Комсомолец
Шрифт:
Бывшая пленница никак не реагировала на мои слова — будто и не слышала их. Вздрагивала.
— Нужно, чтобы их нашли, — говорил я. — И чтобы этот человек понёс наказание за свои преступления. Ты согласна со мной? Передай мои слова милиции. Обязательно! Слышишь меня?
Женщина отвернулась.
— Не надо, — пробормотала она. — Пожалуйста, не надо…
Куталась в грязное покрывало, смотрела на Жидкова. И не реагировала на мои новые попытки привлечь её внимание. Лишь тихо шептала всё те же фразы. По моему лбу одна за другой скатывались капли пота, футболка подмышками и на спине давно стали влажными. Я в сердцах махнул рукой. Очередной, казалось
— Да что ты будешь делать… — выдохнул я. — Всё нужно делать самому!
Подумал: «Придётся копать».
Глава 15
Я окинул комнатушку погреба прощальным взглядом. Не собирался сюда возвращаться. Прикинул: всё ли сделал, чтобы произвести нужное впечатление на тех, кто явятся сюда после моего звонка. Убедился, что бывшая пленница Каннибала не останется незамеченной. Хотя её укутанная покрывалом фигура слегка сливалась с фоном из груды мешков. Но всё же решил, что не увидеть её не получится. Уж очень приметно блестели при тусклом искусственном освещении спутанные волосы. Да и голые женские коленки смотрелись со стороны лестницы ярким белым пятном.
Подумал, что Рихард Жидков вряд ли захочет спрятаться за стеллажами, откажется от помощи медиков. Хотя… подобная возможность всё же была. Зареченский каннибал мог и попытаться освободиться своими силами. Что ему стоило притаиться за стеллажами? Он мог дождаться, пока уйдут медики. И после этого избавиться от пут. Вывих ключицы — не смертельная рана. Подобную неприятность Жидков мог и перетерпеть. А если всё же освободится… то в суете, что должна была возникнуть во дворе его дома, мог и улизнуть. Вероятность такого исхода я посчитал ничтожной… но всё же не нулевой.
Я обнулил её ударом обуха топора по спутанным лодыжкам Каннибала. Треск костей заверил меня, что в ближайшие дни Рихард Жидков не сможет совершать пешие прогулки. Хозяин дома скорчился от боли — шарф заглушил его крик и хрипы. От звуков его голоса бывшая пленница взвизгнула. Прижала к ушам ладони. «А вот теперь это уже причинение тяжких телесных повреждений, — подумал я. — Сегодняшний день по количеству нарушений законодательства уже почти переплюнул достижения моей прошлой жизни — это если не считать экономические преступления».
— Даша.
Я занёс ногу на ступеньку. Но вдруг застыл. Обернулся.
Встретился взглядом с бывшей пленницей.
По щекам женщины скользили слёзы — блестели, точно утренняя роса на траве.
— Что? — переспросил я.
— Меня зовут Даша, — сказала женщина.
Смотрел на её едва шевельнувшиеся губы, пытался понять: действительно ли женщина со мной заговорила, или же у меня начались галлюцинации — выдавал желаемое за действительное.
— Я им расскажу.
— Что расскажешь?
— О трупах в огороде, — сказала бывшая пленница. — И… о нём.
Она кивнула на Жидкова (тот бился в судорогах на полу, рычал и поскуливал). Смахнула с лица влагу. Слёзы одна за другой скатывались по её щекам, падали на покрывало. Глаза женщины больше не казались стекляшками — смотрели на меня внимательно, настороженно, устало.
— Хорошо, — сказал я. — Сейчас вызову скорую помощь. Жди.
Лопата мне всё же пригодилась. Я подпёр ею дверь. Чтобы приехавшим на вызов медикам
не пришлось рыскать по двору в поисках погреба.— Алло! Скорая?! Дядя Рихард упал в погреб! Он сильно расшибся! Он сломал ногу… и что-то ещё. Я не могу его вытащить! Помогите! Поскорее! Пишите адрес: улица Александра Ульянова, дом тридцать восемь. Поспешите! Ему очень больно! Я оставил калитку открытой! Приезжайте!
Я протёр телефонную трубку платком — на всякий случай. Отошёл от таксофона, остановился в тени каштана, огляделся по сторонам. По проспекту Гагарина сновали машины. Мне всё ещё непривычно было видеть разом такое количество советских ретроавтомобилей. Да и полупустая проезжая часть без малейшего намёка на пробки выглядела необычно. Взглянул на огромный плакат, что красовался на стене дома: рабочие и колхозники работали «во благо страны». Прочёл: «Слава труду!». Вспомнил, что именно на этом месте в девяностых видел рекламу американских сигарет.
Снял будёновку, спрятал её за пазуху: поленился открывать чемодан. Подвернул рукава на футболке, чтобы скрыть дыру на локте. Проследил за тем, как из автобуса торопливо выбирались люди — им на смену в салон ринулись те, что ждали этот рейс, стоя на остановке. Советские граждане пыхтели, бурчали. Но я не услышал со стороны распахнутых дверей ни единого бранного слова. Должно быть, никому не хотелось ругаться в это солнечное воскресное утро. Увидел, что сразу несколько мужчин ринулись к ларьку «Союзпечать» — выстроились в очередь, шаря по карманам в поисках монет.
Решил присоединиться к ним: чтобы меньше светить лицом в ожидании приезда скорой. Всё же занятый чтением газеты человек привлечёт меньше внимания, нежели неизвестно что высматривавший незнакомец. Моя очередь подошла быстро. Продавщица в ларьке отпускала товар со скоростью опытного работника кафе быстрого обслуживания. Мне было всё равно, что покупать. На моём выборе сказались предпочтения стоявшего передо мной мужчины — тот приобрёл еженедельник «Футбол-Хоккей». Вспомнились слова Пашки Могильного о том, как сложно застать в ларьках эту газету. Потому я и сделал выбор в её пользу — вручил продавщице новенький пятак.
Старался не привлекать к себе внимание спешкой. Свернул газету в трубку, прогулялся до остановки, где сидела худая хмурая женщина — продавала семечки. Потратил пять копеек на стакан ещё тёплых жареных семян подсолнечника (они приятно согревали через ткань кармана ногу). Неторопливо зашагал по уже проторенному маршруту: к улице Александра Ульянова. Не собирался идти к дому Каннибала. Рассчитывал, что там разберутся и без меня. Но был обязан убедиться в том, что диспетчер скорой помощи не проигнорировала мой вызов. И что Даша «настучала» на Рихарда Жидкова.
Я прошёл мимо дома Пимочкиных — туда, где заранее заприметил под ветвями абрикоса чуть покосившуюся лавку. Спрятал за стволом дерева чемодан, смахнул с деревянного сидения пыль и чешуйки сухой зелёной краски. Уселся, стараясь не выпускать из виду калитку в заборе дома номер тридцать восемь. Взглянул на большое фото незнакомого футболиста в коротких белых трусах, полосатой футболке и гетрах. Пролистал газету, просматривая фотографии и заголовки. Прислушивался, не едет ли скорая: та не спешила, хотя больница, насколько я помнил, находилась неподалёку.