Комплекс Мадонны

— Доктор Фрер, — говорил Сэндфорд, — вы сказали нам, что в тот вечер ужинали вместе со своей женой, обвиняемым и мисс Хикман.

— Да.

— Кто предложил устроить этот ужин?

— Мистер Франклин. Мы были его гостями.

— Вы впервые ужинали все вместе?

— Да. Впервые.

— Теперь — в котором часу вы вернулись домой?

— Приблизительно в одиннадцать пятнадцать.

— И через какое время после того, как вы вошли в квартиру, вы заметили Гранта?

— Буквально сразу же. Он лежал в прихожей в нескольких футах от двери.

— Вы узнали его?

— Не в первые пять минут. Я был настолько потрясен, обнаружив мертвого человека, что его личность…

— Где находилась в это время ваша жена?

— Прямо за мной. Я отпер дверь, и она зашла следом.

— Она что-нибудь делала?

— Да. Кричала.

— Что произошло дальше?

— Ну, Грант лежал ничком, я не узнал его и перевернул, пощупал пульс и послушал сердце, но скоро понял, что он уже некоторое время был мертв.

— Как вы пришли к такому выводу?

— Ну, хотя я и не патологоанатом, у меня все же есть медицинское образование. Руки и ноги уже застыли, и я решил, что началось омертвление тканей.

— Что вы сделали дальше?

— Я зашел в свой кабинет и позвонил в полицию.

— Вы не заметили в комнате ничего необычного?

— Заметил: мою картотеку вскрыли, а ящики письменного стола были разбросаны по полу.

— Вид комнаты не навел вас на какое-нибудь заключение?

— Я решил, что меня ограбили, но не мог понять, что надеялся найти вор. В моем кабинете нет ничего ценного, кроме моих архивов и записей.

— У вас не появилось подозрение в отношении мистера Франклина?

— Нет, никогда.

Подойдя к небольшому столику, Сэндфорд достал что-то, чего Барбара не смогла разглядеть.

— Прошу вас опознать вещественные улики номер пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать и двадцать. Пожалуйста, посмотрите на них и скажите, что это такое.

— Это магнитофонные записи, которые я делал во время сеансов с мисс Хикман, а это — записи, сделанные моей рукой, касающиеся ее и нескольких других моих пациентов.

— Как вы узнали, что это именно те записи, доктор, а не какие-то другие?

— Ваша честь, обвинение и защита согласились с тем, что это именно они, — сказал Алекс. — Мы признаем их как вещественные доказательства и просим, чтобы их не прослушивали на открытых заседаниях, так как это может повредить больным доктора Фрера.

— Если вы захотите прослушать их в отдельном помещении, мы обеспечим вас оборудованием.

— Раз вы и защитник согласны, это необязательно. Пожалуйста, продолжайте, мистер Сэндфорд.

— Когда вы зашли в кабинет, вы поняли, что произошло ограбление?

— Да, понял. Я позвонил в полицию, затем отправился в гостиную, где сидела моя жена.

— К этому времени вы уже знали, кто был покойный?

— Нет, но моя жена сказала: «Это Грант, портье», а я ответил: «Боже мой, ты права».

— Что вы сказали прибывшей полиции?

— В точности то же самое, что и вам.

— Вы в тот момент уже знали, что было похищено и пропало ли вообще что-нибудь?

— На это понадобился день. Мы с женой перебрали архив и методом исключения выяснили, что исчезли все магнитофонные записи, относящиеся к Барбаре, а также записи четверых других больных.

— Затем некоторое время спустя вам позвонила Барбара Хикман и сказала о местонахождении этих архивов?

— Да, это так. Она позвонила из ООН, сказав, что мистер Франклин признался, что они у него, а теперь он потерял самоконтроль и гоняется за ней по всему зданию, а она боится, что он предпримет что-то насильственное.

— Что вы сделали?

— Я позвонил сержанту Келли, и он сказал, что отправится домой к мистеру Франклину и все обследует.

— Почему вы решили, что архивы и записи там?

— Мистер Франклин сказал Барбаре, что слушал их всю ночь.

— Благодарю вас, доктор Фрер.

Алекс встал и, подойдя к столу присяжных, заговорил, стоя спиной к Фреру.

— Доктор Фрер, как мисс Хикман стала вашей пациенткой?

После минутного замешательства Фрер попросил уточнить вопрос.

— Она что, просто подошла к вам на улице и сказала: «Доктор, не могли бы вы мне помочь?» или что-то в этом духе?

— Разумеется, нет.

— Тогда, значит, она пришла по чьей-то рекомендации?

— Да, по рекомендации мистера Франклина.

— Как оплачивался курс лечения мисс Хикман?

— Не понимаю.

— Она что, приносила наличные и расплачивалась за каждый прием?

— Нет, я посылал ежемесячный счет.

— Мисс Хикман?

— Нет, мистеру Франклину. Он его оплачивал.

— Прошу вас взглянуть на эти счета и зачитать проставленные суммы.

— Дайте посмотреть. Вот апрель шестьдесят седьмого. Тридцать сеансов… одна тысяча пятьдесят долларов.

— Если я не ошибаюсь, это значит тридцать пять долларов в час. Вы собирались принимать мисс Хикман с такой регулярностью каждый месяц?

— В ее случае это было необходимо.

— В течение какого периода: нескольких недель, месяцев, лет?

— Что касается ее, я бы сказал, нескольких лет.

— Вы не поможете нам своими соображениями по поводу того, сколько лет, по-вашему, требовалось на лечение мисс Хикман?

— По меньшей мере три года, максимум — шесть.

— Значит, за три года ее счета составили бы общую сумму приблизительно в сорок тысяч долларов, а за шесть лет — восемьдесят тысяч долларов. Приблизительно так?

— Невозможно сказать, сколько получилось бы.

— Но вы только что сказали суду, что требовался трех-шестилетний курс лечения. И у меня нет причин подвергать сомнению ваше заключение.

— Ну, значит, это действительно должно было быть столько, сколько вы сказали. Я никогда не задумывался над расчетами.

— Выплатить такую сумму за этот срок — довольно непросто, так, доктор?

— Это зависит от ваших доходов.

— Давайте хорошенько порассуждаем, доктор. Если кто-то зарабатывает тридцать тысяч долларов в год, тринадцать тысяч уходят вам за лечение, семь — на налоги, остается не так уж много.