Конь Огненный

– А что навигатор?

– Связи со спутником нет. Ни координат, ни погоды.

– А как считаешь ты? – тихо, как-то неуверенно поинтересовался Женя.

– В уме, – признался Глеб, – когда сильно большие цифры – в столбик.

– Связи так и нет?

– Нет…

– И что будем делать?

– Хороший вопрос, – усмехнулся Глеб.

Больше всего тянуло развернуться, и рулить назад, на базу. Но болтаться в небе наугад, спрашивая дорогу у встречных уток, было не самой лучшей идеей. Во-первых, мать ее, секретность. Нельзя приземлиться на ближайший пятачок у сельпо и попросить у прохожего мобильник. Не на машине, которой, строго говоря, пока не существует. Во-вторых, экономия… и кризис, туда же его, тем же самым и по тому же месту. Всем хороша Ласточка, но топливо она кушает с ба-а-альшим аппетитом. Расход у нее такой, что впору всерьез задуматься, что лучше – воевать на нем, или продавать потенциальным противникам, чтобы спровоцировать у них энергетический коллапс. В нормальном режиме эксплуатации самое верное – подвести нефтепровод прямо к бакам. А поскольку режим у нас от нормального далек, заправляют как могут – только чтобы положенное полетное время в воздухе продержалась. Полных баков Ласточка с рождения не видела, а сейчас… Глеб взглянул на приборы и убедился в правоте своей догадки: «керосинчику» осталось минут на двадцать полета, а дальше хоть пешком иди.

– Не нравится мне эта картинка внизу, – пробормотал Глеб, – какая-то она неправильная.

– Ясен пень, – подтвердил Женя, – откуда тут лес?

– Да я не о том, – Глеб замялся, подбирая слова, – если принять во внимание, что бой мы приняли над морем, то леса тут, конечно, быть не должно. Но даже если допустить, что он тут очутился… каким-то образом …

– Казанской Богоматери, – съязвил Женя.

– Неправильный лес, – наконец оформил свою мысль Самара, – Дикий. Где просеки? Вырубки? ЛЭП?

– Глеб? – перебил Женя, – скажи, только честно – ты хоть что-нибудь понимаешь?

– Теорему Пифагора – да, – отозвался Самара, – а теорию относительности уже не очень. Что, конкретно, тебя интересует?

– Меня интересует что, конкретно, мы сейчас собираемся делать?

– Странный вопрос, – пожал плечами Самара, – садиться собираемся, что ж еще.

– Сядем, а потом?

– По обстановке.

2. Господа офицеры

«У самовара я и моя Маша,

А за окном совсем уже темно».

– Госпожа Петухова, утро доброе, – пожилой импозантный господин в солидном костюме, с неизменной тросточкой, чуть приподнял котелок, приветствуя даму в бледно-желтом платье.

Та кивнула, подарив ему сердечную улыбку. Пожилой господин проводил даму долгим взглядом – она этого вполне заслуживала, курпулентная была дама, и, помахивая тросточкой, двинулся вдоль по Садовой. У мостика через канал Грибоедова томился в ожидании молодой щеголь с букетом астр. Томился, видимо, уже давно: букет выглядел так, словно им пытались вымести пол в трактире, а перед этим долго несли под мышкой. Ветреная красотка, похоже, пообещала – и не пришла.

Солидный господин остановился у перил и обратил скучающий взгляд на воду, неторопливо бегущую под мостом.

– Не подскажете, который сейчас час? – обратился к нему несчастный кавалер, уставший ждать.

Пожилой господин неторопливо достал из внутреннего кармана дорогой швейцарский брегет на цепочке, откинул крышечку.

– Четверть одиннадцатого, сударь, – вымолвил он, покосился на букет и в сомнении добавил, – похоже, ваша дама забыла о свидании.

– О, нет, – возразил кавалер, – она обязательно придет. Должно, не сумела поймать извозчика…

Эту фазу он произнес как-то странно, словно не отстаивал достоинства свой возлюбленной перед незнакомым пожилым занудой, который влез, куда не просят, а отрабатывал некий обязательный ритуал, который давным-давно навяз у него в зубах. Точно так же как и ожидание на этом мосту, лениво бегущая вода и этот трижды клятый букет.

Пожилой господин в солидном английском костюме смотрел на воду так строго, словно она была проштрафившимся чиновником в его департаменте.

– Вы вызвали меня так срочно, – негромко проговорил он, – означает ли это, сударь, что вы готовы отработать, наконец, вознаграждение, пересланное вам авансом?

– Гельсинфорс, – бросил кавалер.

Господин смерил его недоверчивым взглядом.

– Рискованно, – пояснил он, – приграничная область. Там просто кишат агенты всех мастей.

– Русак сообщил, что они забрались в жуткую глушь. Несколько миль глухого высокого забора, утыканного предупредительными табличками: попытка проникновения карается десятью годами отсидки.

– И на этом заборе гроздьями висят англичане, французы и наши ребята из приграничного округа! – с досадой сказал пожилой.

– Русак сообщил, что пока никого не видел.

– Хорошо, – кивнул господин, – допустим. Жизнь – странная штука, иногда в ней такое случается, что никакой романист не придумает. Может быть и так. А кроме забора Русак что-нибудь видел?

– Слышал, – кавалер понизил голос и невольно оглянулся.

– Прекратите, – поморщился пожилой, – вы ведете себя как шпион в дешевой театральной постановке. Здесь никого нет. Так что ж такого услышал Русак?

– Там работает плавильная печь. Причем, если судить по тому, сколько топлива ей требуется, она работает сутками.

– Плавильная печь? – по-настоящему удивился пожилой господин, – за каким чертом им понадобилась плавильная печь? Я мог бы понять, если бы там взрывали или стреляли – но это?!! Русак не ошибся?

– Не думаю, – покачал головой кавалер, – он был довольно близко.

– Был? А где он сейчас?

– Пришлось срочно удирать.

– Черт! – несолидно выругался его собеседник, – ваша веселая компания хоть что-то может сделать хорошо, чтобы не пришлось потом исправлять?

– Губернатор Нижнего не жаловался, – бросил кавалер.

Пожилой господин сморщился, словно раскусил лимон.

– Помощь нужна? – спросил он, явно через силу, – или сами справитесь?

– Помощь… в чем? – уточнил кавалер.

– В том, чтобы туда вернуться и выяснить подробнее, какие черти там веселятся, и для чего им плавильная печь.

– Э, нет, – решительно мотнул головой кавалер, – уговор был – только отыскать, где эти ребята свили новое гнездо. Мы его выполнили.

– Если вы не ошиблись, и это и в самом деле они.

– Здесь ошибка исключена. Русак хорошо запомнил полковника. Больше мы ни о чем не договаривались. Надеюсь, вы тоже сдержите свое слово, господин Соболев? И нам не придется напоминать вам об уговоре… в нашей манере?

Тот недовольно поджал губы.

– Угрозы излишни, господин Энгельгард. Я – офицер. Пока смертная казнь отложена. В течение месяца будет либо Высочайшее помилование… что сомнительно и крайне нежелательно…

– Нас вполне устроит побег, – пожал плечами кавалер и, бросив надоевший букет в воду, коротко поклонился.

Пожилой господин внимательно наблюдал, как пересекает трамвайные пути и, заслышав колокольчик, ловко прыгает на подножку, и исчезает в сутолоке столицы Павел Энгельгард, профессиональный революционер, убежденный враг престола, заочно приговоренный к десяти годам каторги… и, похоже, только что оказавший неоценимую услугу Российской Империи.