А вот в случае со Старой Сеньорой – обратная ситуация. Известно почему – самозащита, а кому именно, предстоит выяснить».

Ева эти выяснения отложила на потом. Ее любимое выражение – «потом». Когда? С этим она боролась. Но пока безуспешно. В данный момент, потерпев решительное поражение в сей праведной битве, она твердо вознамерилась познакомиться с городком, столь гостеприимно приютившим ее.

Повинуясь душевному порыву, Ева захватила с собой украденные дневники Лары, когда совсем уже выбегала из номера. Ругая себя за опрометчивость, но возлагая большие надежды на рассеянность и (что там говорить) лень, она полагала, что вряд ли станет читать, вместо того чтобы гулять по средневековым улочкам, мощенным необработанным булыжником, среди маленьких кафе и частных мастерских.

Глава 5 Заброшенная усадьба

Городок оказался действительно совсем небольшим. Хотя и с церковью, ратушей, лавками-мастерскими. Поскорее выбравшись из холодных каменных ущелий узких средневековых улочек, Ева вышла на проселочную дорогу. Вела она в луга и обработанные поля.

Идиллическая картина, представшая глазам Евы, отдавала золотым веком. Не хватало пастушек и свинопасов, танцующих менуэт. Зато имелись в изобилии кучерявые облачка, бодро бегущие по эмалевому небу, а под ними нежные козочки и сытые коровки.

Свернув на тропинку, путешественница углубилась в прохладу леса. Ей вспомнилась другая прогулка, в таком далеком, но весьма похожем лесу. Только здесь лето уже вошло в полную силу. Цвет зелени уже не был таким юным и свежим, слегка запылился и вылинял. Как и небо, которое утратило свою злую весеннюю синь, став спокойным и добродушно-бледным. Но гулять было чрезвычайно приятно, ноги сами несли Еву, напевавшую венский вальс и размахивавшую при этом плетеной сумкой, в которой скучали совершенно забытые дневники Лары.

Внезапно деревья галантно расступились, и на открытой площадке, буйно поросшей разнотравьем, показался дом. Строение настолько гармонировало с окружающим его лесом, что Ева ему даже не удивилась. Это был заброшенный дом, трехсотлетней постройки, двухэтажный. Красная нормандская крыша, высокая, с рядом мансардных окон, имела местами обвалившуюся черепицу. По некогда желтому фасаду двумя рядами выстроились пыльные окна с битыми стеклами. Мансардные окна были забиты досками.

Помедлив в нерешительности несколько минут, Ева осторожно ступила на запущенный газон за границы лесной тени и направилась к дому. Вблизи он оказался просто развалиной. Целые материки штукатурки обвалились так, что обнажилась не только драная плетенка, но и каменные стены. Встав на носочки, она попыталась заглянуть внутрь. За пыльными стеклами с плотной вуалью паутины ничего невозможно было разглядеть.

Постояв перед домом, Ева уже было решила вернуться на лесную тропинку. Но после краткой и отчаянной борьбы любопытство одержало сокрушительную победу над осторожностью, и она двинулась вокруг в надежде найти более удобный вход, чем оконный проем, лишенный стекол. Улыбка фасада была щербатой, как оскал попрошайки, – многие стекла отсутствовали.

Путешествие ее было недолгим. Сразу же за углом открывалась стена, весь первый этаж которой состоял из французских окон-дверей с некогда белыми решетками деревянных переплетов. Вторая дверь от угла была гостеприимно распахнута, и последние сомнения растворились как дым. Ева вошла в дом, переступив неопределенного происхождения доску на пороге. Полутьма мягко обняла ее со всех сторон. И хотя снаружи день уже утратил свою яркость, подумывая клониться к закату, Еве все же пришлось переждать несколько секунд, привыкая к темноте замкнутого помещения.

Наконец, из тьмы постепенно стали проявляться предметы, населяющие комнату. Гостиная – судя по обстановке. Покрытые чехлами диваны. Маленькие столики, некоторые из них даже стояли, а не, позорно сдавшись, валялись в беспорядке, как большинство из поломанных стульев. С голых стен свисали отставшие обои. На потолке оставалась лепнина, обозначавшая место пребывания люстры, но сейчас пустой крюк укоризненно отмечал центр венка из гипсовых листьев и фруктов.

Из-за скудного освещения все было представлено в черно-белой палитре. К тому же все поверхности были густо припудрены пылью и мелким сором. Оставляя следы на пыльном полу, Ева прошла сквозь гостиную к двери и, повернув медную ручку, открыла дверь в следующее помещение.

Она попала в первый зал перед входом. Над входной дверью – полукруг фонарного окна. Здесь уже было больше предметов – корзины, коробки, сложенные штабелями доски, предназначенные для заколачивания оконных и дверных проемов. Старая, сломанная мебель сносилась сюда, видимо, со всего дома. Несколько деревянных лестниц, сундуков и ящиков загромождали почти все свободное пространство.

Не найдя здесь ничего интересного, Ева поднялась по лестнице на второй этаж. Здесь уже было больше свидетельств о прежних владельцах. Сначала шел каминный зал, с кушеткой и креслами, полукругом сгрудившимися перед небольшим камином. Над ним висело зеркало в золоченой барочной раме.

Каминная полка была завалена щебнем вперемешку со статуэтками и маленькими шкатулками. На окнах сохранились тяжелые бархатные шторы с пышными кистями. Правда, мебель и шторы уже давно выцвели, и все предметы приобрели однородный непонятно-серый оттенок.

На полу лежал ковер, густо заросший богатым слоем пушистой пыли. Шелковая обойная ткань печальными лохмотьями свисала со стен, за которые все еще цеплялись картины в богатых рамах или целые семейства фотографий, жавшихся друг к другу в страхе перед стиравшей все изображения серостью.

Разглядеть картины и фотографии было невозможно, не только из-за плохого освещения, но также из-за пыли и плесени, за долгие годы спрессованной сыростью в плотную корку, лежавшую поверх сюжета.

Оглядевшись наскоро (все же она считала себя незваным гостем, без разрешения хозяев вторгшимся в частные владения), Ева пошла дальше. Обогнув кадки с давно погибшими растениями и слегка поразмышляв над выбором – остаться на втором этаже или подниматься, – она ступила на винтовую лестницу, увлекавшую наверх.