Конь и всадник (пути и судьбы)
Шрифт:
Удила, не считая самых ранних, из сыромятных ремней и сухожилий, не дошедших до нас, изготовлялись из металла. Разнообразие во внешнем оформлении псалий вызывалось, как правило, не функциональным их назначением, а желанием сделать уздечку нарядной, обезопасить коня и всадника от врагов, вводя в ее украшение магические элементы и амулеты-обереги. Различные конструкции удил следует изучать исходя из типов, применяемых в тех или иных случаях: для лошадей в разной степени выезженных, молодых или старых, плохо или хорошо «жующих удила», «балующих языком». Следовательно, все удила могут быть рассмотрены с точки зрения их большей или меньшей строгости. Удила, вернее, грызло (та их часть, которая лежит на беззубом крае челюсти и языке), как правило, состоят не из прямого или изогнутого стержня (что типично для мундштука), а
Последнее объяснил очень образно еще Ксенофонт в своем руководстве начинающему всаднику, и с тех пор его наставление переходит из книги в книгу: «Когда конь схватит твердое... он держит целое, как копье, — где ни возьмешь, поднимешь целое» [168, 175]. Ведь если конь захватит зубами удила, всадник или возничий моментально потеряет управление; «закусившая удила» лошадь может нестись куда угодно и будет представлять большую опасность для своей армии, чем для противника. Вот потому-то удила должны быть гибкими, чтобы конь пытался, но не мог закусить их.
В археологической литературе часто удила неправильно называются мундштуком. Поэтому следует подчеркнуть отличие в конструкции и применении удил и мундштука. Мундштук, как правило, используется не самостоятельно, а в сочетании с уздечкой, когда всадник управляет конем с помощью двух поводьев. Применяя удила, всадник прилагает усилия к углам рта коня, так как повод прикрепляется к кольцу удил и давление распределяется по горизонтали. Мундштук, состоящий из одночастного грызла, неподвижно соединенного с боковыми стержнями (имеющими форму буквы Н), где кольцо для удил расположено не в центре, а в нижней части, действует на коня строже и сложнее, так как сила натяжения повода распространяется и по направлению повода и в то же время тянет голову вниз, заставляя коня сильнее гнуть шею в затылке, быть «в сборе». Мундштук появляется довольно поздно, так же как и пелам, совмещающий в себе конструкцию уздечки с мундштуком: грызло у него двухчастное, как у трензельных удил, а приложение силы повода находится в нижней части, как у мундштука, и заставляет коня держать голову ниже.
Кроме того, в снаряжении верхового и колесничного коня уже в глубокой древности использовались мартингалы различных типов. Их цель состояла в том, чтобы не давать коню вскидывать голову и освободить руки всадника для стрельбы из лука или метания дротика.
Повод был ременным, иногда плетеным; прикреплялся он к кольцу удил, проходящему сквозь центральное отверстие псалиев или надевавшемуся на них.
Где впервые был одомашнен конь?
Он ученым ездоком
Не воспитан в холе.
Он с буранами знаком,
Вырос в чистом поле.
Как за честь оказаться родиной Гомера спорили малоазийские города, так и за то, чтобы считаться родиной коня, спорят различные страны и различные исследователи — специалисты по древней истории и археологии, палеонтологи и зоологи. Если говорить о Старом Свете, то родиной коня считают Ближней Восток, Северную Африку и европейские степи [159]. Необходимо отметить, что по костям палеозоологам, как правило, для ранних этапов не удается определить, с одомашненной лошадью или дикой мы имеем дело. Часто они говорят уклончиво: «могущая быть одомашненной, если не одомашненная». Возможно, именно так должна быть определена лошадь на Ближнем Востоке (Северный Ирак), датируемая VII тысячелетием до н. э. [223]. Вспомним также находки костей диких лошадей в палестинских палеолитических пещерах.
В Средней Азии на раннеземледельческом поселении первой половины IV тысячелетия до н. э. Кара-депе найден фрагмент керамики с изображением тонконогой, стройной лошадки, похожей на ахалтекинского скакуна с маленькой породистой головкой, хорошо посаженной на красиво изогнутой шее [129, 11З]. Возможно, это одно из наиболее ранних изображений быстроаллюрных лошадей. Более определенные данные мы имеем по Эламу для III тысячелетия до н. э., где при раскопках в слоях между Сузами I и II наряду с костями
домашней лошади найдено гравированное изображение то ли коня, то ли мула. Что же касается времени одомашнения лошади в Африке, то специфический способ ее заездки свидетельствует в пользу самостоятельности этого пути, правда не оказавшего влияния на смежные территории.В. О. Витт справедливо считает, что В. Риджуэй не прав [226, 245], выводя лошадей Египта и даже Ближнего Востока из Ливии (кстати, в этом случае конем должны были управлять с помощью палочки и ошейника, давящего на дыхательное горло). Та же переоценка роли египетских лошадей для древнего коневодства наблюдается и у С. Маркмана [216]. В то же время не следует отрицать и той большой роли, которую играли ливийские и нумидийские кони для греческого коневодства начиная с VII в. до н. э.
Важно подчеркнуть, что на Ближнем Востоке письменные источники и памятники искусства отмечают появление лошадей, запряженных в боевые колесницы, в первой половине II тысячелетия до н. э., что подавляющим большинством ученых ставится во вполне определенную связь с проникновением индоевропейцев.
Как же обстояло дело с одомашнением лошади на прародине индоевропейцев, куда, по последним данным, включены евразийские степи?
На десятках памятников Восточной Европы периода неолита постоянно встречаются кости лошадей, причем соотношение кобыл и жеребцов, молодых и старых коней свидетельствует в пользу того, что здесь мы имеем дело с уже одомашненными животными. Правда, в большинстве поселений дотрипольского времени кости лошадей составляли от 1 до 5-7%. Тем интереснее оказались раскопки ряда поселений среднестоговской культуры скотоводов, занимавших лесостепные и степные пространства Украины с середины IV тысячелетия до н. э. Несколько поселений этой культуры были раскопаны, в частности Дереивка, находящаяся на правом берегу Днепра к югу от Кременчуга. Здесь жили самые ранние коневоды, известные археологам в наши дни. Поселение, согласно работам Д. Я. Телегина [138, 159], представляло собой небольшой двор, который, очевидно, мог использоваться как загон для скота. По его краям располагались жилые и хозяйственные сооружения. 83% костей относилось к домашним животным, 74% — к лошадям (принадлежали 52 особям). Особый интерес представляет культовое захоронение черепа жеребца рядом с останками двух собак, найденное в восточной части поселения у очага [36].
Следовательно, уже к концу IV тысячелетия до н. э. или рубежу III тысячелетия до н. э. относится первый документированный факт существования культа коня у племен, населяющих нашу территорию. Оказалась приподнята завеса над идеологическими представлениями древнего населения. На основании костных материалов одного коня палеозоологи смогли реконструировать экстерьер животного [34, 63], найдя ему место в длинном ряду предшествующих и последующих форм [33, 15]. Прежде всего вызывает удивление большой рост жеребца — 144 см. Даже по современным понятиям он приближается к стандартам казахских жеребцов, а ведь и скифо-сарматское время в степях преобладали кони ростом 120-130 см в холке, а в лесах с конца I тысячелетия до н. э. до I тысячелетия н. э. — всего лишь 110-130 см [152; 154; 155; 158].
Поэтому В. И. Бибикова характеризует реконструированного жеребца как крупного верхового коня, похожего на тех, что мы знаем по Пазырыкским курганам [147; 149]. Он несколько более толстоногий, чем кони степей эпохи поздней бронзы, более крупный, чем тарпаны и лошади Пржевальского (по ряду особенностей скелета близок к тарпанам, но отличается от них чертами, типичными для одомашненных лошадей) [33, 113-116].
Вся серия костей из Дереивки принадлежит не менее чем 52 особям. Кроме того, в других поселениях найдены кости 17 особей, что позволяет получить достаточный материал для их сравнения по средним промерам.
Среди костей диких лошадей более раннего времени В. И. Бибиковой найдена форма Equus caballus Missii из Поволжья, которая скорее всего представляет собой предка домашней лошади из Дереивки. Следовательно, на этой территории был как исходный материал — дикие лошади, — так и все необходимые условия для их одомашнения. Причем среднестоговская культура хотя и стоит особняком, но имеет одновременные с ней памятники днепродонецкой культуры, где удельный вес лошадей в стаде достигал 20% — цифра также весьма значительная.