Кому на Руси сидеть хорошо? Как устроены тюрьмы в современной России
Шрифт:
Время тогда было тяжелое и для заключенных, и для сотрудников (питались все из одного котла), и в принципе для страны. Зарплату задерживали, периодически не было отопления и света (уроки я делала при свече). Денег даже на еду не хватало. Ели мы с мамой обычно вымоченную соленую рыбу. Хотя иногда и ее не было… Я прожила так год, потом меня мама отправила в Томск к тете, где я отучилась половину шестого класса, а потом мы переехали уже в Екатеринбург.
Вера Гавриловна и та самая кошка-путешественница (фото из семейного архива)
В камчатской колонии привязалась к Вере Гавриловне кошка Катя. Пока Лещенко жила на зоне, та все время была около нее. Но Лещенко получила разнарядку в Екатеринбург, пришла пора расставаться.
Екатеринбург. Улица Репина, 4. СИЗО № 1
Летом 2022 года я проверила это учреждение в качестве члена СПЧ. Проблемы в «Екатеринбургском централе» всё те же, что и везде: не во всех камерах ремонт, есть перелимит (люди спали на полу). На территории СИЗО семь корпусов, в которых содержатся разные категории заключенных. В одном из них «первоходы», в другом — рецидивисты, в третьем — больные и т. д. Проходя по корпусам, я представляла, как вот так же здесь шла Вера Лещенко.
У СИЗО № 1 страшное прошлое. В советские годы здесь исполняли смертные приговоры. Происходило это, как рассказывают ветераны, в подвалах под помещениями, где сейчас располагаются комнаты свиданий. Так вот, в руки Веры Гавриловны, когда она стала начальником органалитического отдела СИЗО, попали «расстрельные карточки». Видимо, ее это потрясло, и, возможно, именно тогда к ней впервые пришла мысль о монастыре.
— Заключенных стала очень жалеть, — воспоминает один из бывших сотрудников СИЗО. — Иногда, как говорила, ловила себя на мысли, что тюрьма — это и есть монастырь, только адский. Задача у тюрьмы и монастыря одна (научиться любить, к Богу прийти), а способы разные.
— Я пришла работать психологом в СИЗО в ноябре 2000-го и сразу обратила на нее внимание, — говорит Елена Прусакова (Чернышова). — Такую женщину было невозможно не запомнить, она сильно отличалась от всех сотрудников своей неординарностью — внешней яркостью, эмоциональным реагированием и нестандартной речью. Молитвенные тексты знала наизусть и цитировала в определенных ситуациях. А когда соединяла это с тюремной лексикой, получалось непередаваемо ярко. Так случилось, что я разбирала конфликт между сотрудниками с ее участием. И я была поражена, насколько она правильная, справедливая и честная. С тех пор мы подружились, и я была свидетелем, как она спасала людей. Думаю, она помогала тысячам. В тот период в СИЗО стал приходить священник. И вот мы с ним и с Верой Гавриловой могли общаться часами. А она с тех пор стала дружить с епархией, что и позволило ей потом перейти туда на работу.
Но еще до того, как бросить тюрьму, Вера Гавриловна стала преподавать. Рассказывают, как женщина в форме неожиданно появилась перед завкафедрой университета и объявила: «Майор Лещенко в ваше распоряжение прибыла». Ничего не понимающий ученый был ошеломлен, но тут же принял решение взять ее на полставки преподавателем (такой бриллиант упускать было нельзя). Так она и совмещала работу в СИЗО с преподаванием в вузе.
Вера Гавриловна Лещенко. У необычной тюремщицы была яркая внешность (фото из семейного архива)
— Я был студентом, когда познакомился с ней, — рассказывает проректор УрГЮУ (Уральского государственного юридического университета имени В. Ф. Яковлева) криминолог Данил Сергеев. — В первый раз встретил ее в магазине около своего дома. Необычная женщина в форме говорила по телефону что-то про спецконтингент. Я был заворожен ее речью. И она тоже это заметила, посмеялась. А потом я увидел ее в университете. Она пришла к нам на занятия. И она меня узнала, взяла надо мной шефство, подкармливала (пирожки приносила). Я тогда уже писал научные работы по тюремной тематике, потому много с ней общался. На ее лекциях по предметам «Уголовно-исполнительное право» и «Криминология» был аншлаг. Студенты разных курсов приходили посмотреть и послушать. Каждый раз это было такое выступление, которое невозможно повторить. Группу студентов она называла «отряд» (как в колонии), старшего курса — «бригадиром», аудиторию — «камерой». Когда считала присутствующих, говорила про «проверку личного состава», когда спрашивала про время: «Сколько до конца срока?» Опаздывающим говорила, чтобы поскорее свою
«шконку» заняли. Студенты не обижались. Наоборот, разбирали ее речь на цитаты.Был эпизод, когда она пришла на лекцию с осужденным (не помню, приковала ли его наручниками, но точно крепко держала). Он сбежал, она его на улице увидела, задержала, а поскольку опаздывала на лекцию, то доставила прямо в вуз. «Куда мне его девать было?» Могу лишь догадываться об ее стиле работы в тюрьме, поскольку знаю, как она вела себя на гражданке. Расскажу вам показательную историю. Как-то у меня заболела бабушка, а в больницу устроить ее не получалось. Вера Гавриловна узнала и скомандовала: «Собрались, этапируемся!» Я пытался возразить: «Направления нет, не примут». — «Примут!» Приехали. Она зашла в кабинет к начмеду и через несколько минут вышла с ним под руку. Шепнула мне: «Завербовала. Я умею». Пошли мы с ней и бабушкой в приемную, где непосредственно укладывали в больницу. Там огромная очередь из ветеранов афганской и чеченской войны, кто-то начал возмущаться. И тут Вера Гавриловна громовым голосом: «Я сказала — отбой! Я сказала — сейчас зайдет вот эта бабушка!» И наступила гробовая тишина.
Точно так же она решала все вопросы в тюрьме, если была уверена, что за ней — правда. За это ее заключенные и любили.
Комментарий одного из авторов Уголовного кодекса, профессора Анатолия Наумова:
— Более всего поражал ее удивительно волевой характер. Некоторые «понятия», по которым жили ее подчиненные (их «философия»), вполне зримо проглядывали в ее повседневной жизни. Например, известное жизненное кредо «не верь, не бойся, не проси». В пору наших встреч она занималась подготовкой своей кандидатской диссертации на кафедре уголовного права и по совместительству выполняла обязанности юрисконсульта местной епархии РПЦ. Но идеология и своеобразная правда тюремной жизни как кодекс поведения осужденных и, главное, тюремной администрации оставались для нее руководством в повседневной, уже иной, жизни. Для своей диссертации (мне пришлось выступать на защите в качестве официального оппонента) Вера Гавриловна провела большое социологическое исследование о значении использования религиозных постулатов осужденными, отбывавшими наказание в виде лишения свободы. Так вот, на меня произвело большое впечатление, что, по ее подсчетам, основные обращения к Богу у таких верующих были связаны с их просьбами (опрашивались как женщины, так и мужчины) сугубо личного характера. Не скрою, что меня это очень и очень отрезвило, в особенности отдаленность этих просьб от канонически евангельских. То есть независимо от нравственной встроенности ее, так сказать, горних представлений, она достаточно умеренно, без обычных преувеличений оценивала их значение для исправления осужденных.
А в целом в моей памяти она осталась оптимистом-правдолюбом, способным всегда простить ближнего, напоминая, что редко кто сам без греха и в силу этого не вправе брать на себя роль судьи.
Из СИЗО Вера Гавриловна уволилась в 2003 году. Окончательно перешла работать юристом в Екатеринбургскую епархию при митрополите Викентии. Что интересно, здание епархии через дом от СИЗО.
Лещенко шутила: переехала с «Репина, 4» на «Репина, 6». И на этой новой гражданской должности ей приходилось принимать участие в серьезных чиновничьих совещаниях.
— Если она видела, что там «о чем-то не о том», могла присутствующих поставить на место, начиная «по фене ботать», — рассказывает Данил Сергеев. — К мужчинам при этом обращалась «уважаемый», к женщинам — «очей очарование». Однажды ее спросили: откуда она? И Вера Гавриловна ответила: «Так-то я с тюрьмы взята, а сейчас владыке помогаю». Они, похоже, подумали, что она сидела, и на всякий случай побаивались. Может быть, в том числе это помогало ей без лишних бюрократических проволочек оформлять документы на земли и помещения для епархии.
По просьбе патриарха она выступала адвокатом одного известного человека. Он был начальником таможни и благодетелем церкви. Рассказывала мне потом: «Я пришла в СИЗО "Лефортово". Впервые оказалась с другой стороны. Это очень сильно отрезвляет. Быть с другой стороны — настолько унизительно и дико». Как-то она по благословению митрополита защищала директора НИИ в Москве. Она понимала, что его посадят. И вот в коридоре суда она его поучала, как себя вести (он все старательно записывал на листок): «Заедешь на хату, увидишь, кто старший, спроси у него, какие у вас порядки». Ну и дальше все по пунктам. Так вот пока она все это говорила, возле них в суде толпа собралась, все слушали, открыв рты.