Кому светит Большая Медведица

– Странно, ты имеешь к родному папе столько претензий, но именно он оказывает на тебя самое большое влияние, - попытался я встать в оппозицию.

– То, чего он достиг, что сделал для заповедника, достойно восхищения и уважения. Я признаю это. Может, он и плохой отец, но потомки вспомнят не об этом.

– Тогда, может, стоит почаще прислушиваться и к другим его словам? Например, по поводу Ярослава.

Стеша вздрогнула.

– Нет, нет! – поспешно сказала она. – Наши интересы лежат в разных сферах жизни, но я люблю его. Мне даже представить страшно, что я могу расстаться с ним! Каждый раз при встрече я испытываю ужасный стыд, что в какой-то степени обманываю его. Мне кажется, он будет разочарован, если узнает о моём увлечении зоологией. Ведь он считает нас идеальной парой – как в любви, так и в танце!

– Какая уж тут идеальная любовь, если один из партнёров скрывает от другого правду, - пробормотал я.

– Я жду, когда всё уладится само собой, - вдруг призналась Стеша, - впереди шоу, и я должна выступить в нём – Ярослав на меня надеется. Я не могу подвести его. А там – лето… Всё будет замечательно.

Я не стал разубеждать её в этой приятной, убаюкивающей, коварной иллюзии. Как я знал из опыта жизни своей и чужих, ничего никогда само собой не улаживалось. По крайней мере, в человеческих отношениях. Всё нужно строить, и если фундамент непрочный, придётся возводить здание заново, а уйти на это может целая жизнь, и не только своя. Но пусть пока Стеша об этом не знает. На носу у неё выпускные экзамены, а потом, я уверен, она будет излагать совершенно другие мысли: о любви, дружбе – и жизненном выборе.

Глава 69.

«Кириллов»

Аника любила провожать поезда. Её дед жил неподалёку от станции, мимо которой, тяжело громыхая, часто проходили товарные составы; словно ласточки, пролетали электрички; с сонным перестуком колёс ползли пассажирские поезда. Там, где стоял дом деда, они сбавляли скорость, и Анике нравилось состязаться с этими железными змеями в беге. Пегий конь Ветерок чутко улавливал настроение хозяйки, поэтому почти всегда они первыми приходили к лесистому пригорку, с которого поезда уже стремительно уходили вниз – и там провожали соперника долгим взглядом. Анике частенько доставалось от деда за то, что она приводила Ветерка в мыле: внучка обещала больше не делать этого – и редко сдерживала своё слово. Весенняя степь с запахом самых разнообразных трав и креозота пьянила девушку, кружила голову, и она переставала замечать, что Ветерок уже не бежит рысцой, и они снова несутся вдоль железнодорожного полотна. Эти дни были самыми сладкими в её жизни в домике станционного смотрителя. Провожая состав за составом, она видела в окошке каждого вагона себя, возвращающуюся к Тимуру. Ей будет, чем поделиться с ним.

Весёлый экспресс вдруг вынырнул из тоннеля и поспешил по рельсам дальше, в город. Аника позволила Ветерку перейти на галоп, и через несколько секунд они нагнали стайку зелёных вагонов. Степь и небо слились в одно целое, седло под собой перестало ощущаться. Орёл, паривший высоко в воздухе, и несколько человек в вагоне, неспящих в это прохладное и свежее утро, могли наблюдать, как по кромке леса несётся на взмыленном коне лихая всадница.

Кириллов, отдохнувший в отпуске, и всё же казавшийся усталым, был одним из тех людей. На соседней полке купе спала жена, но ему не хотелось будить её. Ему не хотелось её видеть и слышать. Даже спящей она, казалось, говорила ему, что их брак уже никогда не будет идеальным. «Интересно, - устремив взгляд в степь, - думал Кириллов, - почему в русском языке слово «брак» имеет два значения?.. Да, видимо, не тому учили нас в школе». Он завидовал девушке на коне, завидовал её лёгкости и стремительности полёта, отвергавшего нудные, ни к чему не ведущие рассуждения. Когда его глаза останавливались на ней, он вдруг начинал ощущать, что сердце бьётся в унисон с копытами коня, и кровь быстрее бежит по жилам, прогоняя сон и усталость. Жаль, что всадница стала отставать, едва поезд взобрался на пригорок. Передние ноги Ветерка неожиданно выбросили столб камней, и в следующее мгновение Кириллов увидел, как конь припал к земле, увлекая за собой девушку. Густое разнотравье на некоторое время скрыло их от глаз.

Кириллов прильнул к окну – конь поднялся почти сразу, но уже без своего седока. С каждой секундой запыленное окно отдаляло видение одинокого животного, словно ждущего кого-то. Над степью разлилась тревога.

Не задумываясь, Кириллов бросился к стоп-крану; рванувшись, как в агонии, состав замер и проснулся. Внутри него, после некоторого замешательства, всё разом зашевелилось, забеспокоилось, завозмущалось. Кириллов не видел всего этого – держа свою аптечку на перевес, он бежал к пригороку, думая только о том, жива ли девушка и может ли он её спасти.

Аника была без сознания. Кириллов осторожно прощупал ей шею и с облегчением вздохнул – перелома не было. При дальнейшем беглом осмотре он не обнаружил ничего, кроме нескольких ссадин, но на затылке ему внезапно открылась совсем не безобидная рана, из которой хлестала кровь. Она образовала на земле лужицу; Кириллов несколькими профессиональными движениями остановил кровотечение и наложил на рану повязку. С этого момента всё зависело от того, как быстро доставят девушку в больницу.

Он оглянулся и увидел, что к нему спешат люди в железнодорожной форме. Не став ничего им объяснять, он приказал доставить носилки и сам положил на них девушку. На первой же станции их ждала «скорая», и Кириллов сел в неё, даже не разбудив жену и, честно говоря, не подумав о ней вообще. Взгляд его был устремлён на девушку – он мысленно проводил операцию. То, что её будет делать он, Кириллов не сомневался.

Аника не знала того, что её безжизненная рука находилась в его широкой и тёплой ладони, и когда ей промывали рану, и когда поднимали в палату. И когда она уже лежала на кровати, Кириллов не мог отпустить её пальцы, казавшиеся ему такими тонкими и хрупкими. Лишь она пришла в себя, он поймал на себе её взгляд, не то настороженный, не то растерянный. Предупреждая вопрос о том, что случилось, он сказал мягко:

– Ты неслась на коне мимо поезда, в котором я возвращался в Петербург. Твой скакун споткнулся, видимо, и вы оба упали. Поднялся только конь. Как человек и как врач я не мог допустить, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Рана оказалась глубокой, - в глазах девушки мелькнуло беспокойство, и Кириллов поспешил добавить, - но теперь всё хорошо, осложнений нет и, я думаю, через пару дней ты вернёшься домой. Где ты живёшь? Мы должны сообщить твоим близким, что с тобой всё в порядке.

Аника молча смотрела на него, в глазах её появилось страдальческое выражение.

– Что случилось? – осторожно спросил Кириллов.

– Где мой дом? – глубоко вздохнув, переспросила она, и голос её дрогнул. – Я не знаю, - прошло минуты три, прежде чем она снова заговорила, - я чувствую, что он есть – ведь у каждого человека есть дом – но в моей голове такой хаос, я не могу вот так сразу ответить, вспомнить…

– Ты можешь сказать, как тебя зовут?

– Конечно. Аника. Аника Виноградова, - уверенно ответил девушка, - что со мной происходит?

– Частичная потеря памяти, следствие травмы. Тебе нужно хорошо отдохнуть, и, главное, не переживать за своё состояние. Твой мозг расслабится и вернёт информацию, накопленную тобой за всю жизнь, - полушутя ответил Кириллов, обрадованный и успокоенный словами девушки. – Ты великолепно держишься в седле, Аника, но впредь будь осторожней, доверяя коню свою жизнь.

– Вы невысокого мнения об этих замечательных животных? – огорчилась Аника. – Вам когда-нибудь приходилось иметь с ними дело?

Глядя на грузную фигуру Кириллова, можно было подумать, что вопрос задан с ироничным подтекстом, но в голосе и во всём облике Аники чувствовалась такая простота и бескорыстие, что Кириллов устыдился своей сиюминутной неприязни к этой девушке. Он улыбнулся, открывая путь к своему сердцу:

– Если только в юности…

– А разве Вы старый? – спросила она, пытливо изучая его лицо. – Как Вас зовут?

– Владимир Владимирович.

– Если есть имя и отчество, значит, уже старый, - разочарованно протянула Аника.

Кириллов сделал строгое лицо и поднялся.

– Тебе нежелательно сейчас много разговаривать, - соответствующим тоном произнёс он, - медсестра сделает укол, а потом ты должна поспать.

У двери он оглянулся, но Аника не смотрела в его сторону. Жаль, он всего лишь хотел ободряюще улыбнуться.

Как только дверь за ним закрылась, Аника села на кровати и погладила свою руку, ту, на которой только что покоилась его ладонь. «Какой он замечательный, - подумала она, с нежностью исследуя свои пальцы, - и разве же он старый, хоть и Владимир Владимирович? Возможно ли, что мы с ним виделись и раньше – иначе откуда у меня это тяжёлое ощущение того, будто что-то дорогое было в моей жизни прежде?»