Комсомолец

Заглянул в каморку вахтеров, уловил там излишне резкий запах духов, аромат свежезаваренного чая и запашок выпечки (беляшей?). Мой желудок жалобным урчанием напомнил о том, что мы с ним еще не ужинали. Я сглотнул слюну, бегло осмотрел тесную дежурку. Отметил, что в комнате царил идеальный порядок: каждая вещь лежала на своем месте – не валялась, а именно лежала (стопка журналов «Огонек» на столе, стакан с карандашами, ни единой крошки на столешнице).

Пробежался взглядом по окну без решеток, но с пышными цветами на подоконнике.

«Герань, или пеларгония?» – промелькнул в голове вопрос.

Слышал названия этих цветов от бывшей жены – та мечтала украсить наш дом цветущими растениями, но так этого и не сделала. Сам же в комнатных растениях я плохо разбирался (в прошлой жизни не находил времени ухаживать за ними, предоставлял эту честь подружкам и секретарям), разве что был способен отличить фиалки от кактусов.

Вахтерша заметила мой интерес к растениям.

– Любишь цветы? – спросила она.

– Всегда хотел выращивать их. У себя дома.

– Какие твои годы, Усик, – сказала вахтерша. – Парень ты с виду толковый. Будут у тебя и дом, и цветы на подоконниках.

– Очень на это надеюсь, – сказал я.

И тут же исполнил обязательную программу (назвал вахтершу по имени-отчеству, отметил, как великолепно она сегодня выглядела – как и всегда; восхитился запахом духов женщины). Поинтересовался, как поживают дети вахтерши: нравится ли ее сыну ходить в школу, не болит ли горло у дочери – та простыла на прошлой неделе (переела мороженого). В общем, заработал несколько гирек на правильную чашу весов, о которых упоминал Пашка Могильный.

– Ох, и сладкоголосый же ты парень, Усик! – заявила женщина (румянца на ее щеках прибавилось). – Поешь, как тот соловей. А слова как ловко подбираешь! Я хоть и знала, что врешь, но все равно заслушалась. Развесила уши, будто наивная девица. Молодец. Хоть и не красавец (да какой толк от этих красавцев?), но умеешь ты задурить девкам голову! То-то они за тобой бегают.

– Скажете тоже…

Я изобразил смущение.

– Отродясь девчонки за мной не бегали.

– Ой, врешь, Усик! По глазам вижу, что врешь.

Женщина усмехнулась, покачала головой.

– Я чего позвала-то тебя, скромный ты наш? – сказала она. – Гостинец тут тебе принесли.

Вахтерша, не вставая со стула, дотянулась до полки на стене. Взяла оттуда бумажный пакет, на котором проступили темные жирные пятна. Протянула его мне.

– Что это? – спросил я.

– Пирожки, – сказала вахтерша. – С ливером. По четыре копейки за штуку. У меня такие рядом с домом продаются. Вкусные!

Женщина закатила глаза – изобразила восторг.

– Мне?

Я сунул в пакет нос, от запаха выпечки закружилась голова. Рот вновь наполнился слюной. Почудилось, что еще минута, и я свалюсь от голодного обморока.

– Тебе, тебе, – сказала вахтерша. – На целый рупь девка накупила, не пожадничала.

– Какая… девка?

Я с трудом отвел от пирожков взгляд.

– Черненькая такая, остроносая. Я и имя ее записала. Погодь…

Женщина открыла ящик стола, вынула оттуда толстую тетрадь большого формата. Зашуршала страницами. Отыскала нужную запись, ткнула в нее пальцем.

– Вот, – сказала она, подняла на меня глаза. – Светлана Пимочкина. Знаешь такую?

– Пимочкина? Светка?

Я покачал головой.

– Хорошая девчонка на вид, – сказала вахтерша. – Расстроилась, что не застала тебя. Веселая, говорливая. Симпатичная.

Женщина сурово нахмурила брови.

– Не обижай ее, Усик!

Я сумел сохранить серьезное выражение на лице – не усмехнулся.

– И не собирался!

Прижал руку к сердцу и к значку.

– Я вообще с ней ничего не собирался делать, – заверил я. – Честное комсомольское! И не собираюсь.

Морщинки на лбу женщины разгладились.

– Ну… то тебе решать, дело молодое, – сказала вахтерша. – Но девка справная. Мне понравилась. Жалко будет, если обидишь. Уши тебе откручу! Так и знай.

Я все же улыбнулся.

– Ничего не будет. Обещаю. Пожалею свои уши.

– Это правильно.

Вахтерша постучала по столешнице.

Я предложил поделиться с женщиной пирожками. Та поначалу отказывалась. Хотя и посматривала на пакет с интересом. Я настоял: заявил, что не смогу съесть все пирожки в одиночку, а соседи по комнате явятся только завтра к вечеру.

– Столько я точно не осилю. Двадцать пять штук! Я же не проглот и не чемпион по поеданию пирожков! Пропадут ведь до завтра без холодильника. Жалко.

Женщина выбросила белый флаг – выложил на тарелку пять продолговатых, похожих по форме на сосиску в тесте, пирожков.

– Спасибо.

– Это не мне – Светке.

– Ей тоже скажу. Ведь придет еще?

Я не ответил, лишь вздохнул.

– Ступай уже, герой-любовник, – сказала вахтерша. – Да! Что там с химчисткой? Успел? Приняли твое пальто? Смотрю: вернулся ты без чемодана.

Я остановился у порога. Старался не прижимать к груди пакет с пирожками, чтобы не испачкаться. Мысленно уже пил чай и заталкивал в рот аппетитно пахнувшую выпечку.

«Спасибо тебе, Света Пимочкина, – думал я. – Ты – настоящая комсомолка и боевой товарищ».

За своевременно доставленные пирожки я сейчас был готов простить комсоргу даже ее регулярное занудство. Вот уж верно говорят: путь к сердцу мужчины лежит через желудок… до тех пор, пока мужчина голоден.

– Приняли, – сказал я. – Велели приехать за пальто завтра, рано утром. Заверили, что будут ждать меня – с нетерпением.

– Завтра? В воскресенье?

Пожал плечами.

– Неудобно было спорить, – сказал я. – Деньги же с меня за работу не возьмут. Так что, сами понимаете: утром – так утром. Придется мне потревожить вас на рассвете.

Подумал: «Зря не посмотрел расписание автобусов. Неплохо было бы явиться к Каннибалу затемно. Темнота – друг маньяков, молодежи и мстителей-комсомольцев».

– Чего уж там, – сказала вахтерша, махнула рукой. – Тревожь.

Глава 12